Эдгар Берроуз - Последний из плейстоцена

Эдгар Райc БЕРРОУЗ

Последний из плейстоцена

Честь обнародовать эту историю принадлежит Буйному Пату Моргану, хохочущему, отчаянному, черноволосому потомку славных ирландских забияк.

Она и посвящена Пату Моргану, бывшему пилоту, лейтенанту американских ВВС, экс-изобретателю, боксеру-любителю, а главным образом - великолепному собутыльнику.

Я встретил Пата Моргана в баре загородного клуба совершенно случайно. После третьего хайболла мы звали друг друга по имени. После шестого мы выволокли все наши фамильные секреты и принялись вытряхивать из них пыль. Чуть позже мы уже рыдали на плече друг у друга; так все и началось.

Мы здорово подружились тем вечером, и позже наша дружба стала расти. Мы подолгу разговаривали, когда он сажал свой самолет в том аэропорту, где я держал свой. Его жена умерла, и по вечерам ему было очень одиноко: по этому я часто забирал его к себе на ужин.

Он был совсем юным, когда началась война, но сумел пробраться во Францию, на фронт, как раз перед концом. И сбил три вражеских машины, хотя был еще мальчишкой. Я узнал это от другого летчика; Пат никогда не говорил об этом. Но он был набит анекдотами о других пилотах и о его собственном потрясающем опыте работы в кино, чем он и занимался в последние годы.

Все это имеет мало общего с самой историей, разве что как объяснение, что я достаточно хорошо знал Пата Моргана, чтобы держать себя в руках, когда он рассказывал мне удивительную историю о своем полете в Россию, об ученом, победившим время и о человеке из пятидесятого века до рождества Христова по имени Джимбер-Джо.

Мы должны были обедать вместе в "Вандоме" в тот день. Я дожидался Пата я баре, обсуждая вместе с прочими исчезновение борца-профессионала по прозвищу Скала. Без сомнения, все помнят его стремительный взлет к славе и как спортсмена, и как высокооплачиваемой кинозвезды. Его исчезновение занимало всех не меньше десяти дней. Мы пытались решить, похитили Скалу или полученные письма с требованием выкупа - дело рук какого-нибудь психа, когда вошел Пат Морган с экстренными выпусками "Гералд" и "Экспресс", которыми размахивали газетчики на улице.

Я пошел с Патом к нашему столику; он выложил газеты. Кричащий заголовок занимал чуть ли не полстраницы.

- Так его нашли! - воскликнул я. Пат Морган кивнул.

- Полиция нашла не только его, но и меня. Я только что из главного управления. - Он пожал плечами, нахмурился и медленно заговорил.

* * *

- Мне всегда нравилось возиться со всякими изобретениями. Когда жена умерла, я постарался забыться, сосредоточившись на лабораторной работе. Это была плохая замена тому, что я потерял, но думаю, все же это меня спасло.

Я работал над новым горючим, куда дешевле и компактнее, чем газолин; но я обнаружил, что оно потребует радикальных- изменений в устройстве двигателя, а у меня не было денег, чтобы перевести чертежи в металл.

Почти тогда же умер мой дед и оставил мне приличное состояние. Большая часть его ушла на экспериментальные модели, и вот, наконец, я отладил одну. Штучка вышла - просто блеск.

Я купил корпус и установил в нем двигатель; затем попытался продать и двигатель и горючее государству, но не тут-то было. Как только я доходил в официальных переговорах до некоей точки, я словно утыкался в невидимую каменную стену и застревал намертво.

Я так никогда и не узнал, кто или что тормозило меня, но я вспоминал тот случай с паровиком Добла.

Затем я обозлился и начал игру с русскими. В Европе снова задували ветры войны, и советские товарищи решительно заинтересовались новой авиационной техникой. Им было что тратить, и распоряжались они этим так, что это залечило уязвленное самолюбие отвергнутого изобретателя. Наконец, они сделали мне роскошное предложение привезти мои планы и формулы в Москву и наладить для них производство горючего и двигателей. Вдобавок, в качестве пропагандистского мероприятия, они предложили мне еще солидную надбавку, если я проверю свое новое изобретение перелетом.

Я, конечно, с радостью согласился, получив прекрасный шанс выставить дураками тупиц-бюрократов из Вашингтона. Я им покажу, чего они лишились...

В ходе переговоров я и встретил доктора Стэйда, тоже контактировавшего с русскими. Профессор Марвин Стэйд, таковы были его полный титул и имя, был парнем что надо. Здоровяк, плотного сложения, холерического темперамента и с самыми пронзительными синими глазами, какие мне доводилось видеть, вы наверняка читали в газетах об экспериментах Стэйда с замороженными собаками и мартышками. Он замораживал их в камень на дни и недели, затем оттаивал и возвращал к жизни. Он осуществил также уникальные исследовании по части гипнотического обезболивания при операциях. Но Ассоциация хирургов и Министерство здравоохранения разнесли вдребезги его программу, поэтому он был в ярости. Мы с ним были два сапога пара, оба озверевшие, и у нас были к этому все основания. Один Господь знает, насколько честно мы боролись за наше дело он за победы над болезнями, я - за прогресс воздухоплавания!

Красные приняли доктора с распростертыми объятиями. Они согласились не только дать ему возможность продолжать эксперименты как угодно широко, но и финансировать их. Они даже пообещали разрешить ему употреблять людей в качестве подопытных. Я думаю, что у них в распоряжении был большой запас контрреволюционеров.

Когда Стэйд узнал, что я планирую перегнать самолет в Москву, он спросил, нельзя ли ему со мной. Он любил рекламу в той же мере, что и науку, и известность ему совсем не претила. Я сказал, что риск слишком велик, и что я не хочу брать на себя ответственность ни за чью жизнь, кроме своей собственной, но, презрительно фыркая, он своим бычьим голосом отвергал каждое мое возражение. Наконец я пожал плечами и сказал: "О, кей".

* * *

Не буду утомлять вас деталями полета. Жаль, что вы не могли прочесть об этом в газетах, потому что просочись по официальным каналам хоть слово, нам бы оказали очень холодный прием. Пресса плотно закрыла всю информацию о нас, и точка. Были трудности с паспортами, отказы зарегистрировать самолет и все такое прочее. Но мы справились.

Двигатель работал отлично. Горючее тоже. Все было отлично, включая мою навигацию, пока мы не оказались над самой забытой богом частью планеты где-то в Северной Сибири, по моим картам. Именно там мой свежеизобретенный карбюратор и забарахлил.

К тому времени мы набрали дбсять тысяч футов высоты, но пользы от этого было мало. Приземлиться было негде. Насколько мне было видно, там были только леса и реки - множество рек. Я планировал при хвостовом ветре, рассчитывая, что мы пролетим больше, чем в спиральном спуске, и ежесекундно выискивал точку, самую крошечную, где можно было бы сесть и ничего не повредить. Я знал, что если разобью машину, нам не выбраться из этого бесконечного леса никогда.