ОН был установлен на центральном космодроме. Сложная система лазерных лучей объёмно и рельефно вырисовывала в воздухе сочетание Серпа и Молота. Под ними стояла шестиметровая человеческая фигура, сотканная из света и до невероятности похожая на живую. Она выражала глубочайшую скорбь. Руки со сцепленными пальцами. Лицо с горьким изгибом губ. Глаза, наполненные слезами. Казалось, что они вот-вот скупо, по-мужски, потекут по впалым щекам космонавта.
Памятник назывался «Последняя ошибка». Его создали лет двести назад. Но и тогда люди уже не знали, что такое трагическая ошибка.
В прошлом на Земле заблуждались часто. Говорили даже, что вообще человеку свойственны ошибки. Дорого обходились они людям. Но чем глубже проникали земляне в законы природы и общества, тем реже они ошибались. Стала привычной другая поговорка: «Лучше умереть, чем ошибиться». Наконец настало время, когда ошибки, как и болезни, исчезли совершенно. О них забыли, как забывают взрослые о своих детских не всегда безобидных шалостях.
Но однажды вновь была допущена ошибка. Это случилось с космонавтом, командиром корабля, прославленным Улес-Буном. Он вернулся из космоса, разрыдался на космодроме и умер через пять лет, хотя ему шёл всего сто сорок первый год и до старости было далеко. Слёзы и горе пожирают жизнь. Потому он и умер раньше времени.
Вот тогда и воздвигли на космодроме памятник «Последняя ошибка». И теперь она действительно была последней, а Улес-Буна в назидание всем, кто после него отправлялся в космос, прозвали «Командором, Который Ошибся».
КОРАБЛЬ Улес-Буна был первым разведчиком, пересекшим границу солнечной системы.
О солнце и планетах, вращающихся вокруг него, о пространстве и времени внутри солнечной системы люди знали почти всё, как о паре или электричестве в XX веке. Многое было известно и о других звёздных системах. Учёные разбирались в хаосе лучей, идущих из космоса. Каждую частицу заставили говорить, и она рассказывала о процессах, породивших её. Среди учёных встречались настоящие следопыты космических-лучей.
Одни частицы были естественного происхождения. Но встречались и другие — возникшие в результате деятельности мыслящих существ. На Земле безошибочно могли определить, в какой звёздной системе и когда впервые заработал реактор, где мыслящие существа сумели овладеть атомной энергией, у какой звезды летают космические корабли и как работают их двигатели: на атомном, плазменном или фотонном горючем. Любое такое проявление жизни оставляет след в виде определённых частиц. Расшифровать эти следы было нетрудно, потому что земляне ушли вперёд в своём развитии и хорошо знали подобные процессы.
Но из одной точки галактики долетали до Земли частицы, не поддающиеся полной расшифровке. Учёные могли сказать лишь одно: частицы идут от планеты, на которой существует общество, во многом обогнавшее землян. Космические лучи говорили о каких-то гигантских преобразованиях, пока недоступных и непонятных людям.
Именно в эту точку галактики и повёл свой корабль Улес-Бун. Его могли бы направить и к другим звёздным системам с явными признаками жизни. Но там люди увидели бы повторение уже пройденных ими этапов развития. А здесь, на этой таинственной планете, обитал разум более мощный, чем человеческий. Здесь было чему поучиться. И земляне, построив первый корабль, способный преодолеть межзвёздные расстояния, дали прославленному космонавту Улес-Буну наказ — войти в контакт с инозвёздными жителями.
Полёт был рассчитан на два земных года. Наука уже решила головоломную проблему пространства и времени. Поэтому и у оставшихся на Земле, и у команды корабля время шло одинаково.
В состав экипажа, кроме командира Улес-Буна входили два, академика — женщина Мари-Ала и мужчина Гри-Лак. Четвёртым был шимпанзе Стар.
Оба академика знали и устройство корабля, и астронавигацию и в непредвиденном случае могли заменить командира. По вождению межзвёздных кораблей они были специалистами средней руки. Улес-Бун славился как навигатор ультракласса. Но, зато в других областях человеческих знаний он далеко уступал обоим учёным. Они-то и должны были, если удастся, понять и освоить то новое, чем располагали инозвёздные обитатели.
Шимпанзе Стар был взят как экспонат, показывающий предступеньку в развитии человеческой цивилизации.
За первый месяц полёта на корабле не произошло ничего существенного. Распорядок дня сохранялся земной. Всё стало постепенно привычным, и люди привыкли друг к другу.
Гри-Лак, входя к завтраку в общую каюту, обычно заставал там Улес-Буна и вместо приветствия спрашивал:
— Как дела?
— Идём по следу, — коротко отвечал командир.
Это значило, что автоматический астронавигатор ведёт корабль в пучке таинственных частиц, летящих от далекой планеты, которую учёные назвали Лидером, то есть Ведущим.
Обменявшись двумя «фразами, мужчины садились к столу и ждали, когда придёт Мари-Ала. Ждал и Стар в своей клетке, невидимой для глаз. Она состояла из силовых линий, эластичных, как каучуковые ленты, и прочных, как вещество, из которого состоял корпус корабля.
Мари-Ала появлялась в общей каюте ровно в восемь часов. Мужчины приходили раньше только потому, что им было приятно поджидать единственную в экипаже женщину.
— Доброе утро, друзья! — произносила она с порога и, сделав общий поклон, по-хозяйски шла к пульту питания. Здесь она снова поворачивалась к мужчинам. — Что вам подать сегодня, Улес-Бун?.. А вам, Гри-Лак?
Мужчины называли блюда, и Мари-Ала играла тонкими пальцами на клавиатуре пульта.
— Ваш вкус, дружище Стар, — обращалась она к шимпанзе, — мне хорошо известен!
Она нажимала на клавишу с надписью «Бананы».
Чрезмерно болтливые люди к тому времени вывелись со-, всем. Человек больше мыслил и мало говорил. Говорить — значит так или иначе вмешиваться в ход мыслей другого. А люди больше всего уважали раздумье и не решались без особой нужды прерывать его. На Земле действовал закон, каравший за растрату коллективного времени. Многолюдные совещания созывались только тогда, когда надо было обсудить события или открытия первостепенной важности.
На корабле тоже разговаривали немного, даже за завтраком. Но не подумайте, что за столом сидели старые, угрюмые, замкнутые люди, боявшиеся раскрыть рот. Все трое выглядели молодо и счастливо.
Гри-Лак, несмотря на свои двести семь лет, казался сорокалетним мужчиной. Сколько лет было Мари-Але, никто не знал. Женщины и в тот век не любили говорить о своём возрасте. А Улес-Буну за неделю до
