Евгений Филенко
УДАР МОЛНИИ
Сдается мне, что вы впервые в нашей стране, и потому законы гостеприимства, которые у нас в крови, просто обязывают меня за вполне умеренную плату прийти к вам на помощь.
Только ради бога не глядите, что этот премилый городок, высокопарно именующий себя столицей свободного государства, кажется похожим на горную деревушку. Поездка с его окраины до здания парламента займет у вас немногим меньше времени, чем, скажем, от Версаля до Эйфелевой башни. Это я заявляю вам как таксист. Правда, некоторые злословы склонны отнести это обстоятельство на счет восхитительной извилистости наших улочек. Но даже в этом есть своя ни с чем не сравнимая прелесть, лицо города. Бывал ли я в Париже? Конечно, тоже шоферил… Ничего хорошего там нет.
Нет, это обманчивое впечатление, никто в это время суток у нас не спит, а эпидемии не свирепствуют с момента обретения независимости. Дело в том, что наша столица является самой тихой и спокойной столицей в мире. По слухам, так же тихо в одном из островных королевств Мальдивского архипелага. Я в это не верю, папуасы очень шумный народ. Что? На Мальдивах не живут папуасы? Кой черт, где же им еще жить?!
Впрочем, должен вам заметить, что порой и у нас бывает шумок, если, к примеру, кто-нибудь приедет на гастроли. Или кому-то взбредет в голову провести здесь какой ни то матч за звание чемпиона по чему-либо этакому… Последний раз круговерть была года два назад. Ох, и задали туристы нам работенки! Вези туда, вези сюда, покажи им Хрустальную пагоду, где ночевал и молился принц Гаутама до приобщения ко вселенской мудрости — там есть на что посмотреть, настоятельно рекомендую… покажи им женский монастырь, ибо наши монашенки — самые смиренные и самые прекрасные женщины в мире… покажи им, пардон, самый фешенебельный бордель… Нет, не самый фешенебельный в мире, у вас в Штатах есть и почище. Ах, вы не из Штатов? Из России?.. Ну, я так сразу и подумал, это же очевидно! Так на чем мы остановились? Да, а все это оттого, что в нашем государстве самые низкие в мире налоги на коммерческие спортивные зрелища.
Кто приезжал? Один иностранец, не то из Бельгии, не то из Голландии. Звали его Дон Мертон, и он считал себя чемпионом мира. Титулов у него и действительно было как грязи, например — Гроссмейстер Каратэ. Я и сам немного разбираюсь в этой музыке, по молодости баловался. Согласитесь, что для таксиста это вещь необходимая, особенно при нынешнем росте преступности… Нет, у нас пока еще тихо — в нашем славном государстве самый низкий уровень преступности среди несовершеннолетних в этой части континента.
Так вот, этот Мертон мог творить чудеса. Я кое-что видел, можете мне поверить. Из кирпичной кладки на добротном растворе он в момент сделал груду щебенки. Ударом ноги прогнул двухтавровую балку. Каково?! Выступал он на Большой арене, однако люди приезжали отовсюду, благо до любого пограничного пункта можно запросто доехать на велосипеде до исхода дня, если только вам посчастливится засветло выбраться из столичного лабиринта. Да еще туристов поднавалило… В общем, арена ломилась от зрителей, а кассы — от выручки. И все бы прошло как обычно, если бы Мертон не бросил вызов местным мастерам каратэ. Представляете, он предложил каждый божий день проводить по три контактных поединка в три раунда, и если хотя бы в одном за все время гастролей будет ничья — возможности победы над собой он не допускал, — то весь доход от выступлений Мертон обязуется передать нашим спортивным федерациям. Что такое контактный поединок? Я знаю, как это сказать на нашем языке, а по-английски иного названия не придумаю. Это значит, что боец не обязан сдерживать свои удары, как это принято в спортивном каратэ. Вообще-то такие поединки запрещены. Настоящий мастер может запросто убить соперника. А эта дылда Мертон был настоящий мастер, экстра-супер-люкс. Даже в Японии, говорят, ему удалось уберечь свои денежки.
Наши ребята откликнулись на вызов, потому что запахло таким доходом, какой никому и не снился… В общем, троих парней Мертон сильно покалечил, а одного выбросил ударом ноги в десятый ряд трибун, а это далеко — можете на досуге убедиться. И все бы мы ему спустили — и то, что он наших увечил, и что в отеле девчонкам проходу не давал, и что государство наше оскорбил, утираясь после поединков полотенцем цветов национального флага — кто его разберет, может, он не нарочно, какое полотенце привез, тем и утирался… Да только в свободное от тренировок время он заглядывал к боевикам «Черной фаланги» — слышали, должно быть, о нашей единокровной фашистской сволочи, — чтобы поднатаскать их немного. И потому на кимоно у него был вышит черный паук, символ принадлежности к фалангистам. А они в знак признательности громче всех орали на его представлениях. Черный паук на кимоно — вот этого нельзя было прощать. Вы, наверное, не знаете, что здесь вытворяли чернопаучники десять лет назад?..
Только сделать-то мы ничего и не могли. Что тут поделаешь, когда он рельсы пятками гнет?
Как сейчас помню: все стены оклеены портретами Мертона. Круглая белобрысая физиономия, в глазах пустота, свинцовый кулак перед грудью, а на рукаве паук… Идешь по улице и не знаешь, куда глаза деть. Ну, и с расстройства прибредешь, естественно, в забегаловку. Есть у нас особая таксистская пивнушка, называется «Багажник». Между нами, понятно, а на вывеске-то там совсем другое написано… И было это в субботу, сидели мы, все старые дружки, вместе в армии гудели, вместе баранку вертим столько лет — хлестали пиво, и ни о чем не хотелось говорить, до того на душе было гнусно. Через каких-то три дня Мертон уезжал — кажется, в Катманду, и нечем было ему заплатить за надругательство. Чего мы только не придумывали: и в правительство петицию написать, и сообща рыло ему начистить… Но мелким все это казалось, недостойным. Вот кабы на арене сбить с него спесь!
А хозяин забегаловки, по прозвищу Фужер, тоже свой парень, ходил за стойкой, сопел и таскал себя за усы. Все вместе это говорило, что он принимает нашу общую беду близко к сердцу, что вертится у него на языке кое-что, да сказать никак не решится. Я и подкатил к нему, будто за дозой пива, тихонько взял за лацкан и спросил вполголоса:
— Что, есть кто-то на примете?
— Дьявол его разберет, — бормочет Фужер, пряча глаза. — Вроде хлипковат.
— Выкладывай, — выжимаю сцепление. — Тут задета наша с тобой национальная гордость. Или не тебя эти субчики за ноги подвешивали?
Он и сдался.
— Все, ребята, — командует. — Заведение закрыто. Мотайте отсюда до вечера.
Дружки-таксисты было возмутились, но видят выражение моего лица и шустро тянутся к выходу.
