Ирина Дедюхова - Позови меня трижды…

— Вот все как договаривались, Макаровна! — сказала полная молодая женщина, выкладывая содержимое кошелки на кухонный стол. За ее подол, качаясь на ножках, цепко держалась годовалая девочка, исподлобья глядя на большую старуху в платке.

— Ой, даже не знаю, как и сказать-то такое, Валя, но сёдни Терех у меня сидит! — решившись, выдохнула Макаровна, будто бросилась в омут.

— Да ты чо? Дык, я-то как? Мне же на работу! Мы ж договорились…

— Я тоже отказать не могла. Мы же по папаше ихнему сродственники. Этого архаровца опять в садик не приняли, вот Дуся перед тобой его и завела. Да ты не бойся, один денек ни чо не будет! Заводи свою прынцессу! Вот какие у нас девочки! Какое платьице! Валь, где такое платье покупала? У меня у подружки внучка чуть помоложе твоей Катерины, гостинец бы собрать… У тебя ни чо не осталось с Катюшки сильно не заношенного?

— Может, и осталось, Макаровна, надо поглядеть, — растерянно сказала Валя. — Как мне сейчас на работу-то идти, если эта сволочь у тебя сидит?

— Да не бери в голову, касатка! Он один, что ли? У меня еще Галины близнецы сидят, ясли у них на карантине. Ну, Галю-то Кондратьеву знаешь? Цельный колхоз у меня! Не пропадет твоя Катерина, вместе им будет еще веселее, — умильно проговорила старуха, подхватывая Катьку на руки. — Давай, мамочка, на работу вали, а мы тут с бабушкой посидим, да?

Валя с грустным лицом пошла к двери, стараясь не оглядываться на Катьку, которая, почуяв недоброе, набрала побольше воздуха для крика и принялась отталкивать вцепившуюся в нее старуху. Уже в подъезде Валю настиг отчаянный крик дочери. Она втянула голову в плечи и, удерживая слезы, побежала к трамвайной остановке.

Макаровна, понимая, что Катькин вой ей все равно не унять, сразу из коридорчика прошла с ревущим ребенком на руках в небольшую комнату. Повернуться там особо было негде. Все пространство занимали шифоньер, огромный кожаный диван с откидными валиками и круглый, во всю комнату стол, покрытый бархатной скатертью.

— Терех! Ты там, а? — спросила старуха.

— А куды я денусь? — рассудительно ответил ей рыжеватый веснушчатый мальчик лет пяти, выглянув из-под стола.

— Мне до телеграфа бы сбегать надо, переговоры у меня с Ленкой… Опять, видно, денег просить станет, — раздумчиво сказала Макаровна. — Ты бы не пялил зенки, как враг народа, а посидел бы с девчонкой тети Вали Савиной, а? Ее Катериной зовут. Валя полкурицы принесла, я тебя крылышком угощу!

— На фиг мне крылышко! Я ножку хочу! — пробурчал Терех.

— Вот и договорились! Вот и поладили! — радостно сказала Макаровна, запуская плачущую Катю под стол. — Ступай-ка, мила дочь, в подполье! Обвыкайся!

Сначала под столом было темно, а потом Катя, всхлипывая и размазывая сопли по щекам, разглядела двух совершенно одинаковых мальчиков, сидевших тихонько в самом углу и спину Тереха. Терех не смотрел на нее, потому что он был очень занят постройкой деревянного домика с окошком из специальных палочек. Маленькие деревянные елочки были расставлены здесь же под столом в улицу, тут же стояли и другие деревянные домики, не разбираемые, из кубиков. По улице уже ехали машинки, а у домиков стояли деревянный милиционер, маленький пластмассовый Буратино и голый резиновый негритенок. Буратино был в коротких штанах, в белой рубашке и красной шапочке, нос у него был обломан, поэтому Катя решила, что это — пионер. Про Буратино она пока еще ничего не знала, а пионеров видела, когда гуляла с мамой. Мама показала ей мальчиков и девочек в таких же штанах и рубашках, которые шли с флагом и барабаном, и сказала: "Вот, Катенька, это пионеры!" Она ткнула пальчиком в Буратино и пропищала сквозь слезы: "Пи!"

— Не, Катька, этого «Пи» тебе нельзя, это бабкин «Пи». А негритоса — бери, пожалуйста! — дружелюбно сказал Терех, отдавая ей в ручки негритенка.

Негритенок был мягкий и гладкий, его было удобно держать в руке, а голова прекрасно влезала в рот. Десны чесались, поэтому Катя с удовольствием принялась его жевать, наблюдая за строительством Тереха. Вдруг близнецы разом накуксились и заревели. Терех оставил игру и с ненавистью сказал Кате: "Вот, Катерина! Ты когда-нибудь видала таких никчемных пацанов? Им уже почти три года, а они молчат, как немцы, до последнего, а потом в штаны напустят и воют! Сколько раз говорено, чтобы выли раньше! Сколько бить-то вас можно!"

Терех щедро раздавал подзатыльники, близнецы орали, и Катя тоже присоединилась к ним. Подошедшая с телеграфа Макаровна крикнула от дверей: "Терех! Катька-то жива?" и, услышав утвердительный ответ Тереха, спокойно пошла на кухню, готовить детям обед из принесенной их родителями снеди.

После обеда Макаровна выставила раскладушку, постелила на нее ватное одеяло, а сверху положила подушку-думку с вышитым пуделем.

— Вот, Терех, обустраивайся! Да проследи ненароком, чтобы близнецы покрывало на диване не обсикали!

— Их уследишь, как же!

— А и то правда! Ладно, что диван кожаный, покрывало я застираю, в случае чего, — умиротворенно сказала старуха, укладывая Катю с собой на большую кровать с горой подушек у самой стенки.

На стенке висел плюшевый ковер, на котором усатый дяденька вез куда-то на коне красивую тетеньку, прижимая к себе. Вокруг них были желтые горы, поросшие кривыми деревьями, а из-за гор торчали странные дома с острыми крышами… Он вез ее и вез, все дальше и дальше…

— Катенька! Просыпайся, радость моя, мамочка пришла! — разбудил ее голос мамы. Макаровна, сонно зевая, сидела в изголовье кровати в большой фиолетовой майке с крестиком на заношенном шнурке. Близнецы спали, обнявшись, а с раскладушки на них пялил зенки Терех.

— Рано ты чо-то, Валь, — сказала Макаровна.

— Меня сегодня пораньше мастер отпустил, — пояснила мама.

— Завтра кушать не носи, завтра Дуся Терехова принесет.

— А он… он опять завтра будет? — осторожно поинтересовалась мама.