Кривич Михаил & Ольгин Ольгерд
Рыжий и полосатый
Михаил Кривич, Ольгерд Ольгин
Рыжий и полосатый
Пятак упал, звеня и подпрыгивая. Юрий Васильевич помянул некстати черта, встал на четвереньки и принялся шарить по полу возле кресла. "Всякое выпущенное из рук тело,-- подумал он,-- норовит закатиться под тахту".
Звеня и подпрыгивая... Из каких глубин памяти выплыл школьный пример на деепричастный оборот? Об этом и размышлял Юрий Васильевич, пытаясь пронзить взором пыльный мрак. Придется лечь на живот и прощупать пространство вслепую. Надо же такому произойти! Еще минуту назад он наслаждался воскресным покоем и продумывал тонкую меновую комбинацию, блистательную пирамиду, в основании которой лежал этот злосчастный пятак, а на сияющей вершине мерцал белым светом редчайший пятиалтынный, которого так не хватало в коллекции Юрия Васильевича.
Да, наш герой был нумизматом. Далекие от этого почтенного занятия люди полагают, будто все нумизматы заняты поисками грошей времен Галицкого княжества или дидрахм из собственного кошеля Фемистокла. Есть и такие собиратели, не станем спорить. Но для Юрия Васильевича Каченовского гораздо увлекательнее было отыскивать в океане медной мелочи запрошлого года пятак, на реверсе которого, а в просторечии -- на решке, чуть-чуть разошлись отштампованные буквы. А если судьба широко тебе улыбнулась и ты стал обладателем сразу двух таких редкостей, то как не выменять одну из них на пятнадцатикопеечную монету конца сороковых, в гербе которой колоски слегка сбились на сторону?
Однако прямые обмены, надо вам сказать, большая редкость. Невелик шанс, что владельцу сбитых колосков надобен именно пятак с раскосыми буквами. Но что-то ему, в конце концов, нужно, а это что-то есть у того, кому нужно еще что-то... Разумеется, для обдумывания комбинации совсем не надо было Юрию Васильевичу вертеть между большим в указательным пальцами редкостный пятак. Однако приятно! Вот в гроссмейстер -- он может сыграть партию вслепую от начала до конца, однако сколько ж удовольствия в том, чтобы передвигать по доске фигуры!
За удовольствия, впрочем, надо расплачиваться. Человек давным-давно перешел на прямохождение, и поза, которую мы принимаем, заглядывая под тахту, уже не доставляет нам радости. Неловко, даже если никто не наблюдает со стороны. Юрий Васильевич шарил наугад под тахтой, чувствуя, что краснеет от досады; и тут за его спиною раздался вкрадчивый голос, несколько высоковатый для мужчины:
-- Юрий Васильевич Каченовский? Простите великодушно за вторжение...
Каченовский от неожиданности стукнулся о деревянный край тахты, сел, почесывая ушибленное место.
У ног Юрия Васильевича сидел кот. Небольшой, рыжий, с округлой мордой и легкими пушистыми бакенбардами, он глядел прямо на Каченовского зелеными, очень смышлеными глазами. Он был так умен с виду, что с ним хотелось поздороваться.
Юрий Васильевич здороваться с котом не стал. Он поднялся с пола, глянул на пришельца сверху вниз и отряхнул пыль с домашних брюк. Кроме кота, в комнате никого не было.
"Померещилось, должно быть,-- решил Юрий Васильевич.-- Кровь к голове и все такое". Он вознамерился сказать несвойственное ему, но вполне приличествующее случаю слово "брысь!", но в это мгновенье Рыжий открыл маленькую розовую пасть, смачно облизнулся и быстро заговорил не по-русски.
"Азиатский язык,-- отметил про себя Юрий Васильевич.-- Ватакуси ва, аната о... Японский, что ли?" Кот и впрямь хитро прищурил глаза, всем видом изображая из себя японца, от чего Каченовскому сделалось неловко, и он, осознавая бредовость происходящего, замахал рукой неуверенно -- мол, не понимаю... вака-ранай...
Рыжий выждал паузу, понимающе кивнул головой, округлил глаза и заговорил по-немецки. И немецкого Юрий Васильевич не знал, но знал, что не знает, и потому узнал сразу, а кот, увидев в его глазах это осознание незнания, понял, что опять ошибся, смущенно заморгал и предложил неуверенно:
-- Суахили? Эсперанто? Инглиш?
-- Инглиш,-- ответил Юрий Васильевич помимо своей воли. Ему по-прежнему хотелось сказать "брысь".
-- 0'кей,-- откликнулся кот.-- Ай'м сорри, ай симд ту микс лэнгвиджиз... Консернинг зе ситуэйшн.ай хэв ту эдмит...
-- Плиз,-- взмолился Юрий Васильевич, окончательно теряя нить беседы -С кем? С котом! -- Плиз, слишком быстро, ай спик, бат вери литтл, нельзя ли помедленнее...-- и замолчал, осознав ужасающий факт, что вступил в беседу по-английски не с англичанином или австралийцем, а с рыжим котом, который к тому же говорил на иностранном языке гораздо бодрее Юрия Васильевича.
-- Вот именно что помедленнее! -- раздался от балконной двери другой голос, погрубее и пониже.-- И по-русски, по-русски. Устраиваешь тут фокусы, нет, чтобы по-простому, по-нашенски себя назвать, у человека имя выспросить...
Юрий Васильевич обернулся к балкону, пытаясь стряхнуть с себя наваждение, но не увидел никого на уровне своих глаз. Тогда, предчувствуя уже нехорошее, он опустил глаза и обнаружил на балконном порожке еще одного кота. Тот стоял, прижавшись к двери, в позе вежливого ожидания, будто не решался ступить в комнату без приглашения. Был он крупнее Рыжего, с тощей и узкой мордой, серый в полоску и вообще вида крайне простецкого, под стать своей речи.
"Бред какой-то,-- подумал Юрий Васильевич, окончательно теряясь.-- Надо почаще бывать на свежем воздухе. Вот опять бегать начну, все и пройдет".
Коты выжидательно молчали, глядя на него немигающими зрачками. "Померещилось,-- обрадовался Каченовский.-- Гнать их надо. Вот возьму веник и выгоню".
-- Брысь, подлые! -- заорал он и замахнулся домашней туфлей, наспех сорванной с ноги.-- Брысь, кому говорят!
Рыжий и Полосатый устремились к балконной двери. Разве что, показалось Юрию Васильевичу, бежали они без особой спешки и не прыжками, что свойственно котам, на которых замахиваются туфлей, а неторопливой рысью. Кроме того, Полосатый вроде бы пожал на ходу плечами, но поручиться в том Юрий Васильевич не мог. Он стряхнул с себя наваждение, для чего энергично потряс головой и сделал глубокий вдох, а затем приступил и прерванному занятию: полез под тахту.
-- А я говорю тебе -- мало ли что прогнал! Человек, вишь, в затруднении.
-- Нет, нет и еще раз нет. Он вел себя не по-джентльменски.
-- Вот те нате! Брось дуться.
Юрий Васильевич разогнулся и застонал. Кошмар продолжался: на балконе Полосатый уговаривал Рыжего вернуться в квартиру и помочь в чем-то хозяину, а Рыжий наотрез отказывался. Каченовский обреченно уставился в дверной проем, откуда не замедлили показаться две усатые морды -- вытянутая и пошире. Рыжий широкомордый боком приблизился к Юрию Васильевичу и, не глядя на него, спросил:
