только пожала плечами. — Но они явно веские. Ты хороша в живописи. Я это знаю, твой куратор это знает. Ты это знаешь. Да все знают. Значит, никакой особенной проблемы в пропуске занятий нет.
В этот момент Вероника убедилась в эффективности травок, что упомянула Галя в начале беседы.
Говорить о «пропаже» Стаса на некоторый срок Нике не хотелось. Но если не сказать, то как собеседница поймет это неприятное, как будто склизкое (привет сгусткам мрака с корабля) чувство досады?
— Это между нами, хорошо? — попросила Вероника в этой части разговора. — Даже Лешке знать не стоит.
Леша — уже часть мира Восхождения. Тогда как у его жены упоминания капсулы и всего, что связано с игрой, вызывают лишь гримасу неприятия. С чужим человеком о кураторе — именно в свете наличия ИМПП в его студии — Ника говорить не стала бы. С другим игроком — аналогично.
Чуждая вирту, но практически родная самой Веронике Галина оказалась единственной, кому художница могла в общих чертах рассказать о сегодняшнем.
И вот, по завершению рассказа, Галя принялась сокрушаться об упущенном шансе.
— О чем это ты? — не поняла «наезда» Вероника. — Что за шанс?
— Ну смотри, это же почти канонный расклад: он ранится до крови, — принялась объяснять подруга. — Она немножко суетится, но все же находит аптечку. Неумело обрабатывает рану. Перевязывает… Хотя пластырь лучше смотрится в кадре. Он умиляется ее искренним беспокойством о себе.
Ника тщательно поискала в себе упомянутое беспокойство. Ну, кровь. Капельки. Не ручьем же, чего беспокоиться?
— Мужчины — некоторые из них — особенно те, что постоянно заняты, — продолжила свою мысль Галя. — В глубине души ждут, чтобы о них позаботились. Им нужна не профессиональная медицинская помощь в такой момент, а немного человеческого тепла и заботы. Все они были детьми. Разбивали лбы и коленки. Не шли с ними плакаться к мамочке, но когда она прижигала им ранки йодом или там зеленкой, то дула на ранку — и становилось не больно. Внутри каждого сильного самостоятельного мужчины есть такой мальчик.
— И? — все никак не улавливала ход мысли подруги художница. — Я тоже как-то расшиблась. Мне тоже дули на рану. Я — мальчик?
— Ты бестолочь, — Галка цокнула языком. — Я тебе о заботе говорю. Отклик на тепло, понимаешь? Нередкий прием, кстати, как завязка для романтических отношений. Еще лучше, если ранка на лице. Туда прям очень романтично клеить пластырь.
— Ну извини, по физиономии он себя веником из роз не хлестал, — Вероника представила себе озвученное, хохотнула.
Сработал таймер духового шкафа, хозяйка отвлеклась на неизменно важное — на пищу. Вкусную и здоровую, в чем вскоре они обе убедились. К разговору вернулись уже по насыщению.
— Есть, конечно, вероятность, что он в период отсутствия кувыркался с… как ее? — взгляд Гали стал немного хищным, но почти сразу смягчился. — Элиной? Если она замужем, то это бы многое объяснило. Свалили из города, где-нибудь на фоне горы Маттерхорн в тихом хостеле отрывались без риска попасться. Но это слабая версия.
— Почему? — Ника заинтересованно подалась вперед.
Она даже близко не могла понять, как старшая подруга приходит к подобным выводам. Зато уже думала, а не выпросить ли на пробу тех травок из Тибета? Ей порой тоже пригодилось бы успокоение.
— Зачем бы он звал тебя на живопись с ней? — «выкатила» Галка встречный вопрос. — Утомила так, что без третьего лишнего не готов с ней встречаться? Сравнить вас двоих? Не. Чушь и то, и то. Даже если он с ней спит, это не суть важно.
Хозяйка отвлеклась на заваривание новой порции чая. Затем продолжила.
— Очень может быть, что ты права, — Галя слегка нахмурилась. — И дело связано с вашей безумной игрой.
— Чего это она безумная? — насупилась Вероника.
— Я видела скрины игровых сессий мужа, — непреклонно ответила подруга. — Кое-что симпатично, что-то приемлемо, но многое — безумие чистой воды. Не спорь. У нас разные взгляды, очевидно. Я о другом вообще. Смотри: твой сэнсэй легко узнал тебя на игровой записи. Он тут же понял, что ты в игре. Узнал, какая именно игра. Почему то, что ты там делаешь, необычно, в это он так же вник. Вывод может быть один: он знаком с этим вашим Восхождением изнутри.
Ника заторможено кивнула. В этом, в отличие от пространных рассуждений о ранках, зеленке и тепле, имелась логика.
— Есть что-то опасное в вашей игре? — внезапно спросила хозяйка.
«Две недели назад пропал казначей Парусов с Черепом», — всплыли в памяти гостьи слова Мирославы. — «Три дня назад нашли тело казначея. Со следами множественных ранений, иначе говоря — пыток».
«Гале нельзя волноваться», — внутренний голос звучал убедительно.
— Не думаю, — взгляд Ники заскользил по кухонным шкафчикам, как бы выискивая, где подруга хранит свои умиротворяющие травки. — Это всего лишь игра.
— Поведение твоего куратора обретает смысл, если он хочет уберечь тебя от некой опасности, — высказала свою догадку Галина. — Как раз в духе мужчины, который привык все взваливать на свои плечи. И тащить, пока, как старый ослик, копыта не откинет.
— Хм, — студентка озадачилась.
— И такому не помешала бы забота! — снова разговор повернул не в то русло.
Вероника резко вспомнила о некормленой птице в запертой комнате. Вот кому забота реально нужна!
Засобиралась, попросила чмокнуть в щечку Леську, передать привет — без поцелуев — Лешке. Самой Гале пожелала здоровья, и побольше, побольше, чтобы хватило на двоих и еще осталось.
И ретировалась. Сбежала, попросту говоря.
И всю дорогу до дома обдумывала Галкины слова и выводы. Как будто пересыпала зернышки из миски в миску. В процессе высматривая хорошие зерна и подпорченные. Получалась…
Ерунда получалась.
Ничего лучше, чем оставить ситуацию, как есть, Ника так и не придумала. Оставить в подвешенном виде. Пусть они (и Стас, и разговор этот, связанный с капсулой) дозреют, что те фрукты.
Мы ведь ждем, пока яблоко или слива вызреет, не обдираем и не жрем кислятину? Если речь, конечно, не о соседском сливовом дереве, нам не восемь, и мы не в деревне у бабушки…
К сожалению, бабушек-дедушек Вероники давно не было рядом. Бабулечка со стороны матери продержалась дольше всех. Но те соседские сливы в летние
