ФЕЛИКС ДЫМОВ
НААВА
Рассказ
Я услышал шум на лестнице - в дверь позвонили.
Пошел отворять. Двое в синих спецовках с усилием втащили в квартиру металлический ящик на колесиках.
- Принимайте заказ. Автоматический секретарь с двойным объемом памяти и универсальным лннгвпстором. Не передумали? - спросил один, отряхивая руки.
- Нет, нет, мне обязательно нужен информатор, - сказал я.
И приналег плечом. Ящик мягко вкатился в кабинет.
Трудно сказать, чем именно заинтересовала меня бывшая корабельная система, нынешний экспонат Архива Времен. Пожалуй, некоей меланхоличностью облика, если так позволительно выразиться о машине. В тесноватой рубке "Тополя" суженная книзу Наава наверняка смотрелась неплохо. Но, оторванная от корабля, от ш лотских кресел, навевала грусть, еще более ощутимую нз-за отдаленного сходства ее корпуса с человеческим лицом. Сходство подчеркивали и фасеточные глаза, я выступ перфоприемника, напоминающий нос, и полусферическая впадина колоратора, которую даже человек без воображения принял бы за рот. Прибавить к этому деревянные панели под колоратором (скорбные складки у рта?), необычно расположенную клавиатуру раздельно для правой и левой рук (усталые морщинки под глазами?) -и впечатление легко объяснится...
Я подключил машину в сеть, подвинул ногой пуфик.
Переделка Наавы была ничтожной: впаяли в схему дополнительные блоки . памяти да свели многочисленные жилы, змеившиеся когда-то к узлам корабля, в один кабель, напрямую связанный с Информаторием.
Сначала ожил фасеточный глаз, будто Наава невесело подмигнула половиной лица. Осторожные точки забегали в многоцветий зрачков второй "фасетки". Полыхнул и погас колоратор - словно бы распахнулся на миг безмолвный рот. Глухим вздохом прошелестел сигнал проверки:
- Раз. Два. Три. Раз... Раз... Кто вы?
Конечно, голос у нее был женский. Живой, едва заметно картавящий. И проникновенный, как у кинозвезды. Интересно, а логика у нее тоже женская?
- Простите, что-то мешает в левом боку... Молектроника? Это ново для меня, раньше такой не было.
Суммирую. Ух, щекотно... Сейчас притерплюсь. Современная информация... Зачем? Я ведь так безнадежно устарела за сто десять лет!
Я молчал, давая ей возможность высказаться. Наава перераспределила огоньки в зрачках-будто повела взглядом по стенам:
- Вещи у вас немногословны. Это кабинет? Все уставлено древностями, книгами. И ничего для исследований. Вы - писатель?
Что ж. Она была недалека от истины.
- Историк. Специализируюсь на двадцатом-двадцать первом веках.
- Специалист? - подхватила она с издевкой.- Значит, вы ничего об этих веках не знаете.
- Остальные знают еще меньше.
- Это вас кое-как оправдывает.
--Надеюсь, с твоей... с вашей помощью...
- Говорите "ты" - не обижусь.
Я набрал полную грудь воздуха:
- Раскрой людям тайну "Тополя"!
- Никакой тайны, два несчастных человека... Но я этого не понимаю...Последние слова Наава прошелестела убывающим трагическим шепотом. И добавила вполне деловито: - Читайте отчет.
- Читал, а толку-то? Пропуски, паузы, будто впоследствии подчищено. Скажи на милость, ну почему звездолет не смог разогнаться?
- Цитирую: "Необратимый процесс. Катапультирован реактор. Сто лет инерционной орбиты! Будем держаться. И надеяться. Прощайте, люди. Прощай, Земля. Командир Эдель Синяев. Второй пилот Максим Радченко".
- Кстати, Радченко ведь был стажером?
- Командир считал. Мак выдержал экзамен.
- И два пилота растерялись в простейшей ситуации? Нет, тут что-то не так. Убежден, ты знаешь чуточку больше, чем говоришь.
