Ричард Матесон
Кукла, которая делает все
Поэт возопил:
— Дьявольское отродье! Мерзкая ящерица! Чокнутый кенгуру!
Его худосочный силуэт метнулся в дверной проем, где и застыл, парализованный.
— Враг рода человеческого! — изрыгнул он.
Адресат воплей, угрожающих довести поэта до апоплексического удара, в блаженном забвении сидел на корточках возле сугроба из превращенного в конфетти манускрипта. Манускрипта, рожденного в жестоких муках, отпечатанного в судорожной агонии.
— Бешеный осьминог! Косорукая обезьяна! — Налитые кровью глаза Рутлена Бьюсона чуть ли не выдавливали стекла очков с черепаховой оправой. Упершиеся в тощие бока руки дрожали, словно жерди штакетника на ураганном ветру. Бушевала буря из бурь. — Гунн! — завелся он снова, — Гот! Ирокез! Свихнувшийся нигилист!
Слюна стекала из уголков стиснутого рта, а маленький Гарднер Бьюсон одарил трясущегося родителя однозубой улыбкой. Клочки поэтического труда торчали из пухлых кулачков, и чуть потная полусфера груди вздымалась над изорванными амфибрахиями с ямбическими вариациями.
Рутлен Бьюсон испустил душераздирающий стон.
— Гнусность, — стенал он срывающимся голосом. — Полный бедлам.
Затем глаза его внезапно сверкнули металлическим блеском, а пальцы скрючились в жесте душителя.
— Я прикончу его, — слабо забормотал он. — Я сверну ему шею собственными руками.
В этот критический момент Афина Бьюсон, в заляпанном рабочем халате, с руками, сочащимися жидкой глиной, ворвалась в комнату, словно мстительный призрак, восставший из грязи.
— Ну, что на этот раз? — спросила она сквозь сжатые зубы.
— Посмотри! Посмотри! — Указательный палец Рутлена Бьюсона подергивался, когда он показывал на их веселящегося младенца. — Он уничтожил мою «Песнь приюта»! — Близорукие глаза вновь вышли из орбит, горя безумием. — Я его прирежу! — пообещал он трагичным шепотом. — Я прирежу эту сушеную змею!
— О… успокойся, — приказала Афина, оттаскивая назад охваченного жаждой крови супруга и поднимая сына за обслюнявленную распашонку.
Повиснув над бедром явившейся музы, он таращился на мать озорными глазами.
— Негодник! — выкрикнула она и шлепнула его по пухлому заду.
Гарднер Бьюсон завопил в возбужденном протесте, но, будучи выставленным за дверь, удалился, его маленький разум уже сосредоточился на другом занятии. С куском глины, прилипшим к распашонке, он, озорно поглядывая, заковылял в царство многочисленных ломких предметов — в гостиную, а Афина обернулась к упавшему на колени мужу. Он ошеломленно застыл среди обращенного в прах десятилетнего труда.
— Я убью себя, — изнывал поэт, сгорбившись, — Я впрысну себе в вены какой-нибудь яд.
— Брось, — резко произнесла Афина, ее лицо превратилось в угрюмую маску.
Рутлен вскочил на ноги.
— Я убью его, да, я убью хитрую тварь, — проговорил он, опустошенный потрясением.
— Но это не выход, — возразила жена. — Даже если…
Ее глаза на миг потеплели, когда она представила, как сталкивает Гарднера в бассейн с аллигаторами. Полные губы дрогнули, почти сложившись в трепетную улыбку.
Но затем зеленые глаза потускнели.
— Только это не выход, — повторила она, — и настало время решить раз и навсегда проклятую проблему.
Рутлен уперся застывшим взглядом в ошметки своего сочинения.
— Я его убью. — Он изучал разрозненные обрывки. — Я его…
— Рутлен, выслушай меня, — сказала она, сжимая в кулаки измазанные глиной ладони.
Его безжизненный взгляд на миг переместился на жену.
— Гарднеру нужен товарищ для игр, — провозгласила она. — Я читала в одной книге. Ему нужен товарищ.
— Я убью его, — твердил Рутлен.
— Да будешь ты слушать?
— Убью его.
— Я говорю, Гарднеру нужен товарищ для игр! И мне плевать, можем мы себе это позволить или нет, но ему нужен товарищ!
— Убью, — шипел поэт. — Убью.
— И мне плевать, что у нас нет денег! Тебе нужно время для поэзии, мне нужно время для скульптуры!
— Моя «Песнь приюта»!
— Рутлен Бьюсон! — заорала Афина за миг до того, как с оглушительным грохотом разбилась ваза. — Господи боже, что теперь? — воскликнула она.
Они обнаружили его висящим на каминной полке, он мерзкими воплями требовал помощи и немедленной смены подгузника…
КУКЛА, КОТОРАЯ ДЕЛАЕТ ВСЕ!
Афина стояла перед стеклянной витриной, в глубоком раздумье кусая губы. Перед ее мысленным взором пытались прийти в равновесие две чаши весов: на одной — насущная необходимость, а на другой — недостаток средств. От угрюмых размышлений брови нахмурились. У них нет денег, это очевидно. Детский сад не подходит, гувернантка исключается. Однако должен же найтись выход, просто обязан.
Афина собралась с духом и вошла в магазин.
Продавец вскинул голову, от дружелюбной улыбки, какой он встречал покупательницу, на розовых щеках заиграли ямочки.
— Эта кукла, — начала Афина, — она действительно делает все, как утверждает вывеска?
— Эта кукла, — лучился счастьем продавец, — не знает себе равных, это непревзойденная игрушка. Она ходит, разговаривает, ест и пьет, производит телесные выделения, сопит во сне, пляшет джигу, качается на качелях и поет песенки из семи самых популярных среди детей фильмов, — Он пополнил истощившийся запас воздуха в легких.
— А сколько она…
— Она может проплыть пятнадцать метров кролем, читает книжки, разыгрывает тринадцать несложных этюдов на фортепьяно, косит газоны, сама себе меняет подгузники, лазает по деревьям и рыгает.
— А сколько она…
— И еще она растет.
— Она…
— Растет, — с выражением повторил продавец, хитро прищурившись. — Внутри пластикового тела имеются все клетки и протоплазма, необходимые для цикла развития, длящегося двадцать лет.
Афина от изумления разинула рот.
— Одна тысяча семьдесят пять, достойная цена, — завершил продавец. — Вам завернуть или вы хотите довести ее до дома пешком?
Мысли, будто рой сердитых шершней, жужжали в голове Афины Бьюсон. Какой это будет чудесный товарищ для Гарднера. Но тысяча семьдесят пять! Когда Рутлен увидит чек, от его крика повылетают стекла.
— Вы сделаете правильный выбор, — произнес продавец.
Ему необходим товарищ!
— Можно запросто оформить покупку в кредит. — Продавец легко догадался, в чем причина нерешительности, и нанес coup de grice[1].
Все мысли исчезли, словно фишки, сметенные крупье с игрового стола. Глаза Афины загорелись, внезапная улыбка тронула уголки рта.
