Короб, и без того нелёгкий, сейчас просто гнул к земле. Он остановился, переводя дух, и в который уже раз обругал себя за жадность.
Ну отняли бы товар, разве впервой? Зато жизнь почти наверное осталась бы при нём. А теперь — пропадай со всем добром, пропадай, жадный бродячий торговец Луу-Кин, в гордыне и глупости возжелавший сохранить барыш. Богачества захотел, простак.
Это от усталости, усталости и голода, приходят в голову недостойные свободного человека мысли. Нужно отдохнуть и подкрепиться.
Он осмотрелся. Вон там, чуть подальше, очень удобное для привала местечко — кустарник густой, скроет от чужого глаза.
Сойдя с дороги, Луу-Кин миновал полянку. Кустарник действительно оказался густым, прохлада тени — лучшая приправа к любому блюду.
А блюдо ох как нуждалось в приправе: кусочек вяленого мяса, вот и всё. Нет, ещё три глотка горьковатого отвара из фляги. Фляга и сама была товаром, и травка, на которой готовился отвар, — тоже. Ничего фляге не станет, а травки ушло — крохотная щепоть, зато бодрости прибавляет на три горсти. А бодрость ему нужна, ох как нужна.
Луу перевёл дух.
Удача ему нужна, а не бодрость. Такого товара в коробе, похоже, не отыскать.
Он решил немножечко посидеть. Подумать. Ну вдруг умная мысль в голову и набредёт?
Набредали же мысли грустные. Насчёт жадности. Идти, зная, что придётся отдать короб? Так он уже его раз отдавал, взамен жизни. Получается, отдавал годы труда, всё одно что внезапно попал в рабство. Ещё раз начинать сызнова не хватит ни сил, ни воли. А если и хватит, где раздобыть денег? В сегодняшний товар вложилось всё, что у него было, да ещё призанял малость. Малость-то малость, но возвращать нужно. Иначе — обреют голову и ступай в холопы, пока не вернёшь долг. То есть навсегда. Правда, можно перезанять…
Луу припал к земле, прижал ухо. Топот, мерный топот. Кто-то идёт по дороге. Интересно кто. Очень интересно.
Он приподнялся и, чуть раздвинув кустарник, уставился на дорогу.
Ждать пришлось недолго.
Одинокий всадник в этих местах — всё равно что одинокий коробейник. Но нет, едет смело, то ли от великой отваги, то ли по глупости. Рыцарь, и рыцарь не бедный. Богатый. Очень богатый, если не в латы закован, а носит шкуру дракона. И тур тоже покрыт этой шкурой, даже ноги, чтобы никто не подсёк, не перерезал жилы.
Такому рыцарю весь короб Луу — тьфу, мелочь. Правда, есть рыцари, что и мелочью не брезгают. Из какого он Дома?
Он поискал глазами щит, стараясь рассмотреть герб.
Но щита у рыцаря не было. Может, за спину закинул?
Рыцарь поравнялся с кустарником, двинул дальше.
Нет, за спиной только плащ.
Это был Рыцарь Без Щита.
Нужно будет внимательнее перетряхнуть короб: похоже, удача там всё-таки есть.
Луу накинул лямки на плечи, подхватил посох, медленно поднялся, медленно пошёл сквозь кусты.
— Добрый человек! Добрый человек! — крикнул он, но крикнул негромко и радостно. Пусть услышит, что сам он — абсолютно безвредный, безопасный торговец, которого можно и нужно — пожалеть.
Рыцарь остановил тура, обернулся.
— А-а! Гляди, Бышка, вот он, Тот, Кто Сидит В Кустах! А ты тревожился…
Тур только фыркнул.
— Дозвольте приблизиться, добрый человек!
— Дозволим, а? Иначе подойдёт без дозволения и что тогда?
Тур наклонил голову. Рога его сверкнули на солнце, показывая, «что тогда».
— Успокойся, Бышка, успокойся. А ты, Сидящий В Кустах, приближайся.
— Я… я просто отдыхал. Я мирный торговец, принёс издалека немного диковинок, не встречающихся в здешних местах, и если доблестному рыцарю будет только угодно взглянуть, я с превеликим удовольствием…
— Мирный торговец? Это хорошо. Мирных торговцев мы любим и привечаем. Вот только времени у меня нет рассматривать твой товар.
— Если доблестный рыцарь торопится, я с удовольствием буду ждать удобного момента. Где-нибудь на привале, на постоялом дворе, в любом подходящем месте…
— На постоялом дворе? Ну хорошо, можешь идти со мной.
Повезло! Повезло невероятно — рыцарь позволил присоединиться к нему. Теперь он под охраной!
Тур шёл быстро, но Луу-Кин был на ногу скор, трусил вслед и радовался, что загодя пил отвар бодрости. Вот она, щедрость, и сказалась.
Через час весу в коробе прибавилось вдвое — так ему мнилось. Верно, удача тянет. Фунтов сорок весит, не меньше. Но травка действовала без обману, ноги несли, и только пот лез и лез в глаза, успевай отирать.
Река дала знать о себе издалека, но показываться не спешила — прибавилось мошки, землица под ногами сделалась сырою. Наконец открылась.
— С позволения сказать, брод будет чуть ниже. — Луу захотелось стать полезным, а то, не ровен час, рыцарь позабудет о мирном торговце.
— Ну, ниже так ниже…
Дожди шли беспрестанно до третьего дня, и река напиталась, потучнела, берега стали тесны. Куда разметаться? Пологий берег принял реку к себе, а с нею и сырость, и ужаков, что раз за разом переползали дорогу. Ужаков Луу не любил — хоть и безвредные, а и бесполезные тож. Или нет под небом совсем бесполезной твари? Может, ужак ест какую-нибудь кусачую мошку и тем облегчает его, Луу, жизнь? А всё-таки — противные. Толстые. Дай время, начнут не мошку — мирных торговцев глотать. В Ра-Амони тоже поначалу думал — ужаки…
Они подошли к самой воде.
— Как, Бышка, пойдём?
Тур опустил голову, принюхиваясь. Рыцарь спешился, предоставляя туру полную свободу.
— Не хочешь?
Тур ударил копытом — раз, другой. А подковы на копытах — те ещё. Боевые подковы.
— Есть такое слово, Бышка, — надо. Летать мы не умеем, так что придётся вброд. Ты, мирный торговец, держись позади, потому как берег тот — крутой…
Ведя тура на поводу, рыцарь осторожно ступил в реку. Тур шёл неохотно, но шёл.
Луу поставил короб на голову. Хоть и завёрнуто всё в пузыри, а лучше б не мочить.
Вода холодная. И мутная. Вцепится жжёнка, заползёт под кожу, потом доставай…
Обычно вода достигала пояса, но сейчас подступила к груди, к шее. Этак и плыть придётся…
Опасения оказались пустыми — вот уже опять по грудь, вот по пояс, а вот и конец реки. Подъём крутой, скользкий.
Внезапно тур остановился.
— Что, Бышка, и ты учуял? Ничего, как-нибудь. Эй, мирный торговец, не плошай!
— Что, доблестный рыцарь? — переспросил Луу-Кин.
Но отвечать рыцарю было недосуг.
Подъём вёл сквозь дубраву, деревья росли совсем рядом от дороги. Тесное место. Нехорошее место.
Нехорошие люди.
Нет, не люди — муты. Ещё хуже. От мутов откупиться просто невозможно.
Их было шестеро — по трое с каждой стороны. Едва прикрытые волчьими шкурами, с дубинами наперевес, они обступали рыцаря, ожидая сигнала вожака.
