Ознакомительная версия.
Они прошли на второй этаж, который, ради блажи, был устроен на высоте двадцать второго, а на самом деле находился гораздо выше первого и из больших окон там был виден растерянный маленький город, значительно измененный наклонной перспективой, слегка перевернутый, испуганный, блестящий, дрожащий, темный по углам; один из уголков завернулся и видно было, как по горизонту трепетал дождь, отражаясь в лужах. Над тучами зияло звездное небо, ни мало не похожее на настоящее; мгновенье медлило – заметив это, дама с коброй на шее отперла дверь, потом заперла и снова отперла.
– Спаситель, подержите, пожалуйста, – сказала она, отдавая кобру, чтобы освободить ладони для двуручного ключа. Спаситель подержал. Кобра здорово стискивала ему руку, улыбалась нахально и выглядела так, будто смазана несвежим жиром – и он положил змею в горшок с фокусовой пальмой, – кобра сразу же, урча, зарылась в почву, богатую фтористым известняком.
– А это вы зря, – сказала дама, – теперь она все корни перегрызет. Змея ведь, хищница. Понимать надо.
Спаситель подарил даме букет красных фолиантов в обложках из тисненой кожи и та отдарила его легким кивком. Помещение выглядело большим, но казалось маленьким, если смотреть издалека. Хозяин местности сидел за круглым столом вытянутым в ширину, на столе же были разложены разные яства и пития, наклонной башенкой по центру. Венчали башенку крабовые клешни, очень деликатесные, изготовленные из чешуи дикого минтая. Слева стол казался пустым, а справа – тоже пустым. За ним сидело несколько пустых мест с неразличимыми лицами.
Поодаль расположился охранник с очень мускулистой шеей, свисающей ниже плеч.
Еще дальше резвилась худая и длинная собака на поводке, совершенно неотличимая от поводка. Собака слизывала свой пот, чтобы не загрязнять окружающей среды, но от стараний снова потела. Еще дальше линии перспективы сходились в точку. А совсем далеко трое углечистов играли в карты на приседания, но их не было видно.
Шут, выкрашенный в национальные цвета, дудел в дудку, как при царизме.
В который раз за этот день спаситель ощутил странность и, возможно, неправильность мира. Так не может быть, подумал он. Это я и это они. Почему же никто не видит того, что я? Что-то есть в этом от раскрашенной поверхности, под которой слой тьмы. Я слышу гул и только он и есть настоящее. До меня долетают искры и я спрашиваю себя – что это? Спрашиваю так, будто не знаю ответа. А ведь знаю, и все они тоже знают.
– У вас понос? – спросила дама.
– Нет, я просто задумался.
– Да, меня тоже от мыслей пучит, – произнесла дама с интонацией усыхания мозгового вещества.
– Ну, ну, добро пожаловать к нам, – сказал хозяин с интонацией обжорства, отхватил последний кусок и вытер лоснящиеся губы. – Люблю, знаешь ли, поесть.
Спаситель? Тот самый? Привет.
Он протянул руку с пятью ногтями спаситель ее робко пожал.
– Слышал, – продолжал хозяин. – Говорили это много, а мои люди не врут, хотя я им не верю. Хочу значит услышать от тебя. Летать по воздуху можешь? А ходить по воде?
И он поднес к лицу сорокадвухдульную зажигалку, показавшую, впрочем, лишь очередную дулю.
– Да, – просто ответил спаситель.
– Прямо «да» значит, если выкинуть из тут вот окна, полетишь? Если бы чтобы как, ну ты понял.
– Разобьюсь, – ответил спаситель, – умение летать меня лишь посещает. Разве что невысоко над полом.
И он демонстративно полетал над полом, не поднимаясь выше уровня стола.
Стол оставался квадроуголен. Дама наносила на носик слой абсолютно прозрачной пудры. Проигравший углечист раздал приседания и, от скуки, прислонял испачканное лицо к обоям, рисуя на них автопортрет углем. Мгновение дышало ровно и размерено, как на приеме у врача. Спаситель парил. Его лицо приняло мечтательное выражение, обязательное для полетов.
– Ага, – согласился хозяин. Я сразу на "ты"? По дружески. Знакомься. Это Дениза. Женское от Денис. С остальными знаться не стоит.
Дама с ключом едва повела бровью, аристократичная, как устрица в шпинате.
Затем отвинтила каблучок-шпильку и поковыряла им в зубах.
* * *
Они поговорили о том и сем, в частности, хозяин пообещал улучшить квартирные условия спасителя, а потом, как водится, забыл об обещании, хотя притворялся, что не забыл; затем разговор перешел на еду и на ней остановился.
Шут устал дудеть и от голода посасывал слюноотводящую трубку. Мгновение тянулось как жвачка и бессвязно бормотало, будто во сне.
– Говорили, что ты можешь питаться святым духом, – заметил хозяин с интонацией управленческого персонала, открывающего собранье.
Дух не питает плоть, – подумал спаситель, – ведь в слове «питаться» запах плотного пуза, вспотевшего под майкой, но слово «питать» – тоньше, хотя того же желто-кремового оттенка, оно красиво изогнуто и блестит в своей дальней части, но не как сталь, а как лунный блеск спокойного ручья. А Дух бархатнокоричневый, в отличие от Сприритус, что цвета двухдневного снега в лесу, но не со снежной холодностью, а с холодностью небес – я предпочитаю Спиритус – он питает волю, а воля поддерживает плоть, порой заменяя пищу. Так подумал, но мысль была некоммерческой, и он ответил:
– Бывает. Но предпочитаю есть.
– И что ешь?
– Обычные продукты. Без лишней роскоши.
– Готовишь сам?
– Да.
– А почему не усилием воли?
Требует концентрации, – подумал он, – как любое настоящее чудо.
Концентрации, экстаза или правдивой боли, горячей и обоюдоострой. Чтобы пища получилось вкусна, ее не подвергают однократному волевому импульсу, ее нужно готовить медленно, в течение четверти часа. Все время концентрации приходится ни о чем не думать, это постепенно надоедает. Поэтому предпочитаю сковороду или духовку.
Сформулировав, он уже приготовился открыть рот и произнести две последние фразы.
– Хочу усилием воли, именно чтобы вот, – сказал хозяин. – Что-нибудь сделай мне щас деликатесное.
– Могу приготовить мясо кобры.
– Валяй, браток, валяй.
Спаситель взял порножурнал, украшавший стол, и перелистнул. Одна из женщин явно подходила – похожая на кусок мяса и со змеиным взглядом. Он решил приготовить мясо кобры из этой картинки: вырвал, смял и положил на тарелочку.
Над нею сложил пальцы домиком.
Шут слизывал краски с картин и рассовывал их по надлежащим тюбикам.
Собака глядела на это с тоскливой хищностью в сердце. Хозяин удалился, унывая от мысли, что придется ждать еще четверть часа.
Остались лишь пустые места и Дениза, играющая цепочкой и шевелящая столь плотными ресницами, что ими можно было перелопачивать чернозем.
Ознакомительная версия.
