только как показывает практика, чтобы воспользоваться этим преимуществом, необходимо иметь специфические навыки фехтования, и прочие умения, дубина же при этом предъявляет к своему владельцу куда более толерантные требования.
Удар дубины я попытался отклонить рубящим взмахом, целясь ближе к основанию, надеясь её сломать. Удар отклонить удалось, только вот дубина осталась вполне себе в строю,, при этом распоров мне рукав шипами. Пользуясь тем что моё оружие легче дубины, я успеваю взмахнуть ещё раз, но противник умудряется отклониться, и мы оба остаёмся с распоротыми рукавами, только у него начинает проступать кровь. Не став более пытаться работать саблей, я уклоняюсь от выпада дубиной и просто сбиваю его с ног, пользуясь неустойчивой позицией, и замечаю что второй противник уже снял с ног бола и направляется ко мне, но если бы на этом было бы всё, то я бы ещё подумал как бороться с двоими, только вот… неугомонный Бакен вдруг поднялся на ноги, болезненно морщась, распахнул полу своей куртки, ощупав помятые, судя по всему, металлические пластины на груди и животе. Вот и верь после этого тем кто говорит стрелять по корпусу, а не в голову, дабы не промазать… Что ж, мне всё ясно – план Б.
Развернувшись, я бросился вслед за Каем, фигурка которой маячила в метрах ста впереди.
- Догнать гадину! – донеся до меня вопль неугомонного Бакена.
Если вы думаете, что преодолевая этот помойный марафон я любовался фигуркой Кая, то зря – я искал взглядом место где можно вновь организовать оборону, а также Еврипида. Вряд ли он может чем-то серьёзно помочь, но хотя бы отвлечь на себя одного из гопников, и то хлеб, вот только результаты поисков были неутешительными – как назло вокруг никаких серьёзных объектов не наблюдалось. Через десяток секунд беготни к этому прибавилось и то, что ноги мои стали проваливаться в мусор, и я начал отчётливо ощущать движение пластов под ногами – то самое нестабильное место, как его назвала Кай. Скорость моя упала, и когда я сделал первый шаг по более менее устойчивой поверхности, тройка преследователей была от меня в десятке шагов.
«Вот и всё, добегались…» успел подумать я, после чего мусорная твердь рывком ушла у меня из под ног, а сам я мгновенно оглох. Всё погасло…
Десятник выпустил струю дыма в вентиляционное отверстие, наблюдая как продукты тления табака просачиваются сквозь щели решётки, ощущая как по жилам растекается привычное, но столь долгожданное сейчас, успокоение. Струны нервной системы понемногу ослабляли натяжение, и мысли начинали струится спокойным потоком абстрактного мышления, не сосредоточенного, казалось, на конкретном предмете, но при этом нередко именно в таком состоянии Десятник находил ответы на давно мучащие вопросы, получал решение запутанных проблем. От того и любил он такое состояние, хотя и редко его удавалось поймать, особенно в последнее время… но сейчас был именно такой момент.
Генерал уехал. Уехал отчитываться перед вышестоящими кураторами, если они были, конечно, эти вышестоящие… Отчитываться о бардаке, о успехах, а по сути успешном бардаке. Он уехал, а Десятник смог перевести дух, и заняться куда более продуктивном делом – размышлением.
Странный то человек, генерал: толстым он был не только физически, но и морально. Входя в помещение, он не просто его полностью собой заполнял, он, кажется, заполнял собой всё здание, стоило ему в нём появиться. По всюду начиналась какая-то беготня, люди напрягались, постоянно держали его в фокусе, быть может сами того не сознавая, а от того сбивались со своего собственного рабочего ритма. «Батя в здании, блин», - усмехнулся Десятник, делая очередную затяжку.
Вероятно Генерал привык так себя чувствовать на своих проверках боеспособности и бдительности вверенных ему родиной военных частей, вот и здесь распространял свою ауру направо и налево. Теперь, после его отъезда, это ощущалось особенно ясно.
Генералу, наверное, сейчас хорошо: едет по открытому и залитому солнцу, или какая сейчас там погода, пространству, любуется бесконечным небом, дышат полной грудью. Да что там наверно, не наверно, а наверняка – даже если ранее Семчев был законченным агрофобом, то сейчас он неизбежно улыбается ласковым лучам. Так происходит с каждым, кто провёл здесь неделю к ряду, а то и больше, это знали все сотрудники проекта. А вот они, те кто остались, уже поди бледные все как поганки, просто привыкли к друг другу и не замечают – настоящие коридорные крысы. Зеркал, правда, здесь нигде не было, чтобы убедиться, и может это к лучшему – зачем смотреть на бледную рожу с красными от недосыпа глазами и тёмными мешками под ними, лишний раз себя расстраивать?
Нет зеркал, и хорошо. Впрочем, ещё пару недель назад Десятник ехидно усмехнулся бы про себя мракобесию организаторов, посчитав что их нет, потому что «через них за нами может смотреть враг», или ещё что-нибудь в этом духе. Но то было бы пару недель назад, а сейчас… а сейчас Десятник был просто рад тому что их нет, и всё – в задницу зеркала
, иначе пришлось бы самому отдавать приказ чтобы их занавешивали.
- О чём задумался?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что десятник поперхнулся. Он и впрямь глубоко убрёл в лабиринты своих мыслей, что даже появления Гектора не заметил.
- На электронки давно пора переходить, а ты всё в прошлом веке застрял, здоровье гробишь, - по своему понял ситуацию Гектор, садясь за пластиковый столик со стаканчиком кофе.
- Должно же оставаться хоть что-то настоящее в этом мире, - ответил Десятник, вновь затянувшись и выпустив струю дыма в вентиляцию, - а то едим не пойми что, пьём не пойми что, и даже шпилимся с неписями в виртуале, а кто по успешней и богаче – с роботами!
- Гектор усмехнулся: - Что за старческие речи слышу я? – патетично возгласил он, явно парадируя Академика. – Времена такие, прогресс не остановить. И вообще, в закрытых проектах всегда свои эм… ограничения, ничего не поделаешь.
- Да… прогресс не остановить, он остановит сам себя, когда мы превратимся в дряхлые развалины, не оставив потомства на смену.
- Так вот о чём твои тягостные думы – здешние способы спустить пар надоели, новенького чего-то захотелось, живого.
Десятник неприязненно покосился на Гектора: чего-то он разошёлся, в кофе себе что-то плеснул? Но вслух сказал иное:
