— У нас слишком мало информации, — взволнованно тараторил доктор. — Вполне возможно, она обращается. Как вы и предсказывали, это наихудший вариант, все планы летят к чертям. Сами знаете, какое давление на психику осуществляется в таком случае, тем более в столь позднем возрасте. Процесс неконтролируемый, к тому же мы словно слепые котята, нельзя тыкать пальцем в небо. Нам нужно знать, что сделало ее такой.
— Борис лежит в твоей клинике, вот у него и выяснишь, — распорядился Саша. — И пусть подготовят вертолет.
Ну надо же, у него и такие игрушки есть. Спрашивается — на фига?
Подслушать что-либо еще не удалось. Мне вдруг сделалось так холодно, как зимой не бывает, казалось, еще чуть-чуть, и изо рта повалит пар. Тело судорожно потряхивало в тщетной попытке согреться. Осознав, что это явно ненормально, я попыталась позвать Сашу, но горло сжал спазм, не позволяющий даже пискнуть. И все бы ничего, но мои содрогания все больше походили на приступ эпилепсии. Тут-то моя апатия и растворилась в небытии. К леденящему холоду присоединилась легкая ломота в теле, которая с каждой минутой перерастала в самую настоящую боль. Это было очень страшно.
И вот уже лежа на кровати с широко распахнутыми глазами, выгнувшись в форме дуги, я заорала от невероятной боли. Заорала так, что за какие-то секунды сорвала голос. Я не видела, как рядом оказался Саша, я не слышала его слов — я кричала, сипела и хрипела. А все потому, что одна за другой ломались мои кости. В прямом смысле слова.
Скажу вам по секрету, в момент перелома не больно. Больно становится через пару секунд, когда до нервных окончаний доходит, что бывшее ранее целым сейчас таковым не является.
— Черт! — рявкнул Саша.
— Поздно вертолет, — взгрустнул доктор. — К сожалению, Хорса нетранспортабельна.
Я думала, что знаю значение слова «страх». Я думала, что знакома с ощущением нестерпимой боли. Как же я ошибалась. Ни одно сознание не способно выдержать столько боли, и мое меня покинуло довольно быстро. Господи, спасибо тебе за это. А девятью часами позже я оказалась в том самом подвале, из глубин которого спустя долгое время сейчас рассказываю свою страшную сказку.
Наверное, там, на кровати, а не в темноте подвального помещения я и умерла. По крайней мере, мне очень хотелось это сделать. И я говорю не о своем теле. Умерла прежняя я, обычная девчонка с кучей тараканов в голове. Так бывает, что-то случается, и ты ломаешься, и твое место занимает кто-то другой. Или что-то. Боль, например, зависимость или безумие, выбирай что хочешь.
Придя в себя и найдя глазами Сашу, первым делом я попыталась ему улыбнуться.
— Ты знаешь, что со мной? — шептала я потрескавшимися и искусанными в кровь губами. Шептать было больно, ибо в горле поселился раскаленный железный еж.
— Ты обращаешься. — Он сидел в кресле рядом с кроватью.
— Так всегда бывает? — тихо ужаснулась я.
— Нет. Так — никогда, — честно ответил он.
И снова боль. Сломалась еще одна кость, на этот раз это было колено. Я услышала щелчок. Кажется, лопнули связки.
— Саша!!! — Невероятно, казалось, я больше никогда не смогу нормально говорить, а гляди ж ты, ору! И уже непонятно, отчего катятся слезы по щекам, то ли от обиды, то ли от натуги и боли. А когда кричать больше не было сил, я просто скулила, пытаясь выплюнуть изо рта кожаный ремень, оперативно всунутый Александром с целью сохранить мои зубы.
— Все хорошо, Ру. — Он схватил меня за руки и за ноги, с трудом удерживая мое тело в горизонтальном положении. Судя по всему, ему не раз приходилось проделывать подобный трюк, чувствовалась сноровка. Меня ломало еще минут десять, после чего боль схлынула так же внезапно, как и пришла.
— Саша, — вновь позвала я, выплюнув таки злосчастный ремень.
Говорить не хотелось, потому как сил на лишние движения попросту не хватало.
— Да, маленькая.
— Саша, передай дяде, что я его люблю, — прошептала я, чувствуя, как уплывает сознание.
По-моему, с пафосом я переборщила, слишком много драматизма для меня одной. Вот и Сашу перекосило от моих слов.
Но уже через мгновение мне было не до сценического образа. Я теряла сознание от боли и приходила в себя от еще большей агонии. Каждый раз я молила о помощи и с тихой надеждой ждала собственной смерти.
