Анатолий Ромов
В ЧУЖИХ НЕ СТРЕЛЯТЬ
Собака лаяла зло, с подвыванием.
Дворник Трофимов, нащупав в темноте одежду, встал, чертыхнулся и вышел на улицу. Несмотря на второй час ночи, было светло; собачья конура стояла далеко, наискосок по двору, у самого забора.
— Черти б тебя взяли… Шарик, фу!
Остановившись у конуры, посмотрел на собаку. Огромный пес бурой масти, со свисающим вниз подшерстком, замолчал, но, глядя в пространство, продолжал вздрагивать и тихо рычать. Дворник тронул пса за загривок, недовольно потряс:
— Очумел совсем! Что лаешь? — Всмотрелся в светлую мглу. За большим, изрытым канавами и заросшим бурьяном пустырем привычно темнел корпус электромеханического завода.
— Ну что людям нервы портишь, никого и нет?
Глядя на хозяина, Шарик вильнул хвостом, коротко тявкнул.
— Давай, Шарик, чтоб не было этого больше. Слышишь?
Трофимов оставил пса и, придерживая на ходу штаны, вернулся в свою каморку. Улегся, попытался заснуть — не получилось. Сказал, прислушиваясь к дыханию спящей рядом жены:
— Все ж зря собака лаять не будет.
В 1912 году Голодай, северная часть Васильевского острова, представлял собой одно из самых заброшенных мест Петербурга. Отдаленный от Петроградской стороны Малой Невой, а от Васильевского острова речкой Смоленкой, Голодай также был своего рода островом, почти необитаемым. Центр этого островка занимали болота, на западной части размещались керосиновые склады, на восточной, около Немецкого и Армянского кладбищ, — канатная фабрика и Чухонская слобода. Кроме слобожан, работников фабрики, здесь никто не жил.
В два часа ночи 7 июня 1912 года было светло как днем. В тишине ночной белизны вдоль берега Малой Невы, по Пятигорской улице, медленно двигалось ландо. Но вряд ли кто-то мог бы заметить движение экипажа — слобожане спали, гуляющие сюда не заходили, лошадь же, умело придерживаемая вожжами, шла ровно; на ее копыта были надеты специальные резиновые галоши.
В пролетке, тесно прижавшись друг к другу, сидели двое мужчин во фраках и котелках. Одному было около тридцати, второй, сухопарый, с подстриженной щеточкой светлых усов, державший вожжи, казался постарше. Оба сосредоточенно следили за дорогой и молчали.
Лошадь остановилась возле высокого забора. Из калитки выглянул сторож.
— Чего надо, господа?
Старший поднял палец к губам, зашипел:
— Тс-с… Не узнал? Я же тебя предупреждал…
— А-а. Да, да, признал, простите, господин хороший. — Сторож замялся, не зная, что сказать еще. — Сослепу-то не увидел. Так вы что, это… С дамами?
— С дамами, с дамами. — Старший быстро сунул сторожу рубль. — Только тише. Сядь на облучок, покажешь, как проехать.
— А где дамы-то?
— Они ждут… В другом экипаже, тут, неподалеку.
Сторож помедлил и, решившись, вышел к пролетке.
— Ладно уж. Хорошо-с. Покажу, как не показать. — Подобрав плащ, уселся. Молодой достал из кармана кастет, примерился — и коротким рассчитанным движением ударил сторожа по затылку. Тот дернулся, вяло осел; старший ловко подхватил тело, не давая сползти. Поднял вожжи — и вороная развернулась и двинулась назад по дороге, ведущей в центр голодаевских болот.
Вскоре старший остановил кобылу. Зеленая вода подступала здесь к самой дороге. Молодой спрыгнул с подножки, вдвоем они осторожно сняли тело и, привязав к ногам две чугунные гири, столкнули в воду. Снова уселись в пролетку, и старший тронул вожжи.
Еще через три дня в Петербурге, на Московской заставе, вспыхнул крупный пожар. Пожар был из тех, которые входят потом в городские хроники; горел электромеханический завод фирмы «Н. Н. Глебов и K°». Там, где стояли штабеля бочек с варом, обмоточным материалом и нефтью, огонь временами поднимался вверх до десяти метров. Сторож, работавший здесь недавно, вторую неделю, так и не смог объяснить, откуда появились первые языки пламени. Были вызваны пожарные; надо сказать, подъехали они довольно быстро. Команда тут же приступила к тушению, но практически ничего нельзя было сделать: рухнула крыша. К трем часам утра от завода «Н. Н. Глебов и K°» ничего не осталось — только слабо дымились голые стояки стен.
За пожаром наблюдали почти все обитатели соседних домов. Многие из них вышли на улицу, высыпали и жильцы дома, в котором дворничал Трофимов. Жильцы тревожно хмурились, наблюдая за догоравшим заводом. Только сам Трофимов, присев на корточки, плакал. Голова лежащего у забора пса была разбита, но приподнявшиеся губы, обнажив бессильные теперь клыки, казалось, все еще угрожают кому-то.
Петербургский адвокат Арсений Дмитриевич Пластов вернулся с обычного утреннего променада. Открывая дверь с медной табличкой: «К. с. А. Д. Пластов, присяжный поверенный», он усмехнулся. Когда-то этот адрес на Моховой, 2, и медная табличка были известны многим, теперь же о них постепенно начинают забывать. Сам же он, тридцатишестилетний Арсений Пластов, за эти годы карьеры так и не сделал, остался все тем же «к. с.» [1], адвокатом без клиентуры, но зато остался честным. Пластов считал, что иначе нельзя, и вместе с другими подписал петицию против введения военно-полевых судов. [2]
Пластов прошелся по кабинету, тронул корешки книг, и в это время раздался звонок.
За дверью стоял хорошо одетый человек среднего роста, лет сорока — сорока пяти, с небольшой русой бородой. Он выглядел уверенным и знающим себе цену; впрочем, в его глазах адвокат уловил растерянность попавшего в беду клиента.
— Меня зовут Николай Николаевич Глебов, я владелец фирмы Глебова. Вы — Арсений Дмитриевич Пластов?
— Совершенно верно. Прошу.
Проходя вслед за гостем в кабинет, Пластов попытался вспомнить все, что читал в последних газетах о случившемся три дня назад пожаре. Как назло, в голове вертелись лишь общие слова: «пожар на электромеханическом заводе» и «миллионный убыток».
— Я весь внимание, Николай Николаевич.
— Прежде всего, Арсений Дмитриевич, хотел бы надеяться, что разговор останется между нами.
— Можете всецело на меня рассчитывать. Я адвокат, и этим все сказано.
— Наверняка вы слышали о пожаре, случившемся на моем заводе в воскресенье. Завод сгорел, его больше не существует. Я хочу получить страховую компенсацию, но обстоятельства подсказывают: без услуг юриста мне не обойтись. В качестве вознаграждения хочу предложить вам три процента от страховой суммы.
