Андрей Лазарчук
Мнетка
(рассказы)
Таких морозов в это время не бывало никогда. Во всяком случае дед Александр, что живет этажом ниже, ничего похожего не помнит. Он говорит, что это спутниками да космонавтами все испохабили. И то: минус тридцать в конце октября пардон, у нас не Диксон. Где-то я читал, как один оригинал несколько лет подряд считал прохожих на улице и измерял температуру воздуха. Результат сенсационный: оказывается, в мороз люди предпочитают сидеть дома. Чудак, спросил бы меня. Я бы ему это за две минуты разъяснил.
По ящику гнали какую-то многосерийную ерунду, и я его выключил. Пол, что ли, подтереть? Да нет, Нина только вчера порядок наводила. Пожрать приготовить? Что там у нас в холодильнике? Я поплелся на кухню, и тут позвонили в дверь.
На площадке стоял, весь скукожившись, какой-то полузнакомый бородач. Одет он был явно не по погоде: белая шляпа, светлый плащик, кремовые брючки и — бог ты мой! — летние туфли с дырочками! Хотя бывает, конечно летел человек, скажем, в Сухуми, а попал сюда. — Ирония судьбы, дубль два…
— Это квартира Орловых? — замороженным голосом спросил он.
— Да, — сказал я. — Входите.
— А вы — Николай.
Интонация была неуместная — утвердительная; но явно уж никак не до интонаций ему сейчас было…
— Николай, Николай, — подтвердил я, почти волоком втаскивая его в прихожую. — Раздевайтесь скорее, я сейчас чаю… Унты вот наденьте, ноги согреются.
Он долго лил воду в ванной — отогревался. Я успел вскипятить чайник, поджарил яичницу, нарезал хлеб и сало, разлил водку по стаканам. Наконец он появился, чуть оттаявший, и сел напротив.
— Да, я не представился, — сказал он, протягивая через стол руку. — Николай.
— Прекрасно, — сказал я. — Можно не насиловать память. У меня с этими именами собственными…
Он сочувственно покивал.
— Я, знаете, по делу… — начал он.
— Догадываюсь, — сказал я. — Но сначала водку.
— Да. За знакомство — Долой внутренний холод!
— Долой. А о чем вы догадываетесь?
— Что по делу. Без дела сейчас, думаю, редко кто отважится.
— А что такое? — насторожился он.
— Мороз ведь.
— А-а… Ну да, конечно, такой мороз… — с явным облегчением сказал тезка.
Честно говоря, я удивился. Такая отчетливая, хоть и сдержанная реакция на, в общем-то, тривиальные и безобидные слова…
— Так вот, о деле, — продолжал он. — Вам не кажется знакомым мое лицо?
— Кажется, — признался я. — Но вспомнить не могу.
— Это потому, что вы никогда не стриглись так коротко и не отпускали бороду. Вот, — и он прикрыл низ лица рукой.
Ощущение было, как от удара током. На меня смотрел я — я сам.
— Не может быть… — слова застревали, их приходилось выталкивать силой.
— И тем не менее, — спокойно сказал он. — Мое имя Николай Орлов. Мы не двойники, не близнецы, мы — один и тот же человек.
— Погоди, — сказал я. — Погоди, дай очухаться… Ничего не понимаю!
— А что тут понимать? — возразил он. — Параллельные миры. Ясно?
— Параллельные миры… Ага. Действительно, что может быть проще. А ты, значит?… — я изобразил пальцами идущего человечка.
— Совершенно верно.
— А зачем?
— Зачем? — переспросил он. — Это, брат, долгая история. Налей-ка чайку. Ты ведь женат?
— Н-ну… В общем, да.
— Как и все мы — в общем… Хорошо живете?
— Вполне, — улыбнулся я. — И ты что, у многих побывал?
— У многих. Это уже двадцать седьмой мир, не считая моего. В девятнадцати есть мы.
— Здорово живем, — сказал я. — Вот бы всем собраться!
— Ты знаешь, — сказал он, — это, наверное, вовсе не так интересно, как кажется. У всех почти все одинаково. Так, разница в деталях. Хотя… В принципе можно. Мне это даже и в голову не приходило… Свежий взгляд.
Несколько минут мы молча пили чай. Я почему-то сразу и безоговорочно поверил ему. Как будто это самое обычное дело — путешествовать из одного параллельного мира в другой. Наподобие трамвая. Сел, понимаете, на одной остановке, вышел на следующей… Ведь не чайку же он попить забежал и не туризмом решил заняться… хотя, с другой стороны, почему бы нет? Мне не хотелось лезть с расспросами — знал, что все расскажет сам, когда сочтет нужным. Но молчание затягивалось, и я не выдержал.
— Так ты говоришь, что мы есть не везде? — спросил я.
— Да. То есть иногда совершенно никаких следов. Но это довольно странные миры. В одном меня чуть не пристрелили. Вот, — он оттянул воротник свитера.
Под левой ключицей белел грубый звездообразный шрам. — Чудом уцелел. Теперь — особая примета… Машина у тебя есть?
— Старый Запорожец, — подтвердил я.
— Ну и как он?
— Ничего, бегает. В прошлом году движок сменил, теперь вообще никаких проблем.
— А раньше, значит, глох?
— Раньше глох. Да ведь ты, наверное, и сам все знаешь.
— Все, да не все. На самолет вы из-за этого не опаздывали?
— Было дело. Это уже сколько?… Лет пять прошло. Нина тогда выиграла в лотерею путевку в Самарканд…
— Как ты сказал? — он схватил меня за руку.
— Что — как?
— Как ее зовут? — Лицо его исказилось страшно, покрылось каплями пота, глаза вылезли из орбит. — Как ее зовут?!
— Нина, — ничего не понимая, пробормотал я.
— Нина? Не Ольга? Нет?
— Да что случилось?
— Подожди… Подожди… Нет, имя — это тоже случайность… Фотографию покажи!
— В комнате…
Он рванулся из кухни, опрокинул табуретку; еще ничего не понимая, побежал за ним.
Он стоял, озираясь, посередине комнаты. Я вынул из стола и подал ему пакет с фотографиями. Он дрожащими пальцами попытался вытащить их, не получалось; тогда порвал пакет.
Карточки рассыпались, разлетелись по ковру, он схватил несколько, поднес к глазам… Потом, обмякнув, медленно подошел к креслу, упал в него и закрыл лицо руками.
Я собрал фотографии, положил их на стол.
Он сидел все в той же позе.
— Что — не она? — осторожно спросил я.
— Наоборот, — тускло сказал гость. — Она.
Я молчал, ждал, когда заговорит снова. И он заговорил.
— Оля тогда выиграла путевку, и мы долго спорили, кому лететь. Решили бросить монетку. Выпало лететь ей. Я отвез ее в аэропорт, проводил. А через день сообщили, что самолет разбился. Погибло девять человек, в том числе она…
Вот оно что, подумал я. Вот оно что
— А у меня заглох мотор, и мы опоздали. Нина улетела следующим рейсом. Да, а тот самолет, я слышал, действительно садился где-то на вынужденную…
— До меня все это очень долго доходило, — продолжал он. — Теплопроводность плохая. Потом в депрессию впал, травиться собрался — ну и положили меня в психушку. Заведеньице, знаешь, — чуть на самом деле крыша не поехала. Ладно, полечили, выписали… Потом бессонница навалилась. И вот лежу я и все эту монетку представляю — как она то орлом падает, то решкой. Орлом — решкой, орлом — решкой…
