Михаил Анчаров - Поводырь крокодила

…Тут аппаратуру выключили, и наступила полная тишина.

Ему дали немного отдохнуть, а потом отворили толстую дверь и выкатили кресло в светлую комнату.

Ему вытерли пот со лба и отстегнули ремни кресла. Он встал и потянулся с хрустом.

Девушка– лаборантка смотрела на него сочувственно и доброжелательно. Потому что он был знаменитый ученый и хороший человек.

– Вы готовы? – спросила она.

– Да… Сегодня было совершенно отчетливо, – сказал он. – Можно начинать.

Лаборантка нажала кнопку. Ученый взял микрофон. В лаборатории столпились все сотрудники. Ждали затаив дыхание.

– …Остановилась орда, и скрип телег затихает, – начал диктовать ученый, – поскакали всадники – мимо телег с сидящими на них женщинами. Вспугнутая шумом, поднялась в воздух тонкая цапля и уронила на землю голубое перо… Помчался парень на лохматом коне…

На верхнем этаже застрекотали телетайпы.

…Вот он нагнулся на скаку и поднял с земли голубое перо цапли… Он подъехал к телеге, где старая женщина кормила грудью ребенка, и, вынув перо, тихонько пощекотал за ухом старую женщину. Она отмахнулась, думая, что это муха. Он пощекотал ее опять.

– Мама, это наш Одон, – сказал мальчик, сидящий в телеге.

Мать обернулась.

– У-у, бесстыдник, – сказала она, погрозив кулаком. – Вот я тебя.

Парень прыснул и поскакал прочь, бросив поводья и вставляя в жесткие волосы голубое перо.

– Ах, какой красивый наш старший сын! – сказала мать, глядя вслед.

…Подскакали воины. Сгрудили коней, ожидая приказа. Реют на копьях крашеные конские хвосты, и шаманы крутятся в пыли на дороге. От групп военачальников рассыпались всадники в разные стороны, и войско стало разбиваться на тысячи. Вот оно построилось и быстро двинулось вперед с грохотом копыт. И где проходило это войско, там оставалась только черная земля.

…Кони заржали.

– Вода, – сказал передовой, потянув ноздрями утренний воздух.

Медленно вышло войско на берег широкой реки, кони прянули к воде, но всадники придержали коней.

Вышло войско на берег и остановилось, затаив дух.

В первых лучах солнца, в утреннем мареве, высоко на холмах раскинулся Киев. Татары, застыв, глядели туда, где белые храмы среди зелени, где блестят бесчисленные купола, где во влажной тени спят белые хаты и каменные стены Кремля.

…В тишине раздался топот коня. Это к парню с пером цапли в волосах подскакал воин. Не говоря ни слова, он взял под уздцы его коня и помчался с парнем к группе военачальников. Подлетев, они оба пали с коней на землю. А поднявшись, встретили перекошенный взгляд рыцаря, у которого единственный глаз блестел из-под черненого китайского шлема.

– Субадай-Багатур, – сказал подскакавший воин и кивнул на парня, – этот поедет.

Одноглазый обернулся вопросительно к стоящему рядом молодому монголу с рысьим лицом. Молодой, ярко одетый, небрежно кивнул в знак согласия и отвернулся.

– Хан Батый решил пусть едет, – сказал одноглазый, и парень с пером цапли в волосах вскочил на коня и поскакал к реке.

Он вошел в воду и поплыл к Киеву рядом с конем, держась за высокую луку седла. А Батый, остальные ханы и все войско глядели вслед.

…Киев на горе. Молчание. Скрип колодца. Тишина. Плеск Днепра.

Татарин переплыл Днепр и смотрит из кустов…

Девушка набрала воды в колодце, и звонкие капли падают на деревянный сруб… И татарин успокоился, понял, что войска на берегу нет. Но такое это утро, что девушка оглянулась на Днепр. Она подошла к реке, что тихонько ласкает камешки, и, не сняв коромысла, нагнулась к воде и сорвала лилию у самого лица татарина. И когда она нагнулась совсем низко, повернув к нему нежное ухо, парень осторожно вынул голубое перо из своих волос и пощекотал девушку за ушком. Она недовольно отмахнулась рукой и пошла прочь. Парень улыбнулся, провожая глазами тонкую фигуру, что пошла от него, покачиваясь, босиком по росной траве. Вот она пропала в зелени…

Парень вынул кусок овечьего сыра, откусил, пожевал немного. Бесшумно попил воды из Днепра, еще раз улыбнулся, поглядев вверх по откосу, и, держась за конский хвост, поплыл обратно сообщать, что войска нет.

…На юг уходит Киев до оврага Перевесища, на восток ниспадает кручами к реке Почайне. Кресты за крестами встают в зелени и уходят вниз – там течет и переливается золотой блеск. Это Днепр-Словутич течет по камешкам по речному песку. Сады. Солнце.

Девушка входит в калитку и идет к дому, что стоит на самой круче в саду.

– Вставайте, дед Митуса… а? – говорит она. – Я ж вам воды родниковой принесла… Такая водичка холодная, из-под самой кручи, – говорит она, ставя деревянные ведра на утреннюю землю.

Высокий человек стоит у палисада и прямо глядит перед собой в сторону Днепра, и слабый ветерок шевелит его белые легкие волосы. Лоб его высокий и выпуклый, глаза светлые, ноздри тонкие, и гусли в узорчатом чехле перекинуты за спину. Выпрямившись, он смотрит туда, откуда ветер приносит не то скрип какой-то, не то шорох.

– Да вы уж встали! – изумилась девушка. —

А чего же вы тогда не спите? Чего вы так слушаете?

– Скажи, Марьюшка, скажи, моя родная деточка, а не слышишь ты скрипа из-за реки?

– Нет, дед Митуса, не слышу. А что вы гусли забрали? Или уходите от нас? Так куда ж вы пойдете? Вы уже старый. То, наверное, кости ваши скрипят.

– Это не кости скрипят, это горе наше идет на скрипучих телегах, это войско чужое лезет на берег.

– Диду! Диду! То вам почудилось! – кричит девушка.

– Не почудилось, деточка… Поднимай людей, да уходите в стены… А я пойду по земле собирать подмогу… – сказал словутный певец Митуса и заплакал.

И в ответ на слезы взлетел и забился в небе торопливый и отчаянный колокольный звон.

…Дождь льет не переставая. От мокрых изб и палисадов идет пар. Митуса въехал в город.

Митуса вошел во дворец, и его подвели к князю.

– Митуса пришел, князь, – сказал воин. Легкий князь стоял у окна. Трехбусенная серьга дрожала у него в ухе. Митуса подошел близко.

– Весть я принес, князь Рюрик, – сказал Митуса тихо. – Хан Батый обложил Киев – мать городов русских.

Резко повернулся князь, посмотрел в лицо Митусы и отошел от него.

– Поспешай, князь, – сказал Митуса громко. – Забудь вражду свою.

– Нет, – звонко сказал князь и отвернулся к окну.

А за окном сено везут, дождь моросит. И огненными глазами смотрят на Митусу приближенные князю люди. Такие же тонкие и сильные. И тогда взял Митуса гусли.