Игорь Гетманский - Над пропастью во ржи

ИГОРЬ ГЕТМАНСКИЙ

НАД ПРОПАСТЬЮ ВО РЖИ

Красная бандитская рожа с белыми кустистыми бровями просунулась в дверь, и мой кабинет огласился мощным хриплым басом:

- Звал, Николаич?

Ага, явился!

- Заходи, заходи, Петрович! - я встал из-за стола и пошел к двери с заранее протянутой рукой: гость требовал особенного уважения. Дверь распахнулась во всю ширь, и я с удовольствием воззрился на ветерана милиции, подполковника в отставке Анатолия Петровича Новикова, бывшего начальника нашего уголовного розыска.

Петрович был хорош. Седые густая шевелюра украшала крупную лобастую голову, русская косоворотка была лихо распахнута на широкой волосатой груди. Огромная лапа Петровича сжала мою кисть, крупные белые зубы обнажились в широкой улыбке, и на секунду то ли от боли в руке, то ли от блеска зубов я чуть не потерял сознание.

- Ну-у, Николаич, что форму-то не блюдешь? Выговор тебе, начальник районного отделения милиции! Если так пойдет - смотри! - выкраду тебя к едрене фене, и на пасеку к себе отвезу, лечиться, значит. А обратно только за выкуп отдам, только за выкуп!

Я еще потирал занемевшую кисть, а Петрович уже по-хозяйски расположился в моем кресле и ворошил бумаги на столе:

- Чего звал-то, пацан? Дело какое глухое? Сам не справляешься?

Я сел через стол напротив и постарался быстро придти в себя от напора жизнеобильного ветерана. На "пацана" я, 45-летний полковник милиции, не обиделся: перед Петровичем я, на самом деле, был пацан. А вот дело, с которым я собирался к нему обратиться, было не пацаньим и... деликатным. Я не знал, как Петрович - старый опытный опер и сыскарь, когда-то волкодав спецназа, один из лучших ментов в нашем Ханты-Мансийском округе - как он отреагирует на мою просьбу. Мог ведь и отказать. А кроме него кого-то другого посылать на это дело мне было уже страшно.

- Слушай, - заерзал я на жестком стуле. - Просьба у меня к тебе необычная...

- Ладно резину-то тянуть! Раз вызвал - выкладывай напрямую, проглочу как-нибудь!

Я быстро посмотрел на него и уперся взглядом в свои сцепленные на столе руки:

- В общем, дело серьезное, Анатолий Петрович... Не уголовное, вроде... И вроде, не твоего масштаба, а на самом деле - мутное, непонятно ничего, только ты, наверно, и справишься... - Я снова посмотрел на него и встретил насмешливый взгляд выпуклых серых глаз. - Бабу здесь одну пощупать надо...

Я не договорил.

- Ах-ха-ха-ха! И это твое дело?! Ну, это мы завсегда пожалуйста! Бобылями, как-никак, живем! - Петрович хохотал, откинувшись на спинку кресла, и его красная лапа громко прихлопывала по бумагам на столе. - Ах-ха-ха! Пощупать! Я так думаю, Николаич, здесь осторожничать не след, в любом деле до конца идти надо, а?! Ты мне план оперативных мероприятий сам напишешь или на мой опыт положишься? Ах-ха! Ты ведь знаешь, опыт у меня большой, ветеран я как-никак, старая гвардия!

Петрович ржал, как мерин, а я почему-то как-то сразу успокоился и смотрел на него теперь твердо, потому что точно знал, что если он сейчас не сменит тон, то вылетит из моего кабинета. Для своего же блага. Легкомыслие в том, о чем я его хотел просить, было смерти подобно.

Подполковник Новиков всегда обладал хорошим оперативным чутьем. Он кинул на меня беглый взгляд, захлопнул белозубую пасть, мгновенно отяжелел лицом и встал из кресла.

- Прости, Владимир Николаич. - Он обошел стол и сел рядом со мной на стул. - Оборзел я на гражданских хлебах маненько, забывать кое-что стал. Ты давай, не серчай и расскажи подробно, что это за баба такая и зачем ее щупать надо...

- Все ты, - укоризненно заговорил я, - Анатолий Петрович, буквально понимаешь, как был кобель, так и остался. Не об этом я говорил. Прояснить надо обстановку. Слушай. - Я взял со стола листок со справочной информацией и протянул ему. - Знакомься, пока я тебе рассказываю... Живет в поселке Таежный-3 - ну ты его знаешь, в двадцати километрах от твоей пасеки - одна женщина...

Петрович уже водрузил на нос огромные роговые очки и внимательно читал документ:

- Ага, Нина Ивановна Смердина! - перебил он меня. - Ну и фамилия!

- Это она по мужу - Смердина, а так - Коновалова, - сказал я.

- Час от часу не легче... Так... - перехватил у меня инициативу старый опер, - 50 лет ей, значит... Ничего, в соку еще бабешка, как раз для меня! Петрович кинул на меня беглый взгляд поверх очков, кашлянул и снова уткнулся в бумагу. - В собственности - дом, 12 соток земли, 24 - в аренде. Ого! Хозяйственная! О! Смотри-ка - вдова! - Он оторвался от документа. - А почему? Муж-то молодым, сравнительно, мужиком должен был скончаться.

Я положил руку ему на колено и веско произнес:

- Вот в этом, Петрович, все дело и заключается.

Петрович остро посмотрел на меня:

- Отравила? И доказать не можете?

- Да нет. Не то. Повесился у нее мужик. Два года назад. Но очень странно повесился. Нашла она его в платяном шкафу, висел он на ремне, перекинутом через перекладину, подогнув ноги. Экспертиза показала, что на момент смерти он был мертвецки пьян. Покойный страдал запоями, а пил самогон, который его супруга, Нина Ивановна, гонит и по сей день.

Старый опер Петрович сразу же отделил зерна от плевел:

- Так, подожди. Все это никуда не годится. Во-первых, способ повешения чертовски неудобный, не вешается так никто из нормальных людей... А во-вторых, если он пьяный был, загулял то есть, то какого хрена ему вешаться? Следствие не выявило никаких обстоятельств, могущих быть причиной сознательного самоубийства? Ну, может, украл он чего, недостача на работе, в убийстве его подозревали... нет?

- Нет этого ничего. Обычный запойный сельский мужик, механизатор. Выжрал бутыль самогона и... подогнул ножки.

- А у этой, Нины Ивановны, есть алиби?

- Есть.

- А пил он один?

- Опрос жилого сектора показал, что никто к нему в тот день не заходил. Один он употреблял.

Петрович недоуменно заскрипел стулом:

- Тогда я не понимаю, что ты маешься. Дело двухгодичной давности, подозреваемых в убийстве нет, типичное самоубийство, странное, конечно, немного, но и хер с ним! У тебя что, другой работы мало?

Я помолчал, потом тяжело поднялся со стула, обошел Петровича, нагнулся к его седому уху и снова повторил:

- Бабу эту, Петрович, пощупать надо...

Петрович вскинулся:

- Да зачем, мать твою?!

Я проигнорировал матершину, а потом свинцово уронил ему на голову:

- Потому что я после того самоубийства в течение двух лет н а э т о й б а б е двух человек из личного состава потерял.

В кабинете воцарилась мертвая тишина. Подполковник в отставке Новиков запрокинул лобастую голову и смотрел на меня теперь, открыв рот: