Я всегда точно знала, что леди Алина меня не любит. Долгое время я росла в уверенности, что просто нисколько ее не интересую. Ее можно было понять — мы не были родственниками, и она имела полное право не питать ко мне теплых чувств. Вдобавок, когда я была маленькой, мое положение во дворце было не слишком прочным. Дело в том, что мой отец не был женат на моей матери. Мне плохо известны подробности их отношений — леди Алина объявила эту тему запретной. Я знала эту историю только в общих чертах. Моя мать была знатного происхождения и двадцать четыре года назад жила при дворе. Мой отец — тогда еще не король, а только принц — без памяти влюбился в нее, и она поначалу отвечала ему взаимностью. Не знаю, чем ей в итоге не угодил наследный принц, но через какое-то время мать покинула Дион. А еще через десять месяцев, когда отец уже стал королем Дарием II, в дворцовые ворота постучала бывшая горничная моей матери. На руках она держала девочку, которой от роду исполнился всего месяц. Когда первый шок у отца прошел, он посмотрел на младенца повнимательнее, видимо, сделал какие-то выводы и признал меня. Вроде бы потому, что я очень похожа внешне на свою мать. Точно сказать не могу, поскольку никогда ее не видела. Та женщина, которая меня принесла, осталась со мной в качестве няньки, и с тех пор Агата была единственным человеком во всем дворце, которому я действительно была нужна. Когда я подросла, пыталась расспрашивать ее о матери, но она либо отшучивалась, либо отмалчивалась, и со временем все мои попытки узнать что-либо о родительнице прекратились. Я быстро смирилась с тем, что матери у меня нет, хотя до сих пор не могу простить ей то, что она от меня отказалась.
Отец женился на леди Алине, когда мне было полтора года. Она была первой красавицей двора и давно стремилась к этому браку. С самого начала ей не нравилось мое постоянное присутствие во дворце, и, по рассказам Агаты, она пыталась склонить короля к мысли, что внебрачному ребенку, пусть и королевскому, в Дионе делать нечего. Кажется, она предлагала отправить меня в одну из дальних валенсийских провинций в монастырь богини Эйр. Отец был склонен прислушиваться к ее мнению, и я была невероятно близка к тому, чтобы покинуть столицу раз и навсегда.
Меня спасла магия. Та самая магия, которая так редко встречается в Валенсии.
У меня очень рано обнаружился магический дар. Архимаг Мариус, проверив мои способности, поведал ошарашенному королю, что его дочь в будущем может стать очень сильной магичкой. Он, Мариус, лично возьмется обучать меня, поскольку глупо оставлять такой мощный потенциал нераскрытым.
Это все решило. У нас в стране довольно мало людей, владеющих тайнами магии, а сильным магом можно было назвать только одного Мариуса. Никто больше не смел ставить под сомнение мой титул, хотя шепотки за спиной преследовали меня постоянно. За последующие годы у меня появились единокровные по отцу брат и две сестры, но отношение королевы ко мне не изменилось. Леди Алине пришлось смириться с моим присутствием, но она не упускала случая чем-нибудь уколоть свою падчерицу. С отцом я общалась мало, и близких людей у меня было всего двое — няня Агата и учитель Мариус. Я оказалась способной, трудолюбивой ученицей, и, будь моя воля, вообще не покидала бы лабораторию архимага. Там не было ни насмехающейся мачехи, ни дразнящих меня сестер, и только там я ощущала себя человеком. Благодаря своему магическому дару и упорству, с которым его развивала, я чувствовала себя ничем не хуже их.
В очередной раз ситуация изменилась, когда мне было тринадцать лет. Я хорошо помню тот день — мы с сестрами сидели в комнате и вышивали, вместе с нами находилась леди Алина со своими фрейлинами. Маделин, старшая фрейлина, сравнила мою работу с работой Нади и стала громко расхваливать сводную сестру. Остальные с удовольствием слушали, леди Алина никогда не препятствовала таким сценам. И именно тогда мое терпение впервые лопнуло. Нет, я не закричала и, как мне казалось, не сделала вообще ничего. Но внезапно вышивка в руках Нади вспыхнула ослепительным белым пламенем, заставив всех присутствующих вскрикнуть и вскочить на ноги. Надя выронила пяльцы из рук, но на пол опустилось лишь несколько хлопьев пепла. За секунду «Гнев Донера» — так назвали этот вид огня за невероятную способность к разрушению — уничтожил работу, над которой Надя трудилась больше месяца. Едва вышивка догорела, пламя исчезло так же внезапно, как и появилось. На несколько долгих секунд в комнате повисла гнетущая тишина. Никто не смел даже шелохнуться, ожидая реакции королевы. Признаться, она меня удивила. Не смея поднять глаз, я была готова к гневным крикам и неминуемому наказанию, но вместо этого леди Алина тихо спросила:
— Зачем ты это сделала?
