Джеймс Боллард - Три, два, один, ноль

Джеймс Боллард

Три, два, один... ноль

Перевод Д. Ю. Семенычева

Вы обязательно спросите, как я обнаружил в себе эти необычные, противные нормальному человеческому естеству способности? Может быть, это Сатана собственноручно преподнес мне такой подарок в обмен на мою душу, как было с беднягой Фаустом? Или же проявились свойства какого-то чудодейственного талисмана (например, хрустального глаза древнего божества или сушеной обезьяньей лапы), найденного под обивкой старого трухлявого кресла, или завещанного издыхающим моряком, который привез его из дальних странствий? А почему бы моему телу не приобрести эту уникальную и ужасную власть, когда я, как книжный червь, месяцами просиживал в библиотеках и старых архивах, листая ветхие фолианты, где во всех подробностях описывались жуткие элевсинские черные мессы и прочие дьявольские ритуалы? Может быть, именно в тот момент я и прозрел, поняв все могущество данной мне власти и осознав заключенный в ней и возведенный в абсолют ужас, витавший в парах серы и в клубах ладана?

* Ежегодные религиозные празднества в г. Элевсин в честь Деметры и Персефоны (Прим. переводчика).

А вот и нет! На самом деле эта сверхъестественная сила раскрылась сама по себе, совершенно случайно, в суматохе обыденной жизни. Ее проявление было внезапным и почти совсем незаметным, словно выявился талант к вышивке.

Ну, теперь-то вы уж точно полюбопытствуете, с какой это, скажите на милость, стати я раскрываю свои тайны и подробно описываю источник своих невероятных способностей, о котором раньше никогда и не подозревал, спокойно выкладываю имена своих жертв и подробно, в деталях, описываю время и обстоятельства их смерти? Неужели вы могли подумать, что у меня настолько не в порядке с головой, что я стремлюсь сам к тому, чтобы восторжествовало правосудие со всеми его причиндалами - приговором, судьями в черных шапочках, набрасывающимся на меня Квазимодо-палачом, дергающим за колокольчик смертника, висящий на шее? Чепуха, все это (о, ирония судьбы!) потому, что сама природа моего тайного дара позволяет мне свободно и безбоязненно разгласить его секрет всем желающим слушать. Я преданно служу этой силе, а своим повествованием, как вы убедитесь лично, довожу верность ей до предельной черты.

Ну что же, кажется, пришло время начать мой рассказ. Рэнкину, бывшему моим непосредственным начальником в компании "Вечное страхование", крупно не повезло. Именно его судьба избрала для того, чтобы открыть мне глаза.

Рэнкина я просто не переносил на дух. Это был самовлюбленный и очень самодовольный типчик, к тому же весьма невоспитанный и вульгарный. Он стал начальником отдела исключительно благодаря двуличности своей натуры и подхалимству, которое, судя по всему, было у него в крови. А также потому, что делал все возможное, чтобы я не попал в руководящее звено фирмы, упорно отказывая мне в благожелательных рекомендациях, Женившись на дочке одного из директоров компании (между нами, порядочная стерва!), он обеспечил себе место начальника отдела и стал совсем как непотопляемый авианосец. В основе наших отношений лежало взаимное чувство глубокой неприязни, но, если я был готов удовольствоваться этой ролью, веря в свою звезду и способности, то Рэнкин вовсю пользовался своим положением и преимуществом в стаже, чтобы при любой оказии очернить меня в глазах начальства или придраться к моей работе.

Назначив случайного человека на должность, которую должен был занять я, он окончательно подорвал мой авторитет среди сотрудников отдела, которые ранее неформально находились в моем подчинении. Затем он поручил мне работу над долгосрочными, но малозначимыми проектами, лишив меня тем самым возможности общения с коллегами. Но, главное, он изыскивал любой повод, чтобы досадить мне. Он чихал и кашлял в моем присутствии, напевал легкомысленные песенки, без разрешения садился на мой письменный стол потрепаться с машинистками о всяких пустяках, а затем, вызывая в свой рабочий кабинет, нахально заставлял томиться в ожидании, повернувшись ко мне спиной и делая вид, что внимательно читает какой-то документ.

