Филип Хосе Фармер
Восстаньте из праха
Жена обхватила руками немощное тело Бартона, как будто ее объятия могли спасти его от смерти. Хриплый возглас слетел с его пересохших губ.
— Бог мой, — простонал он, — я умираю!
Дверь комнаты внезапно отворилась. Там, снаружи он увидел гигантского черного верблюда; колокольчики на его сбруе бренчали под порывами пыльного, жаркого ветра пустыни. В проеме двери появилась фигура чернокожего евнуха, голову которого венчал огромный черный тюрбан. Евнух шагнул в комнату; он надвигался как темная мрачная туча, сжимая в руке сверкающий ятаган. Смерть. Разрушительница наслаждений и Разлучи-тельница собраний пришла за ним.
Бартон проваливался в пустоту, во тьму. Его сердце остановилось, но он не ощутил этого. Великое небытие распростерло над ним свои крылья.
Неожиданно глаза его раскрылись. Сердце робко сжалось — раз, другой — и забилось ровно и мощно. Сила, могучая сила, вливалась в его тело; исчезли мучительные боли в суставах ног, в печени, в груди. Его окружала вселенская тишина, и он слышал, как кровь пульсирует в висках. Неужели он одинок в мире безмолвия, наполненном ярким светом? Нет. Что-то плыло невдалеке, но он никак не мог идентифицировать непонятные предметы.
Где он находится? Что с ним? Он пошевелил ногами, попытался сесть, но тут же замер от страха; под ним не было ничего, он висел в пустоте. Попытка сесть привела к тому, что положение его тела несколько изменилось — как будто он шевелился в бассейне, наполненном густой жидкостью. Он заметил в полутора футах от пальцев своей вытянутой руки металлический блестящий стержень с красноватым отливом. Стержень шел сверху вниз: он свисал из бесконечности и опускался в бездну. Бартон попытался ухватиться за ближайший материальный предмет, но рука натолкнулась на преграду — стержень окружало невидимое силовое поле.
Судорожно дернув ногами и изогнувшись, он сумел приблизиться к стержню на расстояние четверти фута. Еще раз согнув и резко распрямив ноги, он отвоевал еще один дюйм, но сопротивление загадочного поля остановило его. Хуже того — внезапно тело начало поворачиваться вокруг продольной оси. В растерянности он замахал, заколотил руками по воздуху, хватаясь за пустоту, но остановить вращения не смог.
Его развернуло вниз лицом. Но откуда ему знать, что это направление следовало считать низом; с равным успехом оно могло оказаться именно верхом. Но, как бы то ни было, теперь ему открылась часть пространства, противоположная той, которую он обозревал сразу после пробуждения. Впрочем, он не заметил существенной разницы; верх и низ выглядели абсолютно одинаково. А он висел в пространстве, окруженный невидимой силовой оболочкой, неощутимо поддерживающей тело. В шести футах под ним висело обнаженное женское тело, полностью лишенное волос, и с очень бледной кожей. Казалось, женщина спит. Глаза ее были закрыты, грудь вздымалась от неторопливого дыхания; ноги вытянуты и сведены вместе, а руки прижаты к туловищу. Она медленно вращалась, как ощипанный цыпленок на вертеле. Очевидно, она находилась во власти той же силы, которая вращала и тело Бартона.
Он медленно повернул голову и увидел множество других тел — мужских, женских, детских. Безмолвные ряды вращающихся тел, нагих и полностью лишенных волос, окружали его со всех сторон. Прямо над ним висело тело негра.
Приподняв голову, он осмотрел собственное тело, как оказалось, такое же нагое и лишенное волос. Гладкая молодая кожа обтягивала упругие мышцы живота и рельефные, сильные икры ног; дряхлые синие вены и многочисленные шрамы исчезли. Это тело принадлежало юноше, а не больной развалине, мгновение назад испустившей последний вздох.
Внезапно он понял, что вокруг не видно тел стариков и старух. Люди, окружавшие Бартона безмолвными шеренгами, были молоды. Он затруднился бы определить их возраст точнее, так как непривычная нагота безволосых тел придавала им одновременно и взрослости, и молодости. И все же он готов был поклясться, что любому из них не более двадцати пяти.
Некогда он похвалялся, что ему не ведомо чувство страха. Но сейчас панический ужас тисками сжал ему горло, темной пеленой застлал сознание, по капле выдавливая из тела вновь обретенную жизнь.
Мысль, что он все еще существует, ошеломила его. Потом необычность ситуации несколько затормозила его чувства; казалось, что толстое полупрозрачное стекло отделило его от фантастического окружения. Через несколько мгновений в голове у него что-то щелкнуло и экранирующее стекло исчезло. Мир обрел четкие контуры и формы; он легко мог наблюдать и осознавать их, но не объяснить. Над ним, под ним, со всех сторон — везде-насколько хватало глаз, висели нагие тела. Они располагались вертикальными слоями, которые разделялись решетками из красных стержней, тонких, как прутики. Один стержень шел на расстоянии фута от ног спящих, другой — на таком же расстоянии от их голов. Между телами расстояние составляло шесть футов в любом из направлений — вверх, вниз, вправо, влево.
Стержни тянулись из простиравшейся внизу пропасти и уходили наверх, в бесконечность. Серый туман, в котором растворялись стержни, как и ряды тел, не имел ничего общего с небом или с землей. Туское, унылое пространство тянулось вдаль, заполненное телами, помещенными в узлы гигантской кристаллической решетки.
Бартон огляделся. Невдалеке от него плавало тело смуглого мужчины, напоминавшего итальянца. С другой стороны — женщина, по-видимому — индианка; за ней — молодой человек с нордическими чертами лица. Что-то показалось Бартону странным. После третьего оборота ему удалось рассмотреть правую руку юноши, ярко-красную от локтя и до кончика пальцев, по-видимому, лишенную кожи. Затем он обратил внимание на мужчину, на лице которого отсутствовала не только кожа, но и мышцы. Присмотревшись, он заметил и другие тела с недостающими органами, а вдали неторопливо вращался скелет — Бартон не разглядел мышц, только свернутые в клубки внутренности.
Он продолжал озираться, пока тело его медленно вращалось. Страх волнами захлестывал его сознание. Внезапно он понял, что находится внутри таинственного колоссального сооружения и что металлические стержни излучают невидимое поле, поддерживающее в пространстве миллионы — если не миллиарды — человеческих существ. В огромной усыпальнице бодрствовал только он.
Где находится это место?
Разумеется, не в Триесте 1890 года, входившем в состав Австро-Венгерской империи. Но, с другой стороны, то, что его окружает, совершенно непохоже на любую известную ему версию загробной жизни — хотя в этом вопросе он всегда считал себя знатоком.