— Случайно, — выдавила я из себя, понимая, что она все равно мне не поверит. — Я не хотела этого.
Она молчала. Тогда я осторожно подняла голову. Мачеха смотрела на меня с непонятным выражением на лице, так, будто впервые увидела. В ее глазах кроме растерянности было еще что-то, и я довольно быстро догадалась что.
Страх.
Оглядевшись, я поняла, что точно так же на меня смотрели все присутствующие — и фрейлины, и Фредерика, и Надя, которая при этом едва сдерживала слезы. Я не знала, что с ними происходит, но отчетливо осознала, что наказывать меня сегодня не будут, и выбежала из комнаты.
Потом Мариус объяснил мне, в чем дело. Обычные люди всегда боялись магов и предпочитали не связываться с ними, поскольку маг может наслать на человека множество проклятий. Маги — совершенно обособленное сословие, которое по могуществу можно сравнить с королями. Даже выше — ни один король не позволит себе неуважительно говорить с магом. Маги, даже слабые, намного превосходят в возможностях простых людей, и, если человек рискнул вызвать неудовольствие мага, ему может очень сильно не поздоровиться. В тот день леди Алина впервые осознала, что ее падчерица, которой она не давала житья ни минуты, тоже маг, причем сильный. И этот самый маг может оказаться злопамятным и однажды отыграться за все свои детские обиды.
О случившемся доложили отцу, он с Мариусом посовещался и решил, что меня стоит приобщить к государственной деятельности. Если я и в самом деле в будущем могу стать сильным магом, то надо заранее подготовить меня к тому, что однажды я сменю Мариуса на его посту придворного мага. Так что больше я не проводила свои дни, вышивая или музицируя на разных музыкальных инструментах. У меня практически не осталось времени на чтение или прогулки по дворцовому парку. Отныне моим обучением занялись вплотную и готовили так, будто я была наследницей трона. Теперь многие занятия у нас со Стефаном были совместными — языки других народов, история, дипломатия, гербология. Вдобавок продолжались мои уроки магии, и свободного времени практически не было. Я почти не видела ни леди Алину, ни сестер. А когда видела, они все держались со мной подчеркнуто вежливо. Не было больше насмешек и издевательств, было только холодное молчание, но поначалу меня радовало и оно. Жить сразу стало намного проще.
Проще — да. Легче — ни капельки.
Уже повзрослев, я поняла, что леди Алина вовсе не была ко мне равнодушна. Нет, по какой-то причине она терпеть меня не могла и до случая с вышивкой не пыталась скрывать истинного чувства. Но теперь она его не демонстрировала. Она вообще вела себя так, будто меня не существует. Изредка леди Алина делала мне замечания по поводу моего внешнего вида, когда я была одета не так, как подобает принцессе, или по поводу моей осанки или манер… Но на этом все, другие темы со мной она больше не затрагивала.
Не знаю, что именно так раздражало ее во мне. В детстве я всегда старалась выполнять все требования и делать так, чтобы она была довольна. Пыталась соответствовать ее представлению о том, какой должна быть настоящая принцесса — кстати, представление об этом у нее было правильное. Но у меня ничего не получалось. А ведь они пятеро — отец, мачеха, Стефан и девочки — были настоящей семьей! Отец действительно любил их всех, сыном очень гордился, супругу просто на руках готов был носить… Леди Алина отвечала мужу взаимностью и очень его уважала. Но лично я никогда не вписывалась в их мир, возможно, именно поэтому и окружающие считали меня изгоем. Чем старше я становилась, тем больше это проявлялось и было заметно во всем. Даже внешне я очень сильно отличалась от своей семьи. Отец, статный красавец с широким разворотом плеч, до сих пор пользующийся успехом у придворных дам; его жена — невероятно красивая хрупкая женщина, выглядевшая моложе своих лет. Оба блондины, и их дети были похожи на них — все светловолосые и голубоглазые. Надя и Фредерика, когда подросли, вдруг расцвели, и сейчас были гордостью семьи. Леди Алина очень гордилась ими, а у ног этих обворожительных девушек сейчас были все молодые аристократы, бывавшие при дворе. И рядом с ними я — очень высокая, ростом с отца, худая, с гривой темных кудрявых волос, обрамляющих бледное лицо. Единственное, что мне нравилось в собственной внешности, — это темно-зеленые глаза с глубоким оттенком. Только, скажите мне на милость, ну кто эти глаза будет рассматривать? «Жердь» — так меня теперь называли за глаза. Раньше была «кляча», а теперь «жердь». Впрочем, меня награждали и более обидными прозвищами.
