— Удачно сходила? — глупо спросил я.
— Ага. Даже очереди не было. Туалет-то, там общий, только кабинки разные. Мужик какой-то кинулся, упал на колено, давай стихи читать. Глупый дурачок…
— А ты чего? — озадачился я.
— Я на поэзию не ведусь. Сказала ему, что дама пришла пописить, а не стихи слушать, чтоб он отвял.
— А он?
— Отвял, — просто сказала Мира, — со мной не забалуешь, когда я не хочу. Слушай, Никитосик… Ничего, что я такая фамильярная? Давай, все же, поговорим серьезно. Вот, смотри: сидишь ты тут, передо мной, парень действительно видный, лицо открытое, приятное, не глупый вроде, не зануда… Почему? С таким счастьем, и на свободе? Не можешь найти себе даму сердца? А может, ты извращенец?
— Ага… — я усмехнулся, — сижу я тут перед тобой, как это у Алешковского, мужик-красюк, усами пошевеливаю. Ну, начнем с того, что я был женат, год с небольшим, недавно разбежались.
— Семейный кораблик разбился о рифы быта? А дети есть?
— Бог миловал! — серьезно ответил я, — а ведь мы хотели… вообще не предохранялись. И ничего. Проверялись — оба в порядке. В общем вот… несовместимость какая-то. Наверно, не любил я ее никогда…
— Бедненький — ласково протянула Мира, — у-ти, лапочка! Испортил девочку и был обязан на ней жениться…
— Вот к чему эта ирония?
— Извини, такая циничная стерва, сегодня тебе попалась в собутыльницы.
— Не наговаривай на себя!
— Я и не наговариваю, я такая и есть.
— Хм… А ты сама-то, была замужем? Такая красивая девушка должна пользоваться повышенным вниманием со стороны… э-э… обеспеченных менов.
— Да вот, что-то засиделась в девках… — сказала Мира с ухмылкой. Она отодвинулась и закинула ногу на ногу, как-то не сразу поправив слишком высоко задравшуюся юбочку. — Один мужик — это скучно. Не могу я, быть чьей-либо собственностью! Живу как хочу, с кем хочу и когда хочу.
— Экий девичий максимализм! — усмехнулся я, — молодость имеет свойство проходить… И что, детей не хочется?
— Как тебе сказать… — Мира щелкнула зажигалкой прикуривая новую сигарету, затянулась.
Как много она курит — отметил я про себя, — а лицо свежее, зубки белые, странно.
— Скажем так, на данном этапе, я не могу себе позволить их иметь.
— Карьера? — осведомился я, с некоторой долей ехидства.
— Пусть так, — кивнула Мира и поправила рассыпавшиеся волосы, — Ну так вернемся к вопросу о сетевых знакомствах? Подходящих кандидаток не встретил пока?
— Таких, чтобы с ними жить захотелось, не встретил, — я пожал плечами. — Знаешь, мне кажется, что с возрастом, человек становится, как бы это сказать… более несгибаемым, закостеневает душой. Трудно ему становится приспосабливаться под другого человека, под чужие привычки, образ жизни. Вот, я, например, привык спать один, так классно! Ложусь, когда хочу, встаю, когда хочу, ворочаюсь во сне, храплю, могу пукнуть, наконец, от души…
Мира засмеялась, прикрыв рот ладошкой и я, глядя на нее тоже заулыбался.
— Так вот, — продолжил, — и меня совершенно не греет, что рядом будет сопеть какая-то тетенька. То есть, встретиться, позаниматься любовью — это всегда пожалуйста. Потом разбежаться по своим койкам и спатеньки порознь.
— Вот, эгоизм мужской, во всей своей красе! — Мира шутливо ткнула меня кулачком в бок, — Спать он один любит… И не волнует его, что женщина мечтает засыпать, прижавшись к любимому и положив голову на его плечо.
Мы помолчали, улыбаясь, каждый своему.
— Так чем же ты все-таки занимаешься? — снова спросила она меня. — Паришь в этих своих научных эмпиреях?
— Ага, парю… — усмехнулся я, — говно жгу.
Мира удивленно хлопнула ресницами.
— Извини, что?
— Что слышала — по-научному, это называется иловые осадки — продукт первичной обработки содержимого канализации.
— Фу! — скривилась девушка.
— Ты спросила, я ответил.
— И зачем же ты их жжешь, эти осадки?
