Все-таки его беспокоила вероятность того, что я подниму шум из-за не вполне законных экспериментов.
А мне было все равно. Если я в квесте, то он — часть иллюзии. Если это реальность, то…
То Поганое поле, выходит, иллюзия? Часть моего электрического сна под электродами?
Стоит признать, что Поганое поле намного более фантастично, чем этот унылый скучный мир. Там есть Уроды, Лего и волшба. А здесь — судебные иски и криворукие горе-экспериментаторы.
Я поманил пальцем Димона.
— Пойдем. У тебя крутой электронный ключ, без которого на лифте не подняться.
Но Димон не спешил ко мне подходить.
— Да не ссы. Морду бить не буду. Пока что. Отвезешь меня до хаты.
— В смысле, до дома? До твоей квартиры?
— Да.
***
По дороге мы почти не разговаривали.
Только в самом начале поездки Димон, выруливая с парковки, произнес небольшую эмоциональную речь в собственную защиту:
— Клянусь, Олеська, я не в курсе был, что их тест такое говно! Мне сказали: все полный о’кей и тип-топ. Никаких траблов! И деньжат подзаработает твой кореш. Так что не было у нас уговору тебе мозги поджаривать!.. Могли бы и в суд… Эти парни не любят шум, зелененькими отслюнявили бы извинения, хандред персент, клянусь тебе!.. Эй, слушай, может, тебе врачу показаться?
Я устало отмахнулся, и Димон заткнулся.
Остаток дороги я пытался переварить то, что переварить человеческий ум не в состоянии. Я не верил, что Поганое поле примерещилось. Точно также я не верил, что моя жизнь в Эру Тельца (или эпоху буржуев) — это квест-иллюзия.
Так где же я? В реальном мире или вымышленном?
Я мрачно смотрел через лобовое стекло на оживленную улицу, прохожих, машины, броскую рекламу. Стоял жаркий летний денек.
Шум автомобилей, гудки, человеческие голоса — весь этот звуковой винегрет был до боли знакомым и реалистичным…
Как и пение цикад вечерами в Поганом поле, и свист ветра, и гул электрических движков моего бедного мусоровоза…
Когда мы подъехали к многоквартирному дому, где я снимал “хату”, события Поганого поля начали быстро тускнеть в памяти и уже не представлялись реальными. Это был будто очень подробный и интересный сон.
В квартире все оставалось без изменений. Да и какие изменения могут произойти спустя пару часов моего отсутствия?
Некоторое время я бегал по комнате туда-сюда. Потом улегся на кровать, не переодевшись. Вспоминал Киру, затем Бориса.
В ушах прозвучал его сорванный бас:
“Ты больше никогда не увидишь мою потаскуху-сестру. Никогда!”
Я больше никогда не увижу Киру. И высокотехнологичную Республику Росс. И становище Отщепенцев на берегах бурного Танаиса. Никогда мне не ночевать под звездным небом в центре световой гирлянды, не отбиваться от Уродов и не охотиться на Лего.
Все же действительность — она здесь. Она тусклая, рутинная и скучная до зевоты.
Внезапно стало так плохо, что захотелось выть.
И жрать.
Поесть захотелось, между прочим, невероятно сильно, и я окончательно убедился, что все приключения в Поганом поле мне привиделись за полчаса лежания на кушетке.
Встав, я прошел в тесную кухоньку и заглянул в холодильник. Там одиноко лежали кусок краковской колбасы, сыр и полбатона. Я схватил эту снедь, торопливо порезал ножом (слишком хрупким и тонким после “гришана”) и слопал, запив водой из-под крана.
Я ковырял в зубах, когда запищал мобильный телефон в кармане брюк. Я не сразу догадался, что это за звук. Отвык от телефонов. Неудобная это штука — гораздо лучше иметь нейрочип с допартами связи с искусственным интеллектом…
На телефон пришло сообщение от моего банка: мой счет пополнен на 2000 евро с карты другого банка.
Пономарев!
Хорошая новость.
Настроение после перекуса и пополнения счета улучшилось.
Я снял рубашку и полюбовался на себя в зеркало в прихожей.
Волосы непривычно короткие, и вместо бороды, которую впору заплетать, — щетина. Но торс бугрился мускулами, которых раньше не было. Эй, не накачали ли меня какими-то гормонами, от которых мышцы растут, как от стероидов? Не слышал, чтобы на свете существовали такие стероиды, от который мускулатура становится рельефной за полчаса. Или я и раньше был мускулистым, просто не замечал?
Или попросту забыл?
Зачесалось предплечье. Розовое раздражение никуда не исчезло. Оно смахивало на легкий ожог.
Пока я разглядывал это пятно, в глаз попала пылинка, и я заморгал. На крохотное мгновение почудилось, что я вижу Знак. Но он тут же пропал.
Самовнушение…
После душа я переоделся и пошел шляться по городу без определенной цели. Было немного за полдень. В НИИ мы с Димоном отправились ни свет, ни заря.
Я неторопливо и задумчиво шел по тротуару. Постоянно казалось, что над головой вот-вот пролетит тачка…
В каком-то бутике я купил темные очки с овальными линзами. Подумал: отращу, пожалуй, волосы и бороду. С ними привычнее. Глядишь, и допарты подключатся.
Ноги сами привели меня в один из крупных ТРЦ. Бабки у меня были, можно и в кафешке позаседать, на людей посмотреть да в себя окончательно прийти. Я расположился на втором этаже, за столиком на двоих у перил, за которыми открывался вид на зал первого этажа и широкие автоматические стеклянные двери. Там суетились люди — взрослые, детишки, девчонки…
Внимание привлекла семейка, поднимающаяся по эскалатору. Папа и мама — молодые еще люди — стояли ко мне спиной, а вот сынишка смотрел прямо на меня. Лет четырнадцати, с каштановыми волосами, худенький, с острым носом.
— Витька? — вслух сказал я и привстал.
Пацан приподнял брови. Потом нахмурился. То ли ему не нравилось, как я на него пялюсь, то ли тоже пытался вспомнить что-то. Меня из-за расстояния он не слышал. В конце концов просто отвернулся.
Нет, подумал я, это игры моего разума… Мозг после неудачного теста создает миражи, внушает, что я вижу человека, похожего на того, что снился мне в самом длинном сне в моей жизни.
Витьки никогда не было в природе. Как и Киры. Как и Бориса. Как и фантастических тварей Поганого поля.
Как и самого Поганого поля.
Снова зачесалась рука, и я приподнял предплечье.
Пятно потемнело, приобрело форму ромба. При всем желании его нельзя было назвать проявлением какой-нибудь крапивницы.
Это был Знак Урода.
