Двадцать световых лет до Страны снегов - Майкл Бишоп

Майкл Бишоп — один из наиболее востребованных и уважаемых представителей поколения талантов, пришедших в научную фантастику в 1970-х. Он известен своей короткой прозой, которая печаталась практически во всех основных жанровых журналах и антологиях и составила четыре сборника: «Кровопролитие на Арахне» («Blooded On Arachne»), «Одна зима в Эдеме» («One Winter in Eden»), «Близкие контакты с божеством» («Close Encounters with the Deity») и «Почти совсем не фантастика» («Emphatically Not SF, Almost»). Он дважды становился лауреатом премии «Небьюла», в 1981 году за повесть «Оживающий» («The Quickening») и в 1983 году за роман «Нет врага, кроме времени» («No Enemy But Time»). Бишоп также получил Мифопоэтическую премию за роман «Тора единорога» («Unicorn Mountain») и приз имени Ширли Джексон за рассказ «Куча» («The Pile»), основанный на заметках его трагически погибшего сына Джейми. Перу Майкла Бишопа принадлежат романы «Преображения» («Transfigurations»), «Украденные лица» («Stolen Faces»), «Древность дней» («Ancient of Days»), «Годы катакомб» («Catacomb Years»), «Огненные глаза» («Eyes of Fire»), «Тайное восхождение» («The Secret Ascension»), «Блюз счетчика Гейгера» («Count Geiger’s Blues») и тепло принятый читателями фантастический роман о бейсбольной команде «Непростые подачи» («Brittle Innings»). Среди изданий последнего времени — большой ретроспективный сборник рассказов «Стрелок у двери и другие рискованные полеты фантазии» («The Door Gunner and Other Perilous Flights of Fancy»). He так давно Майкл Бишоп ушел из колледжа в ЛаГрейндж, штат Джорджия, где преподавал писательское мастерство. Вместе с женой Джери, тоже недавно вышедшей на пенсию, он проживает там же, неподалеку, в городке Пайн Маунтин.

Перед вами первый за несколько лет рассказ, написанный Бишопом в жанре классической НФ, — долгожданное возвращение к тем дням, когда он создавал шедевры вроде знаменитой повести «Смерть и судьба у осади» («Death and Designation Among the Asadi»). Новая история, в которой есть над чем поразмыслить, рассказывает о беженцах-раскольниках с Тибета. Они отправились в долгое межзвездное путешествие на огромном корабле вместе со своим Далай-ламой… и, возможно, даже не одним.

Я открываю глаза на борту «Калачакры», в отсеке «Амдо». Сон никак не отпустит меня. Я вздрагиваю, словно кошка, которой наступили на хвост. Пытаюсь прийти в себя. Выглядываю наружу из своей капсулы, из треснутого яйца, полного тумана. Вокруг толпятся призраки. Их много. Пришли посмотреть, как я выхожу из медвежьей спячки, которой мы спим тут, на страт-корабле. Почему все эти сонники не спят, бродят привидениями по кораблю? Почему столько народу ждет, когда Грета выберется из гробика-спальника?

— Грета Брин, — это мамин голос, — ты меня слышишь, малышка?

Ну да, слышу. Я не глухая и уже не сплю. Хоть и вся сонная. Я и во сне слышу мамин голос, как слышу треск космических лучей на плазменном щите «Калачакры». Лучи убивают, но тут мы под защитой. Я слышу далекий шорох Земли через волны океана пространства вокруг корабля…

— Грета Брин?

Папа говорит, что мамин голос звучит как целый город. По-моему, мамин голос — это мамин голос. Мне не нужен город, мне нужна мама. Она разводит кроликов, норок, морских свинок и всяких разных других зверюшек в научно-технической части, в отсеке «Кхам». Да, я слышу маму, но это не значит, что я уже встала. Чтобы сесть, нужно потянуться изо всех сил, всеми мышцами и косточками.

— Тише, деточка, — говорит мама.

Дядя в белом отцепляет меня. Какая-то тетя крепко держит мое запястье, чтобы я не дернулась и не перекрутила питательную трубку или счетчик пульса. Они уже сделали мне укол в сердце, чтобы его запустить. Вот теперь я сажусь и осматриваюсь по-нормальному. Папа стоит рядом, я вижу его помятое лицо.

— Привет, Гри-Бри, — произносит он, но не берет меня за руку.

На его комбинезоне нашивка с фамилией «Брасвелл». Я тоже откликаюсь на эту фамилию, хотя она громоздкая для девочки и даже для моего папы чересчур. Папа выглядит на тридцать плюс семь лет, ну или на пятьдесят плюс пятнадцать, это он так говорит. А мама говорит, он так шутит над тем, что не выглядит как спортсмен. Папа занимается дерьмо-формированием, и это тоже из его шуточек. По правде, папина работа нужна, чтобы мы смогли озеленить Гуге, когда прилетим, ну и выжить там.

Фу, у меня кислятина из живота подступила к горлу, прямо тошнит. Начинаю выбираться из яйца. Глаза таращатся-выпучиваются, руки трясутся-дрожат. Папа прижимает меня к себе, шепчет в ухо: «Ш-ш-ш». Мама с другой стороны гладит по щеке. Все остальные молча смотрят, и от этого как-то страшно.

Кажется, так проходит сто лет. Я говорю:

— Мы что, уже прилетели?

Все фыркают, какую глупость я ляпнула. Я высовываю ноги из капсулы и опускаю на пол. Моя горячка остыла. Почти совсем.

Бритый смуглокожий мужчина в желто-оранжевых одеждах выходит вперед, так что мама и папа должны посторониться. Я его помню, ну, вроде бы. У него трудное тибетское имя — Ньендак Трунгпа. В мое прошлое время не сна он заставлял меня произносить его тысячу миллионов раз, чтобы я запомнила. Мне было уже четыре года, но все равно я почти позабывала его.

— Как тебя зовут? — спрашивает советник Трунгпа.

Он знает мое имя, но я моргаю и отвечаю ему:

— Грета Брин Брасвелл.

— Где ты находишься?

— На «Калачакре», — говорю я. — На нашем страт-корабле.

— Покажи своих маму и папу, пожалуйста.

Я показываю, это просто. Они сейчас не спящие призраки корабля, живые-настоящие привидения.

— Куда мы летим? — спрашивает он.

— На Гуте, — говорю я. Снова простой вопрос.

— Что такое Гуге, Грета Брин?

Не хочу думать, хочу воды, хочу пить, мой язык едва ворочается, во рту кислятина.

— Планета.

Я наконец-то выбираюсь из капсулы наружу.

— Мисс Брасвелл, — теперь советник Ти играет во всезнайку, — назови мне две вещи, которые ты знаешь про Гуге.

— Это Страна снегов, — неуверенно говорю я. — Место усопшего царя к западу от древнего Тибета, да?

— Отлично! — говорит советник Ти. — А что оно значит для нас, летящих на «Калачакре»?

Я думаю и еще думаю.

— Далекая планета, на которой мы будем жить?

— Где именно, маленькая умница?

Опять легкий вопрос.

— В зоне обитаемости. В зоне Златовласки!

Какое чудное имя.

— Но где именно, Грета Брин,