- Больше, меньше - какая разница? Вы и сами отлично вызубрили отчет... Истина принадлежит м н е. Моей памяти.
- Нет. Каждому человеку и всему человечеству.
- Интересно, где человечество было век назад. Впрочем, вы, белковые, никогда не отличались быстродействием...
- Однако, поверь, почти не страдали от этого. Ведь у нас есть вы, кристаллические!
- Я ничего не понимаю в истории "Тополя". Цепь безрассудств и отсутствие логики.
- Машинной.
- У этих двоих и вашей человеческой не хватало... Они...- Наава сделала эффектную паузу.- Они даже дрались. Он его-р-раз! А тот рукой выпад-и ладонью по горлу!
Цветовое пятно в экране колоратора собралось в пятачок и почти притухло - Наава скорбно поджала "губы". Хотелось бы мне знать, кто обучал ее провинциальной мелодраме. По-моему, предки излишнее значение придавали эмоциональной окраске информации. Без нее вычислительные машины почему-то считались обделенными.
- Послушай, ты бы не могла объяснить, из-за чего...- я поискал слово,вся эта кутерьма?
- Не могли разделить биостат. Он мог спасти только одного.
- Неустойчивая психика? Странно. Оба прекрасно справились с тестами общей совместимости.
- На Земле!
- Какая разница? Для тренированного-то экипажа?
- Космос - вот единственный и надежный тест человечеству! - с пафосом воскликнула моя, мягко выражаясь, не очень уравновешенная собеседница.
Положительно, разговор не получался. Но я решил дожать:
- А ты, прости, не ошибаешься?
- Исключено. Оба вели дневники.
- Которые хранятся в твоей мнемотеке?
- В чьей же еще? Два электронных мозга на корабле - слишком большая роскошь.
- Они не догадывались, что вели записи в одну тетрадь, чуть ли не на одну страницу?
- Им было не до того. Каждый слушал только себя...
Разговор опять иссяк. Задумавшись, я откинулся на пуфике, заложил руки за голову, прихватил сцепленными пальцами волосы на затылке и машинально подергивал их, словно пробуя прочность шевелюры. Гляжу, моя Наава изумленно "распахивает" свои трагические "фасетки" и ни с того ни с сего начинает светиться, рдеть, пылать румянцем (других слов не подберу!), улыбается полным спектром весенней зелени и, слегка заикаясь, лепечет:
- Ладно, специалист. Слушайте. Может, и я наконец чего-нибудь пойму!
Степь дышала легко и тревожно. Недавно окончился дождь. Заходящее солнце продавило линию горизонта, сплющилось и затанцевало в струйках марева, как кипящая водяная капля на раскаленной плите. Воздух томился ожиданием-казалось, из-за мезозойских холмиков, под которыми упрятан комплекс наземного обслуживания, вот-вот выползет гребень флегматичного бронтозавра...
"А студент не торопится",- подумал командир, посмотрев на часы. За его спиной по-живому прислушивался к зову первобытной степи "Тополь". Сколько парсеков они уже истопали вместе! И вот последний полет.
Пилоту предписан заслуженный отдых, корабль детишкам на потеху выставят где-нибудь в углу дворовой площадки. А ведь мог бы еще ходить: крепко их строили в наше время! В свой последний полет командир пришел, как всегда, за четыре часа до старта и успел облазать все хитрые закоулки корабля. Будь его воля, он бы и броню магнитопластика сдвинул, чтоб хорошенько прозондировать реактор. Не то чтобы он не доверял автоматам. Просто не мог улететь, самолично не опробовав работу всех механизмов. Теперешняя молодежь впархивает в кабину секунда в секунду, пристегивается к креслу и, отключившись от Земли, мгновенно сживается с пустотой и звездами. Иногда Эдель побаивался этих "звездных мальчиков", без отрешенности и фанатизма перешагивающих комингс корабля и холодно задраивающих за собой люк, который его, Эделя Синяева, прозванного журналистами гением Малой Вселенной, немедленно отрезает от мира и оставляет наедине с Космосом, а значит, с самим собой: для него Космос так и не стал привычкой.
