Людмила Макарова, Алекс Бек
Коллекционер
Я – беззастенчивый барыга, если уж называть все своими именами. Купить за бесценок, продать по предельной рыночной цене, да еще и заполучить благодарного покупателя в постоянные клиенты – это азарт и даже зависимость. Видно, с восточной наследственностью ничего не поделать, она даже через три поколения пробивается…
Нет, я, конечно, кандидат технических наук, пишу статьи, временами читаю лекции и изобретаю электронные схемы, умею держать паяльник и программировать. Я общаюсь на двух с половиной европейских языках и немного понимаю тюркские наречия, я всерьез подумываю о докторской и занимаюсь развитием бизнеса в крупной столичной компании. Работа на статусной должности ежедневно повышает мою самооценку, а о том, что я объездил треть мира, и говорить не приходится.
Но всю жизнь я тащу за собой детскую страсть – увлечение фотографией. Художественный вкус и врожденное чувство композиции до сих пор приносят мне призы в творческих конкурсах: то брендовую кожаную сумку, то цифрозеркалку – так, приятные мелочи, призванные потешить собственное тщеславие, похвастаться перед друзьями. А вот подлинный восторг и трепет у меня вызывает радость обладания желанной фотокамерой. Старой пленочной камерой, поскольку с цифровыми все понятно: зарабатываешь, заказываешь в онлайн-магазине, и назавтра курьер приносит домой твою «прелесть».
Я долго копался в себе, чтобы понять, откуда взялась у меня эта страсть к раритетам…
Все мы родом из детства, а все, что мне было доступно в стране тотального дефицита, – это советские фотокамеры, которые родители покупали в магазине «Спорттоваров»: дальномерная «Вилия» и единственно доступная зеркалка «Зенит-Е». И только дождавшись свой очереди в фотокружке Дворца пионеров, я несколько раз в год снимал немецкой «Praktica» и панорамным «Горизонтом». А ведь совсем рядом жили продвинутые люди, которые еще в те времена имели вечные неубиваемые Пентаксы-Яшики-Олимпусы-Никоны-Кэноны!
Этот голод на великолепные камеры я начал утолять, как только появились у меня в студенческие времена собственные свободные деньги. Камеры с автоматикой, яркими видоискателями, светосильной сменной оптикой, моторным приводом, датирующей крышкой, советские, а потом и импортные приходили, оставляли пленки с потрясающими кадрами, ощутимую маржу и уходили в следующие руки радовать нового владельца.
Я никогда не стремился оставлять их у себя. Даже сейчас, собрав внушительную коллекцию, я придерживаюсь мнения, что фототехника должна работать, а не сохнуть на полке. А уж в те времена ни о какой коллекции я и не помышлял, изредка оставляя у себя только действительно редкие камеры и объективы, с которыми жалко было расставаться. Началось все с «ФЭДа» – первого выпуска нашей «Leica», монументального «Спорт-Гельветта» и послевоенного «Киева» – близнеца «Contax». Затем появились дальномерный «Друг» с цепным взводом, шпионский «Аякс», «Нарцисс», чудом сохранившийся в эндоскопическом кабинете, и респектабельный «Зенит-4» из тупиковой ветви «КМЗ». Ну а когда я приобрел жутко редкий «Зенит-18» с родным объективом «Зенитар-1МЕ», я даже взял тайм-аут. Думал, наигрался. Но тут пришло время среднего формата.
Сначала я позабавился «мыльницей» экономкласса «Этюд», вспомнив, как облизывался в начальной школе на это чудо в руках одноклассника. Потом у меня появился редкий олимпийский «Любитель-166» с автопротяжкой и рычажным спуском, несколько «двухглазок» этого же семейства из далеких 1940-х и, конечно, стереокомплект «Спутник». Удивительно, но этот архаичный стереомонстр вполне органично вписался в цифровую эру и до сих пор исправно снимает заготовки для анаглифических картинок.
Затем я логично вышел на линейку «Салют-С» – «Киев-88» – «Киев-60», где и застрял на несколько лет благодаря «рыбьему глазу» «Зодиак-8». А после ретрокамеры начали приходить ко мне сами.
Подумать только – эти долгожители были даже старше моих родителей! Некоторые из них добирались до меня больше полувека – из двадцатых годов прошлого столетия. Как на подбор, это были довоенные среднеформатные «гармошки», которые перемежались советскими репликами «Искра» и «Москва-1». Пережив большую войну, вещмешки-«сидоры», чуланы, антресоли и барахолки, они по-прежнему старательно рисовали свои пластичные картинки 6х9 см. «Agfa Billy» как теперь бы назвали из «limited edition», «Zeiss Ikonta 520/2» в премиум комплектации, «Kodak Junior», сконструированный и отделанный по моде 1930-х art deco. Дело даже дошло до деревянной крупноформатной камеры с черной накидкой и объективом, из которого «вылетает птичка», с деревянным же многоколенным штативом. Помните студийные фото из семейных альбомов с дедушками-прадедушками, где видны каждый стежок и ворсинка на одежде, не говоря уже о пронзительных глазах? Вот такие картины я делал своими руками.
Фотокамера «Москва-2» пришла ко мне совершенно традиционным и обыденным способом. Я купил ее на воскресном блошином рынке, где за много лет перезнакомился с продавцами, и они издалека уже подавали знаки, приберегая для меня что-нибудь интересное. Взял дешево. И взял-то или из жадности, или из желания продемонстрировать свою лояльность знакомому продавцу. Вид у камеры был потрепанный: вся задняя линза в конденсате или в грибке. Помню, торговались мы с хозяином долго, азартно, зато и его время прошло нескучно, и мне выпало развлечение. Расстались мы только минут через тридцать, как всегда с рукопожатиями и объятиями, исполнив все ритуалы этой специфической тусовки. После чего камера отправилась в стол, а я на работу.
В следующую субботу я проснулся все еще слегка оглушенный ураганом проведенных за неделю встреч, презентаций, испытаний и отчетов. Разбудил меня бесцеремонный проливной дождь, который, вместо того чтобы обволакивать и баюкать, пытался вломиться в комнату через сколько-то-там-камерный патентованный оконный стеклопакет. Едва открыв глаза, я понял, что долгожданный пленер отменяется и развлекать себя придется дома.
Бросив в окно мрачный взгляд, я достал из ящика свой давешний трофей и для начала внимательно осмотрел футляр из коричневого кожзаменителя. Местами он уже начал трескаться и расслаиваться. Вместо родного шейного ремешка, когда-то вырванного вместе с заклепками, обнаружился добротный кожаный ремень, внахлест пришитый крупными валеночными стежками. Тоже коричневый, но от другого фотоаппарата. Удручающее начало.
На рынке я, конечно, открывал и бегло осматривал камеру, но теперь мне предстояло не спеша оценить масштаб бедствия. Внутри футляра пряталась все та же «Москва-2» с шелушащейся дерматиновой обклейкой и хромированными, но уже ободранными до латуни накладками, штативным гнездом и «крутилками» на корпусе. На верхней панели – чужеродное тело – салазки для фотовспышки, прикрученные «по-живому», поверх дерматина, винтами с разнокалиберными головками. По всему видно – фотоаппарат многократно пережил свой ресурс. Вероятно, прежний хозяин был пляжным «бомбилой» или «бытовиком» и использовал его как рабочий инструмент. Но как он снимал со вспышкой? Синхроконтакта на «Москве-2» нет! Или это салазки для съемного видоискателя взамен подслеповатого штатного? Ладно, дойдем и до этого.
