Виктор Комаров - Если бы знать заранее

Виктор КОМАРОВ

ЕСЛИ БЫ ЗНАТЬ ЗАРАНЕЕ

Баркалов гнал машину с предельной скоростью, насколько позволяла извилистая горная трасса. Наконец, дорога изогнулась в последнем повороте и нырнула вниз, в долину, перерезанную прямой, словно световой луч, лентой железной дороги. Баркалов нажал на педаль до отказа, и машина, рванувшись вперед, вынесла его на участок шоссе, параллельный насыпи. Сзади угадывалось стремительное дыхание нагонявшего его пассажирского экспресса.

Вдруг до слуха Баркалова донесся грохот отдаленного обвала. Он сбавил скорость и прислушался. Стихающие раскаты раздавались где-то впереди и справа от дороги.

- Странно, - подумал Баркалов, - этот обвал не может причинить железнодорожному полотну никакого вреда - слишком далеко в стороне. А может быть, все это вообще чепуха, всего лишь безобидный чисто теоретический парадокс, не имеющий ничего общего с действительностью? Но обвал-то ведь все-таки произошел! И как раз в то самое время! Вероятность случайного совпадения практически ничтожна...

После окончания семинара академик Матвеев разыскал Баркалова в буфете:

- Чуть было не потерял вас из виду, - сказал Матвеев, и Баркалову показалось, что голос его дрогнул. - Я знаю, что вы торопитесь, но очень прошу вас, Сергей Николаевич, зайти сейчас ко мне в кабинет.

Баркалов действительно торопился: у него в кармане лежал билет на Южный экспресс, который должен доставить его на наблюдательную станцию института, где астрономы собирались проверять один предсказанный им эффект. До отправления оставалось меньше двух часов, еще надо было кое-что сделать и Баркалову совсем не хотелось задерживаться. И он уж решил было отказаться, сославшись на нехватку времени, но дрогнувший голос и промелькнувшее на лице академика выражение растерянности остановили его. Странно было и то, что академик обратился к нему по имени и отчеству - обычно он этого не делал, должно быть, из экономии времени. Ко всему прочему, академик Матвеев был ученым с мировым именем, настоящим генератором удивительных идей, и Баркалов считал себя его учеником. И вместо того, чтобы вежливо отказаться, Баркалов встал из-за стола, оставив недопитую чашку кофе, и пошел вслед за Матвеевым. В коридоре второго этажа академик пропустил Баркалова вперед и повел, поддерживая под локоть, словно боялся потерять. Баркалов удивлялся все больше.

Добравшись до кабинета, Матвеев облегченно вздохнул, по крайней мере так показалось Баркалову, и, усадив своего гостя в кресло, сам устроился напротив.

- Я был недавно на вашем докладе, Сергей Николаевич, где вы излагали основы своей математической теории, - начал он без всяких предисловий. - И хочу сказать, что считаю вашу работу из ряда вон выходящей. Вы очень талантливы, Сергей Николаевич, даже больше... Я предвижу, что эта теория не только откроет совершенно новые возможности в математике, но и окажет огромное влияние на физику.

Баркалов слушал, не веря своим ушам. То, что говорил сейчас Матвеев, было поразительно. Он никогда никого не хвалил в глаза Ругал - частенько, без дипломатии и компромиссов. Но хвалить... - такого случая Баркалов не мог припомнить.

- И вы обязательно должны довести эту работу до конца, продолжал Матвеев.

- Именно этим я и занимаюсь, - пробормотал Баркалов, все еще ничего не понимая. Академик помолчал и, наклонил вперед голову, исподлобья внимательно посмотрел на Баркалова.

- И потому, дорогой Сергей Николаевич, вы должны себя поберечь.

- Ничего не понимаю! - вконец смешавшись, воскликнул Баркалов.

- Ну, знаете, как говорили в старину: береженого бог бережет.

- Простите, Ростислав Валерьянович, - не выдержал Баркалов, - вы говорите какими-то загадками. Вам что, известно обо мне что-нибудь такое, него я и сам не знаю?

- Вот-вот, - раздраженно отозвался Матвеев.

- Тогда скажите, наконец, в чем дело? - взмолился Баркалов, украдкой бросая тревожный взгляд на часы.

- Вот в том-то и закавыка, что так просто не получается, загадочно произнес Матвеев и, рывком выбросив из кресла свое грузное тело, замелькал по кабинету. - Вы знаете о гипотезе циклической во времени Вселенной?

- Идея вечного возвращения? Шопенгауэр и Ницше?

- Не только. Еще при жизни Эйнштейна Курт Гедель построил модель Вселенной, для которой временно подобные геодезические линии оказываются замкнутыми. В такой Вселенной периодически все повторяется.

- Но если мне не изменяет память, - заметил Баркалов, - Эйнштейн отнесся к этой работе весьма критически.

- Свидетельства очевидцев на этот счет разноречивы, - возразил Матвеев. - Но дело не в этом.

- И насколько я помню, - продолжал Баркалов, - Чандрасекар впоследствии показал, что замкнутые на себя траектории в модели Геделя должны быть отброшены, исходя из принципа физической разумности.

- Э-э... милый мой, - воскликнул Матвеев, - подобная аргументация мало чего стоит. Что значит физическая разумность? Ее, можно понимать и так, и эдак.

- Что вы хотите сказать? - насторожился Баркалов.

Геделевская модель, разумеется, несостоятельна. Тут Чандрасекар безусловно прав. Но это вовсе не исключает возможности существования циклических моделей вообще.

- Вам что-то удалось? - с интересом спросил Баркалов.

- Вот-вот... - как-то без энтузиазма пробурчал академик. - Есть одна конструкция.

- Очень интересно, - сказал Баркалов и скова посмотрел на часы. Матвеев перехватил его взгляд.

- Торопитесь?.. Напрасно. Все равно, рано или поздно Вселенная вернется к этому самому моменту.

- Вы серьезно? - изумился Баркалов. - Но одно дело теоретическая модель, пусть и непротиворечивая, и совсем другое...

- И совсем другое - действительность, реальность? Это вы хотели сказать? Пойдемте.

И не глядя на Баркалова, Матвеев пересек кабинет и скрылся за дверью позади письменного стола. Баркалову ничего не оставалось, как последовать за ним. Они прошли длинным узким внутренним коридором, миновали толстые защитные свинцовые двери и оказались в просторном зале, сплошь уставленном сложной аппаратурой. Академик остановился возле пульта, усеянного многочисленными кнопками и контрольными экранами, и выразительно посмотрел на своего гостя.

- Впечатляюще! - сказал Баркалов. - Но прошу учесть, я математик и во всей этой технике чистый ничего не смыслю. И должен вас предупредить, обо мне ходят анекдоты, как о молодом Паули: утверждают, что когда я появляюсь в лаборатории, все приборы сами собой выходят из строя. Так что, остерегайтесь, Ростислав Валерьянович!