Хотя я вполне способен контролировать свои чувства, но с некоторых пор моя ненависть к Рэнкину возросла неимоверно. Каждый день, уходя с работы, я чувствовал, что ярость просто душит меня. По дороге домой, сидя в вагоне подземки и раскрыв перед собой газету, я был настолько ослеплен лютой неприязнью к этому порочному мерзавцу, что оказывался не в состоянии прочитать ни строчки. Все свободные вечера и выходные были напрочь испорчены и нудно тянулись в пустом пережевывании нанесенных мне обид и смаковании праведного гнева.

В конце концов, и это было неизбежно, в моей голове созрели мысли о мести. Особенно после того, как я начал подозревать, что Рэнкин строчит начальству отрицательные отзывы о моей работе. Однако, несмотря на всю злость, мне поначалу было довольно-таки трудно придумать нечто такое, что могло бы полностью удовлетворить это страстное желание. Но, окончательно отчаявшись, я все же решился! Правда, не сразу, так как тут избранный способ мести глубоко претил моей натуре: я решил отправить анонимное письмо, но, естественно, не в адрес руководства фирмы, поскольку в этом случае меня запросто вычислили бы, а лично Рэнкину и его жене.

Я насочинял несколько таких посланий, в которых обвинял обоих в супружеской неверности, но все же так и не отправил их. В конце концов я счел их наивными, не адекватными задуманному делу, слишком явно наводившими на мысль, что это - неуклюжая поделка какого-то озлобленного параноика. Посему я спрятал их в небольшой металлический ящик. Попозже я переиначил их, напрочь убрав из текста грубые непристойности, заменив их изящными намеками нездорового и извращенного характера, призванные отравить разум получателя черным ядом подозрительности.

Это случилось, когда я готовился к такого рода письму на имя жены Рэнкина. У меня была старая тетрадка, нечто вроде личного дневника, куда я аккуратно заносил свои впечатления о самых отвратительных качествах её мужа. Так вот, работая с ней, я совершенно неожиданно ощутил в себе какое-то новое качество. Это было странное, ни с чем не сравнимое, чувство умиротворения как от самого факта реального изобличения ненавистного мне человека, так и от процесса творческого оформления самого этого шага. Мне нравилось делать это на бумаге в угрожающем тоне анонимного письма (я считаю, что таковые без всякого сомнения, составляют особую ветвь литературы, со своими собственными, ставшими классическими, правилами и специфическим, устоявшимся набором лексики). Я с вожделением описывал его порочную природу, рассказывал, насколько глубоко он погряз в грехе и разврате и намекал на то, что над его головой висит дамоклов меч ужасной мести. Конечно, подобного рода внутреннее очищение - обычное дело для тех, кто привык делиться своим неудачным жизненным опытом со священником, другом или женой, но для меня, человека, привыкшего к одиночеству и сторонящегося приятелей, подобное открытие подарило исключительно острые ощущения.

В течение нескольких последующих дней я взял за правило каждый вечер после возвращения с работы домой составлять краткую справку о всех зловредных деяниях Рэнкина, анализировать причины, которые могли подвигнуть его на такие действия, и даже прикидывать, какие наглости и злоупотребления служебным положением он позволит себе завтра. Все это я тщательно в повествовательной форме описывал на бумаге. При этом, правда, я позволял себе некоторые вольности: например, вставлял в сухое изложение фактов описание вымышленных событий и диалогов, которые, с одной стороны, служили дополнительным свидетельством жестокости и безобразного поведения Рэнкина, а с другой, оттеняли мой собственный стоицизм и долготерпение. Это здорово помогало, так как последнее время Рэнкин просто озверел и перешел все границы. Потеряв всякий стыд, он в открытую преследовал меня, обвинял в том, что я плохо выполняю свою работу, причем делал это публично, перед молодежью нашего отдела, и даже грозился написать по этому поводу докладную начальству. Однажды после обеда он так меня взвинтил, что я с трудом удержался, чтобы не набить ему морду. Почти сразу же после стычки я со всех ног кинулся домой, вошел в квартиру и первым делом открыл стальной ящичек, в котором хранил личные записи. Достав тетрадку, с головой погрузился в творчество, находя в этом отдохновение от всего пережитого на работе. И так, страница за страницей, я подробно рассказывал обо всех произошедших со мной за день событиях, чтобы в конце концов подойти к главному. По моему сценарию окончательное выяснение отношений должно было произойти завтра утром, и мой рассказ заканчивался описанием несчастного случая, который якобы должен был произойти в нужном месте и определенное мною время, причем так, чтобы я мог избавиться от своего мучителя и сохранить при этом работу.