Геннадий Прашкевич
Шпион в Юрском периоде
Известный сибирский писатель, переводчик и поэт Геннадий Мартович Прашкевич родился 16 мая 1941 года в селе Пировское Енисейского района Красноярского края. Писать начал уже в раннем возрасте, тогда же увлекся геологией и палеонтологией, результатом чего стала обширная переписка сибирского школьника с Иваном Антоновичем Ефремовым. В шестнадцатилетнем возрасте напечатал свой первый НФ–рассказ “Остров туманов”. Потом был Томский университет, диплом геолога, экспедиции в составе геологических партий на Урал, в Якутию, на Камчатку, работа в лаборатории вулканологии Сахалинского комплексного НИИ и, наконец, первая книжка — сахалинское издание переводов стихов корейского поэта Ким Цын Сона. С 1959 года писатель живет и работает в Новосибирске.
Прашкевич — автор нескольких десятков книг, среди которых сборники собственных стихов, переводы, исторические романы, остросюжетные детективы и, конечно же, фантастика, составляющая большую часть творчества автора. Вот лишь неполный список книжных изданий: “Люди огненного кольца” (1977), “Разворованное чудо” (1978), “Трое из тайги” (1984), “Уроки географии” (1987), “Война за погоду” (1988), “Апрель жизни” (1989), “Пять костров ромбом” (1989), “Фальшивый подвиг” (1990), “Кот на дереве” (1991), “Посвящения” (книга стихов, 1992), “Шпион против алхимиков” (1994), “Шкатулка рыцаря” (1996), “Человек из крематория” (1996), “Рыцарская наколка” (1996), “Спор с Дьяволом” (книга стихов, 1996), “Человек из морга” (1997), “Пес Господень” (1998), “Скелет в шкафу” (1998), “Противогазы для Саддама” (в соавторстве с А. Богданом, 1998), “Дева–Обида” (книга стихов, 1998), “По кличке Бык” (1988), “Бык в западне” (1988), “Секретный дьяк” (2001), “Человек Чубайса” и “Пятый сон Веры Павловны” (оба романа в соавторстве с А. Богданом, 2001), “Самые знаменитые ученые России. От Ломоносова до Сахарова” (2000), “Самые знаменитые поэты России” (2001), “Разворованное чудо” (2002), “Великий Краббен” (2002) и др.
В настоящем сборнике впервые полностью представлен остросюжетный фантастический цикл о приключениях промышленного шпиона — последняя часть популярной эпопеи еще нигде не публиковалась. Также вошли повести “Шкатулка рыцаря” и “Агент Алехин”. Предваряет сборник статья знаменитого в мире фантастики редактора “Уральского следопыта” Виталия Ивановича Бугрова, написанная в 1994 году. К сожалению, статья осталась незаконченной — Виталий Иванович умер, работая над ней. В конце книги читатель может ознакомиться с предисловием к так и не вышедшей книги Геннадия Мартовича, где его творчество анализирует классик отечественной НФ Георгий Иосифович Гуревич. Предисловие написано в 1991 году.
Среди друзей Геннадий Мартович Прашкевич хорошо известен как блестящий рассказчик. Его устные воспоминания всегда полны искрометного юмора, ярких зачаровывающих подробностей. Откликнувшись на многочисленные просьбы поклонников его устных рассказов, в последнее время писатель стал все чаще обращаться к мемуарной прозе. В настоящий сборник вошла повесть “Адское пламя”, рассказывающая о попытках издания в СССР антологии отечественной фантастики. В настоящий момент Прашкевич работает над целой книгой воспоминаний под названием “Малый бедекер по НФ”.
Книги Прашкевича переведены на многие языки и издавались в США, Англии, Германии, Польше, Болгарии, Югославии, Румынии, Литве, Узбекистане, Казахстане, на Украине и в других странах. В 1994 году писатель стал лауреатом всероссийской литературной премии “Аэлита”, вручаемой за вклад в развитие отечественной фантастики. Кроме членства в российских писательских организациях, является также членом Нью–Йоркского клуба русских писателей и членом ПЕН–клуба.
Дмитрий Байкалов, Андрей Синицын
“Над самым горизонтом мерцал опрокинутый ковш Большой Медведицы, а напротив торчком стоял Южный Крест. “Недурная позиция, — подумал я. — Если залечь под Крестом”…”
Столь потрясающе утилитарно (но вместе с тем — до чего же логично для сложившейся ситуации!) рассуждает — при взгляде на ночное африканское небо — наемник–легионер, герой–рассказчик одной из повестей Геннадия Прашкевича: он и к созвездиям, вольно или невольно, присматривается с точки зрения удобства позиции. Эта абсолютная психологическая достоверность поведения в любом из положений, в коих оказываются герои, всегда поражала и подкупала меня в фантастике Прашкевича.
…Помню: поздним летом 1973 года в отделе прозы и поэзии “Уральского следопыта” (отдела фантастики тогда еще не было и в помине) появился автор.
Высоченный по тем временам (метр девяносто!), широкий в плечах, крепкий в рукопожатии. “В командировке, — представившись, пояснил он, опускаясь в предложенное ему кресло. — Из Запсибиздата, Новосибирск”.
Сев, он сразу стал мне намного приятнее — для меня, человека среднего роста; тем не менее за эти минуты я не без тревоги вспомнил: заочно‑то мы уже знакомы! Месяца 2–3 назад я “завернул” ему рукопись повести о геологах. Геологи для нас — журнала с ориентацией на юношество — еще остались классическими носителями и объектами приключений. Да и только ли Для нас? Мало кто помнит сегодня, а ведь еще и в начале 70–х любая книжка о геологах — этих, как Агасфер, вечных скитальцах — была приключенческой: где они, там непременно всевозможные ЧП! Горы, обвалы, весенние распутицы, сотни километров до ближайшего жилья, последняя плитка шоколада в разбухшем, тяжеленном от образцов рюкзаке…
А тут…
Действие повести развертывалось в сверхэкзотическом для “Уральского следопыта” краю — на Курилах. Обстоятельно были выписаны детали необычайной даже для нас — обитающих как‑никак уже за Каменным Поясом — природы. Но… речь‑то в повести шла о закомплексованности героя, ущербности его собственного бытия, о смысле жизни. Тут были лирические переживания героя, его, скажем так, размышления, те самые, что позднее обрели специальный термин: “домашние философы”.
При всем при том герой Прашкевича вовсе не сидел дома, он постоянно — и весьма активно! — передвигался в пространстве, но чтобы быть “домашним философом”, совершенно необязательно, как выяснилось, безвылазно торчать на обжитой кухне: “дом” здесь надо понимать скорее по аналогии к древнему изречению — “все мое ношу с собой”.
Словом, не ко двору оказалась для нас эта рукопись.
Тревога (как‑то воспринял автор сей отказ?) скоро улеглась, впрочем.
Во–первых, и я, придя в редакцию, очень скоро понял: для тех, кто шлет нам свои рукописи, главное — даже не публикация (много ли напечатаешь в столь тонком журнале?!), главное — чтобы их прочитали, а прочитав по–человечески — доброжелательно! — ответили. Вот эту доброжелательность при ответе всегда старался соблюдать сам, этого же требовал (не всегда, увы, получалось!) от рецензентов.
