Александр Мееров
Время, назад!
Пятно появилось на ферме Генри Смита.
По тропинке, ведущей к ручью, ходили не часто, но все же ходили. Ходил он сам, сыновья, рабочие, живущие на ферме, и никто никогда не замечал ничего особенного. Но вот однажды — это было в конце мая — Смит поднимался от ручья и на пригорке, заросшем высоким сизым люпином, почувствовал, что ему вдруг стало трудно дышать. Этого не хватало! Не те годы, чтобы началась одышка, да еще на таком пустяковом подъеме. Смит упрямо тряхнул головой, нарочно ускорил шаг и… стал задыхаться. Что за черт! Не сбавляя шага, он все же одолел пологий подъем и сразу почувствовал аромат ярко-цветного люпина, задышал легко и свободно.
Теперь фермер взял в привычку ходить к ручью ежедневно, испытывая свои силы, пробуя себя — неужели так скоро подбирается старость? Это пугало. Только будучи совершенно здоровым, он мог справляться с фермой. Стареть рано. Рано. Ребята еще малы, задолженность за ферму огромная, долги за машины не погашены. Сдавать нельзя!
Упорства у Генри Смита хватало, и он каждое утро, наскоро искупавшись в ручье, твердо шагал к ферме. С каждым днем преодолевать проклятый участок становилось трудней. Обнадеживало, правда, что в течение дня, долгого, заполненного изнуряющей фермерской работой, он одышки не замечал. И только на этом участке…
В разгар сенокоса было не до тренировок. Смит дней десять не появлялся возле душистых зарослей люпина, но как только выпал день полегче, снова решил пойти искупаться. Еще от коровника он заметил, что на спуске к ручью забавляются сыновья вместе с приехавшими на лето племянниками. Позабыв о всех делах, фермер остановился и, опершись на соломорезку, минут десять наблюдал за ребятами. Вот Томас, ловкий, шустрый, дочерна загоревший, становится в позу, знаменующую готовность броситься на врага. Билл, самый старший, вечный заводила и выдумщик, подает свисток. Томас срывается с места. Он вообще бегает великолепно, а сейчас, в азарте, в боевом задоре, летит с пригорка, едва касаясь тропинки, — он обязательно возьмет осенний приз на соревнованиях в колледже, — летит и, достигнув места, которое вызывало одышку у отца, словно ударяется о стену.
Невидимая стена швыряет парня, и он падает в кусты люпина. Крики, свист, восторженный визг болельщиков награждают смельчака и вдохновляют на подвиг следующего героя. Один за другим мальчишки срываются с пригорка, разгоняются и кубарем отлетают от невидимой преграды.
Веселье прекратилось, как только фермер подошел к ребятам. Вроде и нет ничего предосудительного в их отчаянных попытках прорваться через прозрачный заслон, но игра не обычна, и еще не известно, как отнесется к ней строгий, если не сказать суровый, отец.
— А ну, кончайте!
Ребята притихли, только Билл попробовал что-то возразить, но, усмиренный отцовским взглядом, тоже замолк.
Генри Смит, не произнеся больше ни слова, направился вниз по тропинке. Теперь видно, как Томас, отличный бегун и смельчак, похож на отца. Отец не бежал, он медленно шел к загадочному месту, но и он, словно принимая бой с неизведанным, был весь напряжен, собран, готов лицом к лицу встретить что-то затаившееся на его собственной земле.
Ребята шли следом. Немного поодаль, однако на таком расстоянии, которое не помешало бы ринуться на помощь отцу, случись с ним недоброе.
Присутствие отца изменило отношение ребят к невидимой преграде, неизвестно почему появившейся на тропинке, и они уже не помышляли об игре. Серьезные, по-ребячьи настороженные, по-мальчишески любопытствующие лица.
Шаги Смита стали короче, поступь еще медленней: он начал преодолевать преграду. Вот он уже помогает себе руками, как в воде, загребая то правой, то левой. Он не дышит, набрав в объемистые свои легкие порядочный запас воздуха. Лицо его покраснело, вздулись вены на шее, глаза выкатились, а он продолжает путь, рискуя задохнуться… Сколько осталось? Какова толщина преграды?.. А если не достанет сил или не хватит набранного воздуха?
Напряжение всех его мышц было так велико, усилие, которое он прикладывал, так огромно, что, преодолев преграду, он вдруг вылетел у противоположного края этого таинственного сгустка и, не удержавшись, покатился в дикий люпин.
Вскочил Смит на ноги немедленно и сразу успокоил ребят.
Подражая отцу, Билл тоже пошел на прозрачную преграду, однако не завоевал и пяти шагов уплотнившегося пространства. Задыхаясь, он стал пятиться, замахал руками, норовя уцепиться за что-то невидимое, и, потеряв равновесие, упал. Боясь насмешек, он ловко перекувырнулся через голову и вскочил с видом победителя.
Томас, не только самый шустрый, но и самый смышленый, начал обегать преграду, боком, плечом врезаясь в нее, исследуя, каких она размеров. Преграда оказалась круглой, футов сорок в диаметре и неоднородной. Преодолевать ее по краям было легче, а в центре, на самой тропинке, она уплотнялась, и пробраться через нее тут можно было только с огромным трудом. Пожалуй, больше всего поражала ее прозрачность. Бесцветная, она не искажала лучей, как не искажают их лучшие сорта стекла.
Увлечение фермера делом, не относящимся к его повседневным обязанностям, прошло так же быстро, как и началось.
Он отошел от уплотнившегося пространства, отозвал ребят и приказал:
— Сюда больше не соваться. Понятно? На ручей… на ручей ходите по овражку. И главное, — отец глянул на ребят так, что они потупились, — главное: никому ни слова!
Бывало, на принадлежавшей фермерам земле находили золото, нефть. Бывало. Но всегда ли это, размышлял Смит, приносило богатство владельцам земли? Нет. Генри Смит без труда мог припомнить случаи, когда многим фермерам, такие, казалось, очень заманчивые находки причиняли только горе и вели к разорению, а то и гибели. Но то золото, нефть, а здесь?.. Тревожно становилось при мысли, что вот набегут репортеры, наедут ученые, начнется сутолока, все истопчут, испоганят, работать не дадут, а может быть, как знать, и землю сочтут подлежащей отчуждению. Ну уж нет! Он потягается со всеми, с фирмами, с властями штата, а если, не дай бог, придется, то и с федеральным правительством.
Потягаться Смит был готов, преисполнен был рвения отстаивать свою землю, но вместе с тем превосходно понимал, во что обойдется такая тяжба. Чем бы ни кончилось все это, пока лучше всего молчать. Сколько удастся, держать в секрете увиденное — вернее, невидимое, — так внезапно появившееся на тропинке, ведущей к ручью.
Надежда, что прозрачное уплотнение рассосется как-то само собой, быстро исчезла. Пятно в пространстве уже было не столь прозрачным, как прежде. Оно стало дымчатым, и теперь можно было определить, что над тропинкой опрокинута чуть голубоватая полусфера.
