— Юнкер, — позвал Кузьмин.
Виктор схватил сумку за ручку, и коротким броском оказался рядом с командиром.
— Держи винтовку. Бой точный. Пристреляна на сто метров под яблочко.
— Есть, — передавая унтеру свой автомат и сумку, ответил он.
Тут же расстегнул клапан, извлек два двойных подсумка. Один с восьмью запасными обоймами, второй с четырьмя запасными десятизарядными магазинами. Расстегнул ремень и просунул его в петли подсумков. Вообще-то они носятся не с одного боку. Ну да, сейчас некогда распределять все по своим местам. Так все удобней, чем держать в сумке.
Укоротил плечевой ремень последней, и забросил ее на спину, на манер рюкзака. Получилось коротковато и немного стесняет движения, но переделывать некогда. Зато не будет болтаться и бить по спине. Как ни крути, а в ней все еще есть под десять кило веса.
При этом ощутил боль в левом предплечье, отчего зашипел рассерженным котом. Глянул, что там. Рукава комбинезона и гимнастерки словно взрезаны остро отточенным ножом. Промокли кровью, не сказать что сильно, но все же. Кровотечение вроде как и есть, но так, не обильное. Отделался легкой царапиной. Вот и ладно.
Последний штрих, рассовал по боковым карманам комбинезона дымовые и осколочные гранаты. Не забыв предварительно навинтить запалы…
Вечер не предвещал беды. Мало того, этот день оказался удачным. Изобретение съемника принесло ему очередное очко надбавок, и теперь его Харизма возросла до одной целых сорока пяти сотых. Да и опыт Сути рос как на дрожжах. Эдакими темпами глядишь еще и до конца стажировки упрется в потолок и вновь начнет копить избыток. Впрочем, даже если ничего не изобретет, все равно достигнет возможного максимума. Выхода у него другого нет. Ему жизненно необходим избыточный, читай, свободный, опыт. А значит здравствуй стрельбище и тупо стрелять, стрелять и стрелять.
И тут перед самым рассветом тревога. Причем не учебная, а самая что ни на есть боевая. Батальон снялся с места перекрыв все нормативы с лихвой. Что ни говори, а гоняли их и в хвост и в гриву. Ну и такой момент, что находясь в летних лагерях, экипажи предпочитали готовить машины загодя, прекрасно отдавая себе отчет, что все оставленное на потом ударит по ним же не когда-нибудь, а уже завтра. Ну и плюс чуть не ежедневные стрельбы. Так что боекомплекты полные.
Тыловики провозились гораздо дольше. И хотя выдвинулись вслед штабу и ротам вписавшись в установленные нормативы, отстали от них изрядно.
Комбат сходу задал высокий темп торопясь выполнить приказ командования. Ну и на помощь пограничникам и своевременно подтянутому к границе полку пехоты, принявшим на себя первый удар самураев. Переход всего-то в две сотни километров, но из походной колонны то и дело начали вываливаться одна машина за другой. Все те же проблемы с ходовой. Не был исключением и танк разведвзвода.
За последнее время экипажи уже поднаторели исправлять подобные поломки, а зная о болячках своих машин мех-воды неизменно имели какой-никакой запас запчастей. Только на ремонт требовалось время.
Батальон вышел в район сосредоточения потеряв на марше семь машин. Туда же подтягивались части метопехоты на грузовиках. На месте их встретил начальник пограничной комендатуры, описавший общую обстановку. Впереди шел бой. Мотоциклистов разведчиков отправили разведать обстановку на левом фланге, наиболее вероятного направления удара японцев. О чем свидетельствовали как донесения пограничников, так и результаты авиаразведки.
Но для очистки совести решили обследовать и правый фланг, куда отправили экипаж опытного унтера Кузьмина. Н-да. Для очистки совести. Так, на всякий случай. Ведь авиаразведка не обнаружила тут перемещений противника. И пограничники не замечали никакой активности. А ведь у них на той стороне налажена агентурная работа. А тут такое!..
— Готовы? — поинтересовался Кузьмин.
— Так точно, — чуть не в один голос ответили Виктор и Владимир.
— За мной.
Дымзавеса уже рассеялась. Но их «троечка» к этому времени уже вовсю пылала, черный жирный дым низко стелился над землей, прижимаемый ветром. Вот под его прикрытием и экономы дымовые гранаты они и поспешили к излому, из-за которого еще недавно выскочили на своей машине.