— Ну, куда-то девать их надо. Раньше на полигон вывозили и там сваливали. А они вообще-то токсичные, да и место надо много — представляешь сколько Новосибирск производит в день этого добра. А сейчас борьба за экологию… то се. Вот Институт и предложил технологию глубокого сжигания в кипящем слое. На входе реактора говно, на выходе вода, углекислый газ и тепло. Чистенько, экологичненько! Завод собрались строить, может и построят… а мы пока экспериментируем на лабораторной установке, подбираем режимы, оптимизируем.
Мира хихикнула.
— Честно сказать, удивлена. Мне казалось, что ученые — это такие заумные и занудные типы в белоснежных халатах и шапочках, чего-то там переливают из пробирки в пробирку… профессора с козлиными бородками, ручки сложены на пузе…
— Ха! Может кто-то и переливает из пробирки в пробирку, а мы из чана в чан! И халата белого у меня сроду не было — синие, как у сантехников. А профессора с ручками на пузе не часто к нам заходят.
— И сколько за это счастье платят?
— Кому, как… но в любом случае, сильно не загуляешь, а мне, МНСу без степени, меньше других. Но ты правильно сказала: наука — это не про деньги, а про счастье человечества. И вообще: люби науку в себе, а не себя в науке!
Я сказал это на пределе пафоса, но Мира просекла сарказм.
— А ты забавный парень, Никитосик… и резкий, как газировка… чего ершишься?
— Честно?
— Максимально!
— Я мучаюсь в догадках, зачем красивой девушке Мире сидеть здесь со мной, изящно откинув руку с дымящейся сигаретой в тонких пальчиках, а другой постукивая дорогой зажигалкой по столу. Кажется мне, что вряд ли ее интересуют проблемы науки, а также лично мои, проблемы.
Мира, слушала мою эскападу внимательно, чуть кивая головой, а когда закончил, произнесла:
— Креститься надо, когда кажется… Но, в общем, спасибо за откровенность. Скажи, пожалуйста, я тебе неприятна? Ты хочешь, чтоб я ушла?
Дура, что ли? — хотелось крикнуть мне — как, я могу этого хотеть?
Но я лишь булькнул горлом и помотал головой.
Некоторое время мы молчали. Я молчал взволновано, а она молча курила, время от времени бросая на меня странные взгляды. Совсем стемнело, возле стойки бара зажегся свет. Я потянулся хлебнуть пива и обнаружил, что оно закончилось. Вот и предлог — пойду за добавкой и дам ей возможность ретироваться по-английски, без объяснений и прощаний. Стал поднимать зад со стула, но Мира остановила, положив узкую ладонь на мое запястье.
— Я поделюсь, не побрезгуешь? — сказала она с улыбкой, и перелила мне большую часть пива из своего почти не тронутого бокала.
— А ты, что пива не хочешь больше? — меня это прикосновение пригвоздило к месту.
Побрезговать… Бог ты мой! — думал я, пялясь в низкий вырез ее топика, — да я бы тебя всю облизал, была б такая возможность!
— Куда мне больше? — засмеялась девушка и, поймав направление моего взгляда, поправила топик на плечах, без всякого, впрочем, смущения — Я же маленькая, не то, что ты. Лишку выпью и буду каждые пять минут бегать… Забудешь, как я выгляжу. И вообще, я уже всю задницу на этом стуле отсидела! Да еще мошки задолбали! — она помахала ладошкой перед лицом и посмотрела на часы. Я замер, испугавшись, что она все-таки собирается попрощаться. Неприятно заныло под ложечкой. Неужели финиш? Но Мира сказала:
— Давай, допивай свое пиво, и пойдем лучше прогуляемся.
— Прогуляемся?.. — от волнения, я сделал здоровенный глоток и поперхнулся. Прокашлявшись, с надеждой спросил: — Может, на море сходим?
— На море? Ну-у… — протянула она, с некоторым сомнением и вновь глянула на свои часики.
— Торопишься? — засуетился я, — Как у тебя со временем? Ехать уже пора? Тебе же в город добираться?
— Да нет… — Мира стряхнула с юбки воображаемые крошки, — Собственно… Пуркуа бы не па? Пошли на море. Там, наверное, хорошо сейчас, народу нет и вода теплая.
Она бросила в сумочку сигареты и зажигалку, затем достав зеркальце и тюбик губной помады, стала сосредоточенно подводить свои красивые губки, которые по моему мнению и не размазались нисколько.
