Гэри Гибсон - Станции Ангелов

Зонд возник всего в нескольких тысячах световых лет от Галактического ядра, на миг искривив пространство. Ткань вселенной распахнулась взрывом экзотических частиц, тут же аннигилировавших в крохотных вспышках энергии. Зонд был так мал, что поместился бы на кончике пальца одного из своих создателей, – компактная и мощная связка молекулярных схем хранила информацию на глубоком квантовом уровне, записывая и анализируя все, что видел или обнаруживал зонд.

Он раскрылся, как серебряный цветок, – пузырек паутинных лепестков, ловящий космический ветер. В его сердцевине ожила микроскопическая почка молекулярных схем, средоточие массы датчиков, и направила бездумное, но безграничное внимание своих датчиков на звезды Ядра.

До цели было не больше 0,23 световых года – ничто по галактическим меркам; на четырнадцать тысяч световых лет ближе к сердцу Млечного Пути, чем ближайшая из Станций Ангелов, и больше двадцати тысяч световых лет от Земли. На запуск этого зонда через половину галактики ушло меньше времени, чем нужно человеку, чтобы моргнуть, но затраченной энергии хватило бы на тысячи Хиросим.

Подобно цветку, поворачивающему головку к полуденному солнцу, фотогальванические лепестки миниатюрного зонда нацелились на Ядро.

Зонд наблюдал и ждал.

Есть. В сердце машины закрутились алгоритмизованные формулы, анализируя фоновый радиошум, красное и фиолетовое смещение ближайших звезд, сравнивая то, что видит зонд, со звездными картами в его необъятной памяти. Другие такие же зонды неслись по всей галактике, появляясь, потом снова исчезая, и все искали ключик, знак. Одну звезду, намного более тусклую, чем показывали старые записи.

Зонд обновил свою звездную карту, затем провел новые анализы, которые казались ему уместными, уже только в одном направлении, сосредоточившись на объекте, огромном по физическим размерам, но не оказывающем никакого воздействия на местные звездные системы – это позволяло предположить, что он не имеет гравитации. Он также не излучал видимого человеческим глазом света, но этот зонд был не простой машиной: он анализировал и соотносил данные по всему спектру, улавливая поток рентгеновских лучей, исходящий из того конкретного участка неба.

Зонд плавал в далекой от дома пустоте, как хищная птица, назойливо кружащая над огромным храпящим зверем.

Опять там этот мальчишка – смотрит, наблюдает издалека. Не обращая на него внимания, Сэм уперся ладонями в отполированную поверхность камня и толкнул его. Прокатившись вперед на несколько дюймов, камень остановился. Сэм замычал от натуги. Он все еще видел мальчишку, стоящего на вершине скалы. Парень был очень похож на своего отца. Сэм заметил испуганное выражение на его лице.

Он мысленно припомнил предстоящий разговор – парень до смерти боялся, что отец узнает, опасался сил, которыми обладает его отец. Скоро, несмотря на эти страхи, ему предстоит схватка с отцом. А сейчас мальчишка хочет знать, почему его отец так ненавидит Сэма, почему заставляет его терпеть это вечное наказание.

Но сначала они поговорят, Сэм и мальчик, о том, как все началось, но главным образом – о том, что будет дальше.

У Сэма на бедре снова открылась свежая рана – этой ночью его ударили длинным ножом. Она кровоточила несколько секунд, потом снова начала быстро затягиваться. Тело Сэма покрывала густая сетка колотых ран, бороздок от миллиона ударов плети. Цепи, которыми его приковали к камню, тянули руки, разрывали кожу. Казалось, он целую вечность не знал ничего другого.

Мальчишка оглянулся, потом посмотрел вниз, на Сэма. Он был юн, лет тринадцати. Холодный ветер дул над замерзшей местностью, устремляясь далеко вниз, к мирным долинам. Мальчишка стал спускаться по крутой тропинке, ведущей на вершину, к воде и пище. Сэм не ждал, когда мальчишка подойдет. Он уже много дней ничего не ел и не пил, и хотя он был сильнее почти любого из людей, даже его выносливости существовали пределы. Когда Сэм в следующий раз поднял глаза от своих тяжких трудов, парень стоял всего в нескольких футах от него, решительно сжав губы в тонкую линию.

– Нам нужно поговорить, – сказал Мэтью.

Лишь под городской крышей пробиравший до костей холод слегка отпустил Элиаса. Здесь, внизу, было темно. Шагая по разбитым тротуарам, он различал в этом сером сумеречном мире какие-то фигуры, затерянные в темноте бывшего торгового центра, кипевшего когда-то жизнью. Попадая в лучи вечернего света, проникавшие через дыры потолка высоко-высоко вверху, фигуры на миг превращались в человеческие существа, у которых морщинами на лицах глубоко врезались страх и смирение полностью отчаявшихся людей.

Здесь, в Аркологиях, как и везде, существовали свои правила, пусть и не создающие человеческую цивилизацию в обычном понимании, но составляющие этикет жизни, пусть порой и смертоносный. Силы безопасности городских властей давно здесь не появлялись, и все держалось на соглашении между различными бандами, которые здесь, вдали от постоянно патрулируемых улиц самого Лондона, проворачивали свои дела.

Через час стемнеет – самое плохое время. Все ищут место для ночлега, а точнее – для укрытия на ночь.

Темноту ночи в Аркологиях не нарушал свет ни одного электрического фонаря, и по мостам тоньше паутины, перекрещивающим пустоту под растрескавшейся крышей, крались только члены банды Мала Пата и соперничающие с ними за территорию Риверы. С Риверами Элиас никаких дел не имел – он работал только с Миком. Мик состоял в Мала Пата с рождения, переданный банде еще до того, как он научился ходить, ибо Мала Пата никогда не брезговала похищениями и торговлей детьми, даже новорожденными.

Узнать членов Мала Пата было просто: у всех на лицах были шрамы от ран, полученных в ритуальных схватках. У Мика рваная рана пересекала всю щеку: начинаясь под левой ноздрей, она поднималась мимо уха к виску. Уродливая, вне всякого сомнения, но не слишком ужасная. Ее вполне можно было исправить дешевой медицинской пластикой, но если бы Мик пошел на это, он бы продемонстрировал серьезное отсутствие мужества, равносильное уходу из Мала Пата. А живые из Мала Пата не уходили.

– Эй! – донесся шепот из тени. Элиас поднял глаза и увидел в двадцати метрах над собой темный силуэт на мосту. – Поднимайся сюда, Элиас. Это я.

На следующий уровень вели два десятка эскалаторов, но они уже много лет не работали. Элиас подошел, поставил ногу на металлическую ступеньку и прислушался. Ступенька сдвинулась, зловеще заскрипев. Элиас убрал ногу и снова взглянул на мост. Мик замахал рукой, показывая в дальний конец ряда сломанных эскалаторов, на лестницу. Элиас пошел к лестнице и поднялся наверх.