Томас Гриниас - Поднять Атлантиду

Капитан-лейтенант Терранс Дрейк приплясывал в лощинке между снежными дюнами, пережидая порыв ледяного ветра. Ему срочно требовалось отлить. Увы, ответ на зов природы означал бы нарушение международной конвенции.

Он поежился, глядя на снежные вихри, заметающие окоченевшую, Богом забытую пустыню, простиравшуюся в бесконечность. Фантасмагорические ледовые гряды, которые с подачи русских принято называть словом «заструги», шеренгами уходили в полумрак, оставляя за собой тени, напоминающие лунные кратеры. «Последняя дикая местность планеты Земля, — пришло ему в голову. — Мир, в котором не должен жить человек».

Чтобы не замерзнуть, Дрейк старался побольше двигаться, хотя низ живота уже начинало сводить болью. С другой стороны, антарктическая конвенция предусматривает крайне строгий экологический протокол, который — применительно к данной ситуации — можно передать одной фразой: «Все свое носи с собой». Ничто не должно попадать в окружающую среду. Включая отходы жизнедеятельности.

Очкарики из Национального научно-исследовательского фонда не раз предупреждали Дрейка, что последствия азотного загрязнения в условиях Антарктики могут длиться тысячелетиями. А посему Дрейку предписывалось вскрыть пищпакет и использовать его в качестве импровизированного писсуара. К сожалению, на патрулирование он отправился налегке, без штатного пайка.

Дрейк оглянулся на комплекс из белых стекловолоконных куполов, расположенный в нескольких километрах за спиной. По официальной версии, миссия американской «исследовательской группы» заключалась в изучении необычной сейсмоактивности в ледовом панцире. Тремя неделями раньше очередное глубинное содрогание привело к тому, что от восточной кромки антарктического щита откололся айсберг размером со штат Род-Айленд. Увлекаемый океанскими течениями со скоростью три мили в сутки, он через десяток лет попадет наконец в теплые воды и там растает.

«Десять лет», — повторил про себя Дрейк. Вот как далеко он забрался. Это, кстати, означает, что в случае чего его криков о помощи никто не услышит. Ну да об этом лучше не думать.

В тот день, когда Дрейк расписался за приказ о назначении в Антарктиду, он в офицерской столовой базы Порт-Гуинем познакомился с одноруким коком из числа гражданского персонала. Прихлебывая из миски с загадочным варевом, старик посоветовал почитать биографии Эрнеста Шеклтона, Джеймса Кука, Джона Франклина и Роберта Фолкона Скотта — словом, тех самых исследователей эпохи королевы Виктории и короля Эдуарда, которые стремились достичь Южного полюса, к вящей славе Британии. Кок рекомендовал Дрейку рассматривать новую работу как своего рода проверку на выносливость, ритуал посвящения в настоящего мужчину. Еще он пообещал, что антарктическая вахта станет историей любви («экзотической и пьянящей») и что душа Дрейка окажется «перекроена» на каком-то фундаментальном, чуть ли не религиозном уровне. А вот когда этот враждебный рай его наконец-то околдует и соблазнит, настанет время уезжать и влюбленный Дрейк не найдет себе места от тоски перед предстоящей разлукой…

«Ага. От тоски. Разбежался».

С первого дня Дрейк спал и видел, как уносит ноги с этого куска мертвого льда. Особенно после того, как вскоре по прибытии один из подчиненных ехидно заметил, что старцу с калифорнийской базы руку оттяпали именно благодаря Антарктиде. Впрочем, как выяснилось, в их подразделении все попались на удочку обмороженного кока.

А сейчас слишком поздно идти на попятную. Хуже того, даже при всем старании Дрейк не сможет вернуться в Порт-Гуинем. Флот закрыл свой учебный антарктический центр через несколько недель после прибытия капитан-лейтенанта в этот промерзший ад. Кок, надо полагать, теперь на государственную пенсию коротает время на пляже, посвистывая вслед девицам в бикини. Что же касается Дрейка, то он чуть ли не каждое утро встает, чувствуя дикую головную боль и сухость во рту. Полный набор признаков похмельного синдрома — и хоть бы было за что расплачиваться. А все здешний воздух виноват. По части высасывания влаги из тела он даст фору любой пустыне.

Дрейк сунул варежку в карман куртки и потрогал задубевшую кроличью лапку, которую его невеста Лоретта подарила на счастье. Медовый месяц не за горами, и вскоре этой лапке предстоит болтаться под зеркалом в салоне новенького алого «форда-мустанга». Отпускных должно хватить. Да и вообще, денег — девать некуда. Буквально. До Мак-Мердо, главной американской станции в Антарктике, полторы тысячи миль, к тому же на две сотни ее обитателей-зимовщиков приходится один банкомат, одно кафе и два бара. При соотношении полов десять к одному в пользу мужчин. Хотя, конечно, это под каким углом смотреть… Словом, настоящая цивилизация начинается через две с половиной тысячи миль, в новозеландском «Чиче». В смысле, в Крайстчерче, что на острове Южный… «Да уж, живем, как на Марсе. Отсюда вопрос: кто заметит, если мы немножко подкрасим снежок?»

Дрейк прислушался. Штилевая пауза. Стоковый — или, как его называют метеорологи — катабатический ветер совсем стих, от тишины звенит в ушах. С другой стороны, без предупреждения, в любую секунду на тебя может обрушиться шквал до двухсот миль в час. Уж такова природа внутриконтинентальной заснеженной пустыни Антарктики…

«Итак, вот он, наш шанс».

Дрейк рывком расстегнул молнию и занялся делом. От мороза дерет так, будто пристроился к стенной розетке. Синоптики грозились, что нынешней ночью столбик упадет ниже -85° по Цельсию, а при такой температуре голая плоть промораживается за тридцать секунд.