Побежали низко пригибаясь к земле. Ползать попросту некогда. Огонь вскоре доберется до боеукладки, а тогда уж рванет, так рванет. Там ведь одних только ракет двенадцать штук. На секундочку восемнадцать кило тротила. А ведь есть еще и фугасные снаряды, плюс два десятка осколочных гранат. Словом, мало точно не покажется. И находиться вблизи от этой пылающей пороховой бочки, глупость несусветная.
Японцы их все же заметили и открыли огонь. Пули засвистели вокруг в таком количестве, что будь стрелки все поголовно косорукими и то, какая-нибудь из них должна была бы попасть в цель. Так что, самое благоразумное что они могли сделать, это залечь. Так себе мера, учитывая то, что они находятся на склоне, а до японцев едва ли больше двухсот метров.
И тут рванула боеукладка их «тройки». Машину буквально разворотило. Башня подлетела высоко вверх и несколько раз кувыркнувшись в полете, воткнулась в землю пушечным стволом. Экипаж едва успел растянуться на земле, пропуская над собой взрывную волну. Вокруг них упало несколько обломков брони. Слава Богу ни в кого не попав.
— Бегом! — едва отгремел взрыв, скомандовал Кузьмин.
Нестеров оттолкнулся от земли и рванул с низкого старта как на стометровке. Противник не стрелял. Похоже впечатлились произошедшим. И есть отчего. Виктора явно контузило в правое ухо, потому что он им ничего не слышал. Но какие это мелочи в сравнении с возможностью добежать до укрытия не подвергаясь обстрелу.
Впрочем, бездействие японцев продлилось недолго и вскоре вновь загрохотали выстрелы и троица вновь растянулась на земле. Экономить дымовые гранаты никакого смысла. Поэтому Виктор рванул из кармана одну из них, прикинул направление ветра и бросил ее влево. Вскоре завеса скрыла их от взора противника.
Только это вовсе не значит, что обстрел прекратился. Правда теперь стрельба велась не прицельно, а по фронту. Это увеличивало шансы на спасение, но не вовсе не гарантировало безопасность. На спине брякнул металл, сумка больно толкнула Виктора в плечо, а самого обдало холодным потом. Чуть ниже, и попало бы в него, а не в короб с лентой.
— Твою мать. Ну Колька, вернись только их отпуска, уши оборву, — в сердцах выдал Володя, когда наконец оказался на противоположном склоне.
— Ты сначала выберись отсюда. Готовь пулемет. Юнкер, в сторону метра на четыре и готовься выбивать их командиров.
— Мне в короб с лентой попали, счел нужным сообщить он.
— Учтем. Но сейчас не до того. Пошевеливаемся парни.
Управились они вовремя. Не меньше взвода японцев как раз бежали к их позиции. Что-то уж совсем рьяно. Не иначе как серьезно обиделись. Понять их можно. В бою с всего лишь одним танком потерять восемь машин. А вот принять то, что самураев отличает крайняя жестокость, уже не получается. Так что, с пленом лучше все же не рисковать.
Кстати, по-настоящему безвозвратной потерей можно считать только одну сгоревшую машину. Еще одной разбили двигатель, остальные вернуть в строй не составит большого труда. Там, по сути, выбило только экипаж. Который наверняка возродится и продолжит службу. Это в ДВР разменявший возрождение в мирное время имеет право вернуться на гражданку не дослужив положенный срок. В Японии порядок прохождения серьезно отличается. Настоящий самурай должен посвятить всю жизнь без остатка службе императору.
Володя наконец пристроил свой пулемет, и открыл огонь, тут же подстрелив минимум пятерых. А там и Кузьмин присоединился поливая злыми короткими очередями. Расстояние до выдвинувшегося к ним взвода не больше двухсот метров, так что для автомата вполне приемлемо. Только сразу прижать взвод не получилось. Росточком-то японцы может и не удались, зато храбрости и безрассудства в них хватит и на великанов.
От убитых и раненых товарищами, Виктору ничего не перепало. Опыт рассчитывается на весь экипаж, если они находятся в радиусе десяти метров от машины. Стоит отойти дальше или танк превращается в хлам не подлежащий восстановлению, так сразу каждый сам за себя. Как и происходит в пехоте.
