Эвелин Э. СМИТ
Тераграм
Во все века люди боялись ведьм. Они уничтожали их. Но душа ведьмы живет вечно...
Странная, необъяснимая тишина установилась в классной комнате. Было уже далеко заполдень, но ученики не шумели. Вместо того, чтобы рваться на свободу знойных улиц, они сидели, будто впав в глубокую летаргию. Она добралась даже до учительницы, которая беспрерывно дергала своей птичьей головой с черными завитушками, пытаясь прогнать истому механическим действием, и с раздражением чувствуя себя мученицей во имя долга.
Тишина была сверхъестественная; она прерывалась лишь монотонной декламацией ученика и резкими замечаниями учительницы. Даже шепот не нарушал эту тишину. У учеников не было ни сил, ни желания делиться друг с другом секретами. Где-то вдалеке звякнули колокольчики на тележке мороженщика и задумчиво зажужжала машина для стрижки газонов.
Маргарет нежилась у открытого окна, с упоением подставляя под золотые лучи обнаженные руки и ноги. Она наклонила голову, чтобы ласковое солнце прикоснулось к ее затылку, где коротко стриженные рыжеватые волосы доходили до воротничка.
Острое наслаждение разлилось по ее венам, ритмически отдаваясь в крови, переполнившей каждую клеточку. Тщательно выводя буквы, она писала в тетради: "Маргарет. Маргарет. Маргарет".
Это занятие моментально наскучило ей, хотя раньше никогда не надоедало, и она написала в обратном порядке: "Тераграм. Тераграм. Тераграм".
Затем она принялась рисовать - но не картинки, а маленькие бессмысленные значки, которые, как смутно она ощущала, имели какое-то значение, но чего-то ей еще чуть-чуть не хватало, чтобы его понять. Когда-нибудь, набравшись знаний, она поймет. А сейчас она была слишком молода. У нее еще было время.
Все время мира.
Один значок она рисовала с особым удовольствием - пятиконечную звезду. Рисовать ее нужно было не отрывая ручку от бумаги. Она нарисовала несколько звезд таким образом и удовлетворенно вздохнула.
Большая радужная муха, привлеченная густым запахом чернил, с любопытством жужжала над партой, отливая сине-зеленым и золотым блеском. Она отогнала ее.
"Я Маргарет", - мысленно произнесла она, вздрогнув от тайного осознания собственной личности. "Вчера я не была Маргарет - по крайней мере, такой Маргарет. А завтра, кто знает, какой я буду завтра?"
Она восхищенно посмотрела на белую кожу своих рук. Когда-то она расстраивалась из-за того, что загар к ней не пристает. Ее кожа всегда оставалась молочно-белой, почти сказочно-белой, сколько бы времени она ни проводила под солнцем. Теперь она понимала, что ее белизна была не просто красивой, - она была правильной. Именно такой она и должна быть.
Сейчас ей казалось, будто платье плотнее облегает грудь, и будто что-то глубоко внутри шептало: перемена произойдет внезапно, как куколка превращается в бабочку, - и сразу, а не постепенно, как у людей.
И снова она написала "Маргарет", а затем - "Тераграм". А потом, немного подумав, она добавила: "Тринадцать"... и восхитительную пятиконечную звезду, концы которой соединялись линиями через центр.
- Маргарет!
Этот голос не был вкрадчивым шепотом ее мыслей. Он донесся извне и был жестким, властным и бесцеремонным.
- Маргарет! - повторила учительница, повысив голос. - Ты будешь, наконец, меня слушать?
Маргарет подняла глаза - большие, зеленые, мерцавшие изнутри, - и уставилась на учительницу. "Простите", - сказала она, и голос ее был густым и мягким, как топленые сливки. Но искреннего раскаяния в нем не было.
В ответ голос учительницы стал еще жестче: "Мы говорили о Жанне д'Арк, Маргарет. Я спросила, что ты можешь нам рассказать о ней".
Маргарет ответила, угрюмо, делая промежутки между словами, будто извлечение их было для нее тяжким и противным занятием: "Она была ведьмой, - сказала она. - И англичане ее сожгли".
Она опустила голову, чтобы теплый луч снова упал ей на шею, и прикрыла глаза, приготовясь к возврату блаженства и восторга.
Тонкие губы учительницы скривились: "Они говорили, что она была ведьмой. Но, конечно, она не была настоящей ведьмой. А, Маргарет? Не так ли? Отвечай!"
Маргарет подняла голову. Солнечный свет придал ее волосам на макушке медный оттенок и отразился в ее глазах в виде танцующих огоньков. Она посмотрела на учительницу сквозь прикрытые веки.
- Конечно, она не была настоящей ведьмой, - сказала она, - иначе они бы не смогли ее сжечь!
Ученики шевельнулись, почувствовав возможность развлечься.
- Маргарет! - Учительница угрожающе постучала по столу карандашом, хотя действительной причины для этого не было. Что за ерунду ты несешь?
- Хотя... нет. - Еще медленней, будто губы и язык принадлежали ей, а слова были чужими, она сказала: - Я ошиблась. Ведьма продолжает жить, но тело ее может быть сожжено! Так что, - великодушно заключила Маргарет, - Жанна была, наверное, настоящей ведьмой. Но не очень хорошей.
Ученики сонно хихикнули.
- Маргарет! - Голос учительницы задрожал. Нижняя часть лица тоже задрожала - там, где кожа была дряблой, несмотря на ее худобу. Зрелище было не из приятных, и Маргарет закрыла глаза, чтобы от него избавиться.
- Ведьм нет и быть не может! - неистово запротестовала учительница. - Жанна д'Арк была святой.
- Моя пра-пра-пра-... не знаю, какая пра-, но очень дальняя бабушка была ведьмой, - пробормотала Маргарет, приоткрыв глаза. - Англичане сожгли ее, хотя она тоже была англичанкой. Но она не была святой, - уголки ее полных розовых губ вздрогнули, - в самом деле, святой ее никто не назвал бы!
Учительница побагровела от возмущения: "Я должна поговорить с твоей матерью, которая забивает тебе голову всяким вздором! - скрипуче произнесла она. - Родители не понимают..."
Неожиданным резким жестом Маргарет отогнала блестящую муху, которая яростно кружилась над ее головой. "И она тоже не умерла! - со злостью заявила она. - Вы можете сжечь ведьму. Вы можете сказать, что ее нет. Но никто не может лишить ее жизни. Она живет вечно, и никогда вам и таким, как вы, не удастся ее уничтожить!"
- Довольно, Маргарет! - взвилась учительница. И, понизив голос, но не так, чтобы ее совсем не было слышно, добавила:
- Какая наглость! Невыносимый ребенок! Мне действительно придется поговорить с ее матерью в ближайшее время.
Маргарет снова окунулась в свое блаженство. Теплый свет омывал ее молодое тело, пот тонкими ручейками струился по ее вискам и слегка пощипывал глаза. "Маргарет" - механически написала она. - Тераграм. Тринадцать". И нарисовала несколько чудесных звезд и другие фигуры.
О, как замечательно быть Маргарет, быть тринадцатилетней! Почему это было так особенно хорошо, она не могла сказать. Возможно, все в тринадцать лет чувствуют себя так...
