Алекс ОРЛОВ
Плот-призрак
Солти с громким лаем гнал оленя прямо на Джойса. Лесной красавец обезумел от страха и несся напролом, с треском ломая ветки и оставляя на острых сучьях клочья коричневой шерсти. Джойс уже ясно видел его налитые кровью глаза и отчетливо слышал тяжкое хриплое дыхание.
Олень быстро приближался. Охотник передвинул предохранитель и поднял свой "бреме".
Солти, бежавший вплотную к зверю, уловил этот момент и упал, поджав под себя лапы. Хлестнул выстрел. Подбитый на лету олень споткнулся, тяжело перевернулся через голову и остался лежать на земле.
Пес сейчас же оказался возле него и, поджидая хозяина, стал деловито обнюхивать тушу. Джойс выбрался из засады и, закинув ружье за спину, пошел к уже проявлявшему нетерпение псу. Затем поощрительно потрепал его и, достав из-за голенища мехового сапога нож, отрезал у поверженного оленя ухо любимое лакомство Солти, на которое он всегда претендовал.
Некоторое время Джойс с улыбкой смотрел на собаку.
- Ну как, Солти?
Пес моментально съел угощение и, облизываясь, смотрел на хозяина.
- Хорошо поработал - вкусно поел. Правильно? Ну ладно, пора домой.
Джойс взвалил на плечо двухсотфунтовый трофей и пошел по направлению к дому.
За два часа удачливые охотники одолели три мили, отделявшие их от маленького заброшенного форта. А когда начало смеркаться, Джойс уже закончил свежевать оленя и растянул для просушки его шкуру. Часть мяса он взял, чтобы поджарить, а остальное засолил.
Приближалась длинная и холодная, в этих краях зима, и следовало подумать о пропитании впрок.
***
Приветливо потрескивал в печи огонь. Солти спал возле порога и во сне подергивал ухом, а Джойс сидел за прочным дубовым столом и перелистывал старые книги - испанские, греческие, арабские. Он не знал этих языков, но всегда с удовольствием притрагивался к пожелтевшим страницам. Ему нравились яркие картинки, большие заглавные буквы и просто лаконичная строгость знаков. Книги даже пахли по-разному, а иногда, по вечерам, Джойсу казалось, что он слышит звуки, издаваемые древними фолиантами. Звуки, которые они впитали, живя у своих прежних своих хозяев. Это был звон посуды, звучание мандолины, детские голоса. Джойса пугал этот незнакомый шум. Он убирал книги в сундук и ложился спать.
И так день за днем в трудах и заботах о хлебе насущном.
Сколько Джойс жил в заброшенном форте, он уже и сам не помнил. Когда-то он бежал от людей, двигаясь днем и ночью, чтобы уйти от погони и мести тех, чьи законы нарушил. Совсем обессилевший, с пулей под лопаткой, Джойс встретил в лесу облезлого долговязого щенка. И когда встал вопрос, кого убить, чтобы самому не умереть с голоду - несовершенного звереныша или встретившегося на пути старика-отшельника, Джойс не колебался долго.
Собака была единственным другом и помощником, который его устраивал. А Солти, имевший в родителях, перемешавшихся с волками дворняг, был необычайно силен, подвижен и, когда дело доходило до драки, незамедлительно пускал в ход свои клыки - острые, как бритва, и не знающие пощады. Он никогда не смущался численным перевесом противника, и вскоре у них с Джойсом был свой собственный охотничий участок, границы которого уважали и дикие кошки, и медведи, и полярные волки.
Без собаки Джойс ходил только на свою собственную охоту. Ее сезон начинался в конце лета, когда Нейдахо теряла свою могучую силу и переставала реветь на порогах. Река мелела, становилась безопаснее, и на ней появлялись смельчаки, спускавшиеся по течению на плотах и больших лодках.
Как правило, это были люди отчаявшиеся и разоренные, бегущие от нужды и долгов. Бедняги продавали свои нехитрые пожитки, покупали, а чаще крали лодку и отправлялись в неизвестное.
Они все были одинаковыми, они вели себя одинаково и за много лет Джойс, хорошо изучил их повадки. Он выжидал солнечного, ясного утра и отправлялся к реке, почти всегда приходя безошибочно; через опасные пороги, беглецы решались идти только при солнечном свете.
В точно рассчитанном месте, где река перед порогами делала последний спокойный поворот, охотник устраивал засаду - так же тщательно, как и на зверя. На высоте двадцати ярдов в каменной ложбине, между корней корявой сосны, Джойс был безнаказан.
Когда перед путешественниками вдруг открывалась вся величественная красота ущелья и белые буруны порогов, обессиленные люди цепенели, как завороженные. Этого минутного замешательства Джойсу хватало, чтобы навести свой "бреме" на голову рулевого и выстрелить.
Неуправляемая посудина подхватывалась течением и устремлялась на самый страшный камень порога, за которым начинали свои пляски гибельные водовороты. Однако в самый последний момент лодку, с перепуганной до смерти командой, перехватывала быстрая струя, которая, двигаясь вопреки всем законам, выбрасывала свою ношу на небольшую косу, усыпанную речной галькой.
С одной стороны была река, а с другой неприступная отвесная стена, на которой, как ангел смерти, появлялся Джойс и безжалостно расстреливал несчастных.
Затем он спускался по, одному ему, ведомой тропе и забирал все, что могло его интересовать: патроны, порох, золото, книги и какие-нибудь яркие тряпки. Остальную поклажу, вместе с телами, он сваливал обратно в лодку и отталкивал ее длинным шестом, после чего она вдребезги разбивалась на очередном пороге.
***
В этот раз, все происходило как обычно. На ровной водной глади, прямо по слепящей солнечной дорожке, двигался небольшой плот с поставленным на нем шалашом.
На руле сидел худой, давно не брившийся человек. Слезящимися глазами он напряженно вглядывался вперед, стараясь угадать, что ожидало его там - за новым поворотом.
- Неохота, небось, помирать при таком-то солнышке, - усмехаясь, проворчал Джойс и, подняв подзорную трубу, навел ее на, тоскливо озиравшегося, рулевого.
Затем охотник отложил трубу в сторону и с удивлением посмотрел на небо.
Солнечного дня как не бывало, только серая осенняя мгла, да сгущавшиеся тучи, из которых, сначала редко, а потом все чаще стала сыпать снежная крупа.
"Вот наваждение-то," - подумал Джойс и тут же хватился плота.
Он снова поднес к глазам трубу, но ничего не увидел - сплошная мутная пелена. Неожиданно, где то совсем рядом, сквозь барабанную дробь града, послышался тихий скрип весла.
Джойс перегнулся через корни сосны и обнаружил плот совсем рядом прямо под скалой.
Нужно было спешить. Охотник быстро передернул затвор и прицелился. Его "бреме" повел пустой глазницей и замер.
Совершенно неожиданно, Джойс встретился взглядом с человеком, в которого собирался стрелять. Рулевой уставился в лицо своей смерти и не двигался с места.
