Фредерик Браун
Галактический скиталец
Адрес я нашел в телефонной книге. Это был самый обычный дом, относительно не старый, где квартиру можно было снять за весьма умеренную плату. Располагался он удобно: на полпути между центром города и его окраиной. На каждом из шести этажей находилось по шесть квартир. Об этом можно было догадаться по числу почтовых ящиков, каждый из которых украшал белый листок с указанием фамилии квартиранта. Я начал читать фамилии: Дженсен, Реберн, Штейнер… А вот и Робин Тренхолм, 3-С.
Нажал на кнопку звонка, и после второй попытки замок на внутренней двери подъезда щелкнул… Я вошел в вестибюль. Судя по номерам на почтовых ящиках, квартира 3-С находилась на третьем этаже. Автоматический лифт стоял внизу, он был пуст и, казалось, дожидался посетителей. Я вошел в кабину, нажал на нужную мне кнопку — двери мягко закрылись, чтобы через несколько секунд так же тихо открыться снова. Я очутился в коридоре третьего этажа, поискал глазами дверь с номером 3-С и потянулся к звонку, красовавшемуся в центре двери. Где-то внутри зазвенел колокольчик, и дверь открылась.
Я уже знал, что это Робин, потому что накануне вечером Арчи показал мне альбом с фотографиями и сказал: «Это Робин. Если бы ты был чуть поопытнее, ты бы не пытался ее разыскивать; ведь это только усложнит дело».
Очевидно, я действительно не обладал нужным опытом.
В жизни она оказалась значительно красивее, чем на фотографии. Высокая — почти с меня ростом — и худощавая. Не слишком худая, нет; все было при ней: и грудь, и бедра… Лицо Робин выражало серьезность и спокойствие. У нее были темные глаза, безупречная смуглая кожа… Полные губы, казалось, были созданы для смеха и поцелуев… Волосы были так черны, что отливали в синеву. Пожалуй, можно добавить еще одну деталь: одета она была в свободную желтую рубашку, черные туфли и чулки телесного цвета.
Молодая женщина замерла, открыв дверь всего на треть. Она вроде бы и не загораживала мне дорогу, но и не приглашала войти в квартиру. Всем своим существом она выражала отчужденность и недоумение по поводу моего визита.
— Робин? — спросил я.
— Да, Род. Это я, — ответила она холодно, неопределенно, но не враждебно.
— Я могу поговорить с тобой? Ты разрешишь войти?
Прошло некоторое время, прежде чем я услышал ответ:
— Хорошо, входи, — и она сделала шаг в сторону, освободив мне дорогу в квартиру.
Я вошел и мельком огляделся. Оказалось, что я нахожусь в небольшом холле, обставленном со вкусом, но без роскоши. Картины, висевшие на стенах, были, конечно, копиями, но весьма недурными: Сезанн, Ван Гог и еще этот ужасный Ролт. Они пришлись мне по вкусу; скорее всего, я сам их когда-то выбрал. Кроме двери, через которую я вошел, были еще две: одна наверняка вела в спальню, а другая — на кухню, но обе двери были закрыты, поэтому я не мог знать точно, куда они вели.
Впрочем, это было неважно: ведь эти двери были закрыты для меня навсегда.
— Садись, Род, — пригласила Робин. — Раз пришел, то уж лучше тебе присесть. Ты стоишь как истукан…
Я действительно чувствовал себя истуканом. Я опустился в кресло и подумал, что настала пора как-то объяснить свой визит:
— Робин, мне трудно объяснить тебе причину моего прихода. Пожалуй, я и сам этого не знаю… Знаю только, что я растерян, сбит с толку… И в моем положении мне очень важно узнать все, что только можно, относительно этого моего состояния… кем и чем я был прежде, до того как «заполучил» эту проклятую амнезию. Возможно, именно ты и есть тот человек, который сможет сказать мне больше, чем кто-либо другой. Мы ведь с тобой были женаты два года.
Она прикрыла глаза и тихо спросила:
— Ты помнишь об этом?
— Я не буду ничего придумывать. Я не помню ничего, что со мной было, кроме нескольких минут до случившегося в полночь в понедельник. Все, что я знаю о себе, мне рассказали другие. И в первую очередь Арчи, который говорит, что он мой сводный брат. Твой адрес я нашел в телефонной книге и узнал тебя, когда ты открыла дверь, так как до этого видел твои фотографии в альбоме. Полная амнезия — до того момента, о котором я тебе только что говорил. Помню обо всем, что было после этого, и абсолютно ничего, что было до. Если тебе трудно в это поверить, то нет смысла продолжать разговор и мне лучше уйти.
— Хорошо, Род, я тебе верю.
— Тогда ты можешь помочь мне ответить на некоторые вопросы… Во-первых, — и это меня сейчас интересует больше всего — почему ты не сразу ответила, что ты мне веришь? Если ты только допустила мысль или заподозрила, что я говорю неправду и все выдумал про это мое состояние, про эту самую амнезию, — а ты ведь наверняка слышала или читала по крайней мере, что она у меня объявилась, — тогда, может быть, ты считаешь, что я — убийца? Если действительно убийца я, тогда мне ничего другого не остается, как притворяться и лгать. Никакого другого объяснения мне в голову не приходит…
— Нет, я так не думала… И ты, Род, поступаешь несправедливо, упрекая меня в этом. Я действительно не считаю, что ты притворяешься. Просто меня несколько смутил тот факт, что тебе известно, сколько лет мы были женаты. Если бы я хорошенько подумала, то, конечно, поняла бы, что тебя — и это совершенно естественно — кто-то хорошо проинформировал о главных событиях твоей жизни.
— Скажи мне, Робин, еще вот что… Пожалуй, этот вопрос для меня самый главный. Достаточно хорошо зная меня, как это и подобает жене, ты считаешь, что я способен совершить убийство?
— Никогда. В здравом уме… никогда… Ты был… я хочу сказать, ты такой…
— Ничего, Робин, ты можешь говорить обо мне в прошедшем времени. Так тебе будет проще… ты говорила о том, каким я был, когда мы жили как муж и жена…
— Ты был мягок и деликатен, тебя никогда не отличали ни честолюбие, ни агрессия. Не увлекался охотой или рыболовством, потому что тебе не нравилось убивать животных. Это как-то может служить ответом на твой вопрос, Род?
— Да, конечно, особенно то, что касается моего здравого ума… Но ведь я был сильно пьян в ту ночь, Робин. Мой характер здорово менялся, когда я выпивал?
— Нет. Просто ты становился чуточку философом.
— Кажется, я уловил в твоем ответе оттенок легкого сарказма, — заметил я, улыбнувшись. — Мне показалось, что тебе больше импонировало бы, если бы я был более воинственным. Несмотря ни на что, я очень тебе благодарен за ответ. Знаешь, я что-то уловил в тоне, которым ты произнесла, что я не был честолюбив… Скажи, Робин, именно поэтому ты развелась со мной?