Павел Николаевич пытался хоть как-то помочь первое время, пичкал меня обезболивающим, зачем-то кормил транквилизаторами и крепко привязывал к кровати. Но все было напрасно, таблетки не помогали, боль не проходила, а тело ломало с большей интенсивностью. Через час я уже не могла говорить, через два у меня не осталось ни одной целой кости, через три появилась бешеная регенерация и я поняла, что просто так не умру. Через четыре все началось сначала. На пятый час я сломала кровать. Да, оказывается, эту махину из цельного дуба можно сломать. На шестой час я начала вести себя неадекватно, попыталась наброситься на врача и покусала Сашу. В моменты просветления я просила о помощи, я умоляла Сашу спасти меня, часто звала дядю. Реальность, воспоминания, все смешалось в моей голове. Иногда мне казалось, будто я все еще в больнице, где мое тело в очередной раз окутали странными проводами, по которым пускают ток. А иногда мне снился Дима. Его я обещала забрать с собой.
— Саша, — чуть слышно шептала я.
Он всегда был рядом.
— Что, маленькая? — Его образ расплывался перед глазами.
— Я твоя Ула? — Мои губы почти не шевелились, и шепот был на грани слуха, но оборотню и этого хватило.
Нужно успеть сказать до того, как накроет новый приступ.
— Да.
— Для Улы волк готов на все? — Господи, дай мне сил.
— Конечно, маленькая. — Мне было плевать на его ласковый тон, я его почти не видела.
— Если любишь — убей меня.
Не успеваю, легкий, еле ощутимый спазм становится первым предупреждением.
— Что?
— Пожалуйста.
По истечении восьмого часа я научилась прятать собственное сознание от боли. Всего-то и нужно было — вспомнить, каково это быть сумасшедшей. Не видеть, не слышать, не существовать. Заменить свою суть чем-то другим.
В следующий раз я очнулась в том самом подвале, голая, лежащая на новеньком ватном матраце, прикованная цепью к стене. Откуда у Саши кандалы, я даже знать не хочу, хватит с меня факта их наличия.
— Ру, — позвал он.
Подвал был не то чтобы большой, скорее глубокий каменный мешок с минимальным освещением. Тепло и сухо, что еще для счастья надо?
— Где я? — хрипло интересуюсь.
— Под домом. — Он сидел у противоположной стены, вытянув ноги.
— Зачем?
— Ты обращаешься, Ру. И твой оборот отличается от нормального.
— Что еще?
— Ты агрессивна. Опасна для окружающих.
И только тут я заметила огромную кровоточащую рану на груди у Саши. Металлический запах крови забивался в нос, распространяясь по всему подвалу.
— Как? — договорить попросту не хватило сил.
— Это сделала ты. Часа три назад. И она даже не начала затягиваться, моя регенерация бессильна против твоего яда, Ру.
— Яда? — удивилась я.
Мыслительный процесс вконец мне отказал.
— Знаешь, почему оборотня может убить только оборотень? На наших зубах яд, наши укусы заживают значительно медленнее. Твои укусы вообще не заживают без спецобработки.
Ой.
— Боже, я чертов монстр, — попыталась усмехнуться.
— В левом углу под потолком камера ночного видения. Так я смогу наблюдать за тобой и в случае чего прийти на помощь. Под камерой слепое пятно, там стоит ведро, — кивнул Саша в угол.
Это что же, мой туалет?
— А это зачем? — показала глазами на цепь. Двигаться я не могу из-за боли и переломанных конечностей. По крайней мере, сознательно, что творит мое тело, пока меня нет, мне неведомо.
— Прости, маленькая. — В голосе Саши не было ни капли сожаления. — Это для твоей же безопасности, вынужденная предосторожность. Когда ты обернешься, твоя физическая мощь возрастет в разы и двери не станут препятствием. Тебе наверняка захочется выбраться и без меня, а это недопустимо. Я буду кормить тебя два раза в день.
— Просто убей меня, — перебила я его.
— Нет. — Его ответ был категоричен.
— Почему? Пожалуйста.
Он молча поднялся с пола и направился на выход.
— Ненавижу, слышишь?! Чертов псих, какого я вообще с тобой связалась?! — пыталась кричать я, что по понятным причинам не выходило.
Но Саша все прекрасно расслышал, жаль, только не отреагировал.
— Тебе больно, ты боишься — это нормально. Я понимаю, — сказал он не оборачиваясь и вышел, оставив меня одну во тьме.
Так начались самые страшные дни моей жизни. Часами я слушала, как щелкают кости и лопаются связки с сухожилиями в моем причудливо изогнутом теле. Поднялась температура. А потом сознание уходило и внезапно возвращалось в наивысший пик боли. Но самым неприятным была, пожалуй, регенерация, приносящая с собой невыносимое чувство зуда, растекающегося по всему телу под кожей.
