Я смотрю сверху вниз на покрытую пылью тыльную поверхность осветительной системы, висящей на потолке операционной. К серому металлу приклеен желтенький листочек – один уголок завернулся, – на котором аккуратно написано от руки:
В случае выхода из своего тела звонить:
137-4597
Странно – никогда не видел, чтобы местные номера начинались с единицы. Но когда я приглядываюсь повнимательнее, оказывается, что это не единица, а семерка. Да и пыли никакой нет, просто игра света на неровно окрашенной поверхности. Какая может быть пыль в стерильной операционной – с ума я схожу, что ли?
Я переключаю внимание на свое тело, полностью покрытое зеленой тканью, за исключением маленького квадратика над правым виском, куда вводит свой зонд макрохирург, прослеживая путь, по которому шла пуля. Операционный стол полностью в распоряжении тощего робота, а двое людей в халатах и масках, немного в стороне, смотрят на экран. По-моему, они наблюдают на рентгене за движением зонда внутри черепа, но сверху мне плохо видно, что происходит на экране. Впрыснутые в меня микрохирурги, должно быть, уже остановили кровь, починили сотни кровеносных сосудов и разрушили тромбы. Но сама пуля слишком массивна и химически инертна, чтобы отряд микророботов мог убрать ее, предварительно раздробив на мелкие кусочки, словно камень в почке. Остается только добраться до нее зондом и вытащить наружу. Я читал о таких операциях, а потом не мог заснуть и все думал, когда же придет моя очередь. Часто мне случалось представлять, как это будет выглядеть, – и могу поклясться, что в своем воображении я видел точно такую же картину, какую наблюдаю сейчас. Не могу сказать, то ли это обезумевшая ложная память, то ли я прямо сейчас генерирую эту галлюцинацию на основе своих навязчивых страхов.
Совершенно спокойно я начинаю обдумывать, что означает моя необычная позиция. С одной стороны, выход из тела должен предвещать близкую смерть, с другой стороны, ведь те тысячи людей, которые рассказывали о таких явлениях, остались живы! Но я не знаю, сколько испытавших это умерли, так что о моих шансах выжить судить трудно. Разумеется, у меня тяжелая физическая травма, но никаких признаков приближения смерти я не замечаю.
Неприятно одно: мое нынешнее положение напоминает дурацкие рассказы о том, как «душа отделяется от тела» и потом скользит по световому туннелю прямо в загробную жизнь.
Постепенно начинают всплывать смутные воспоминания о том, что происходило перед нападением. Я приехал, чтобы выступить на годичном собрании «Цайтгайст[1] энтертэйнмент» (и зачем я, впервые за столько лет, решил физически присутствовать? Продажа «Гиперконференс Системс» – еще не повод забывать о технологиях дистанционного участия в таких собраниях). А этот припадочный, Мэрчисон, стал что-то орать у входа в «Хилтон». Будто я – я! – надул его с контрактом на мини-сериал. (А я вообще не читал этого контракта и тем более не вникал в отдельные статьи. Ох, лучше бы он пошел и скосил из автомата весь юридический отдел.) Потом пуленепробиваемое стекло «роллс-ройса» автоматически поднимается. Сейчас станет тихо. Зеркальное стекло медленно ползет вверх, бесшумно, надежно – и вдруг застревает...
В одном я ошибся – я всегда думал, что в меня будет стрелять кто-нибудь из этих чертовых киноманов со слишком цепкой памятью. Один из тех, кого взбесили выпущенные «Цайтгайстом» «Продолжения киношедевров». Компьютерные инкарнации режиссеров мы всегда делали с особой тщательностью, под наблюдением психологов, историков кино, старались воссоздать личность маэстро как можно точнее, но некоторые пуристы всегда найдут, к чему придраться. Целый год после выхода трехмерной версии «Ханны и ее сестер II» меня угрожали убить. Но я никак не ожидал, что человек, только что подписавший контракт на семизначную сумму вознаграждения за права на его биографию – причем отпущенный под залог лишь благодаря щедрому авансу «Цайтгайста», – будет стрелять в меня из-за скидки на отчисления за спутниковую трансляцию версии, дублированной на язык иннуитов!
Я замечаю, что невероятное объявление на крышке осветительного блока исчезло. Если наваждение рассеивается, что сие предвещает – спасение или гибель? Какой бред здоровее – стабильный или неустойчивый? Может быть, в мое сознание вот-вот ворвется реальность? Интересно, что я должен был бы сейчас видеть? Наверное, ничего, кроме абсолютной тьмы, если я действительно накрыт этим зеленым покрывалом и лежу под общим наркозом, да еще с закрытыми глазами. Я пытаюсь «закрыть глаза», но просто не знаю, как это сделать. Я изо всех сил стараюсь потерять сознание (если предположить, что сейчас я в сознании). Я пытаюсь расслабиться, заснуть, но меня отвлекает легкое жужжание зонда в руках хирурга.
Я слежу – физически не в силах отвести свой нефизический взгляд – за тем, как из черепа медленно выходит сверкающая серебряная игла. Кажется, что это никогда не кончится, а я тем временем тщетно пытаюсь понять, как можно отличить мазохистский театр сновидений от проблеска реальности.
Наконец – я чувствую это за секунду до того, как это действительно происходит – появляется кончик иглы, намертво прикрепленный капелькой сверхпрочного клея (какая проза!) к затупленной, слегка помятой пуле.
Я вижу, как ткань, покрывающая мою грудь, вздымается и опускается в выразительном вздохе облегчения. Странное дело, если учесть, что я под наркозом и подключен к аппарату искусственного дыхания. Неожиданно наваливается ошеломляющая усталость, я больше не в силах что-либо воображать, мир перед моим взором рассыпается, превращается в психоделический узор, потом гаснет.
* * *
Я слышу знакомый голос, но не могу понять, откуда он доносится:
– А это от «Серийных убийц за ответственность перед обществом». «Глубоко потрясены.., трагедия для индустрии развлечений.., молимся за скорейшее выздоровление мистера Лоу»... Так, потом отрекаются от каких-либо связей с Рандольфом Мэрчисоном.., пишут, что все, что он якобы делал с теми, кого соглашался подвезти на машине, – это патология совершенно другого типа, чем та, что связана с покушением на знаменитость, а безответственные заявления, искажающие суть вопроса, будут встречены соответствующими акциями...
Я открываю глаза и громко говорю:
– Может кто-нибудь мне объяснить, для чего это зеркало на потолке над моей кроватью? Здесь что в конце концов, больница или бордель?
Наступает тишина. Прищурившись, я смотрю в зеркало, не в силах повернуть глаза, чтобы определить, каков размер этого причудливого украшения. Я жду объяснений. Внезапно мелькает мысль: «Может быть, я парализован, и это для меня единственный способ видеть, что происходит вокруг?» На миг меня охватывает паника, но я подавляю ее: скорее всего паралич временный, скоро это пройдет. Нервы можно регенерировать, все остальное можно заменить. Я выжил, и это главное, а дальше – просто восстановительный период. И разве не этого я всегда ожидал? Получить пулю в голову.., быть на волоске от смерти.., прийти в себя совершенно беспомощным?
