Киноповесть
На окраине заполярного города вокруг неглубокого строительного котлована замерла землеройная техника: облезлые, грязные экскаваторы, грейдеры, бульдозеры. Поодаль – пара потрепанных самосвалов. На самом краю котлована сгрудились тепло одетые строители. Над ними колышется облачко пара. Они смотрят в котлован, наблюдая, как прораб и еще два человека осторожно спускаются туда. Мерзлые склоны котлована присыпаны белой порошей, скользко.
Ковш экскаватора, стоящего в котловане, наполовину в земле. Его металлические зубья поддели и вывернули из мерзлой земли громадный кусок мутного льда неправильной овальной формы, похожий на гигантскую грубую линзу.
Подобные куски льда – замерзшие в доисторические времена лужи, порой глубокие и обширные,- иногда находят в Заполярье. Геологи так и называют их: "линзы".
Небритый, тепло укутанный экскаваторщик не спеша бродит вокруг находки, с любопытством разглядывая ее. К нему подходят прораб и помощники.
– И чего ты тут выкопал? – недовольно говорит прораб, пожилой упитанный дядька. Ему эта находка – точно камень на шее.
– А черт его знает, мать его кочерыжкой! – Экскаваторщик в сердцах пинает льдину ногой. – Здоровенная, сволочь.
Изо рта у говорящих вырываются густые клубы пара – холодно.
– Сорвал ты нам график, парень, – удрученно заявляет прораб. – Полгорода без воды сидит. Порвут мне кое-что на английский флаг. Из-за тебя. Угораздило же!
– А чего – я? – Экскаваторщик разводил руками. – Че я – виноват?
Теперь все четверо медленно обходят линзу, приседают, разглядывают, трогают руками в теплых рукавицах.
– И чего – сорвал? – удивляется экскаваторщик. – Разобьем эту фиговину, да и все тут. Или вытащим отсюда и отволокем подальше. Всех делов!
Прораб на корточках задумчиво вглядывается в мутную поверхность льдины. Там, где лед прозрачней, в толще его отчетливо видно сочленение какого-то крупного существа. Сочленение похоже на ногу гигантского ракообразного.
– А внутри-то никак что-то есть… – тянет прораб озабоченно. – Тварь какая-то… Черт! Придется сообщать куда надо. – Он медленно, с кряхтеньем, выпрямляется – тяжеловато приседать в его возрасте и с его комплекцией. – А то еще и ученых придется ждать.
– Да на хрена это надо? – тихо говорит экскаваторщик. – Оттянем подальше…
– Слыхал? – перебивает его прораб. – Мужики в таких штуковинах целых мамонтов находили. В отличном состоянии. Съедобных. Миллионы лет пролежали, как в морозильнике.
– Ну? – недоумевает экскаваторщик.
– Что – ну? – Прораб раздраженно выкатывает глаза на экскаваторщика. – И тут какая-то хреновина замерзла!
– Ну и что? – недоумевает экскаваторщик и, зажав рукавицей одну ноздрю, громко, но деликатно – в сторону, сморкается и утирает нос рукавицей.
– Что или не что, а требуется сообщить, – угрюмо ворчит прораб.
Один из помощников прораба добавляет с усмешкой:
– Может, ученые нам в ножки поклонятся.
– Хрена – поклонятся, – зло возражает второй помощник.
– Лучше бы деньжат подбросили, – говорит экскаваторщик мечтательно.
– Подбросят – жди, – отвечает второй помощник.
– Это – да, – тут же охотно соглашается экскаваторщик. – Хрена подбросят. – Он отступает к своей машине, прислоняется спиной к ковшу, сует руки в карманы. – По телику только и слышишь: ученые в жопе, разбегаются, к мафиози переходят. На запад линяют. Жрать им нечего. Секреты продают… Кому эта хреновина сейчас нужна?
– Ладно, не гунди! – обрывает его прораб. – Положено позвонить куда надо, я и позвоню. Как скажут, так и будет. – И – одному из помощников: – Петров! Будешь стеречь! – И прораб пошел из котлована.
– Сколько стеречь-то? – Петров разводит руками ему вслед. – Я ж околею тут!
В Зоологическом институте тихо и чинно. Колонны и полуколонны, пустые коридоры, ряды массивных высоких дверей, – институт основан и построен еще в XIX веке.
В простенках между высокими двустворчатыми дверями стоят застекленные стеллажи и шкафы. В них банки с заспиртованными пресмыкающимися, чучела птиц и животных. На скучных крашеных стенах – портреты знаменитых ученых-биологов.
По гулкому коридору решительно шагает профессор Петр Андреевич Свешников. Это сорокалетний подтянутый мужчина с мужественным лицом. Нос с горбинкой и насупленные брови придают ему неприступный и сердитый вид. Он останавливается перед дверью в конце коридора. Табличка на двери гласит:
"Ректор. Приемная. Часы приема с 14-00 до 16-00 ежедневно".
Свешников входит. Смотрит на электронные часы на стене: "14:05".
В приемной секретарша – пожилая лупоглазая женщина в очках – дружелюбно улыбается Свешникову и кивает ему.
– Здравствуйте, Надежда Викторовна, – говорит профессор. – Андрей Анатольевич на месте?
Улыбка увяла на лице секретарши. Она приступает к своим обязанностям – ограждать начальство от посетителей.
– На месте. Но приказал не беспокоить до четырех.
– А если бы посетители были?
– Подождали бы.
Свешников пересекает приемную, останавливается перед столом секретарши. Задумчиво покачивается с пятки на носок. Субординация субординацией, но попасть к ректору необходимо как можно быстрей. Можно попытаться выведать у секретарши, чем он так занят, и если ничем действительно срочным, можно и поднажать, пусть хотя бы просто доложит, а там посмотрим.
– И что он там делает? – спрашивает Свешников как бы невзначай.
– Статью заканчивает. Скоро переводчик должен подойти.
Свешников рассеянно кивает. Статья – далеко не срочное событие. Да и не в ректорском кабинете в часы приема посетителей. Статьи – кафедральная работа.
– А те американцы, делегация из Гарварда, еще здесь?
– Да. Вечером у него с ними встреча.
Свешников болезненно кривится. Плохо, что еще здесь, но хорошо, что хоть вечером.
– Ну, тогда так! – твердо заявляет Свешников. – Статья статьей, а у меня дело поважнее будет… В часы приема – посетителей принимать надо. – Он решительно идет к двери в кабинет ректора, не обращая внимание на протестующий вопль секретарши: "Петр Андреевич!.." Отворяет дверь и входит.
В одном из многочисленных кабинетов Зоологического института сидят двое. Хозяин кабинета опирается локтями на письменный стол, заваленный по краям папками и большого формата книгами. Гость раскинулся в кресле для посетителей.
