Владимир Марышев - Идол

Владимир Марышев

ИДОЛ

Фантастический рассказ

Блок видеосвязи барахлил. Откинув переднюю панель, Долгушин начал копаться в сложной электронной начинке. В сущности, с этим могли неплохо справиться и киберы, но Долгушин весьма ревниво относился к работе, прямо касающейся его специальности. Он гордился тем, что все системы станции функционируют четко и что это дело его, Долгушина, рук. Киберам Долгушин обычно поручал работу, связанную со значительными физическими усилиями, или же такую, в которой не был специалистом. Иногда, просто затем, чтобы механические помощники не стояли без дела, заставлял их строить макеты будущей базы. Полный дилетант в архитектуре, Долгушин тем не менее считал себя знатоком современных стилей. Поэтому, как только он находил новое, оригинальное, как ему казалось, решение, киберы разбирали прежнюю постройку и возводили на ее месте очередной "шедевр". Исправив повреждение, Долгушин аккуратно собрал блок и включил его. Экран осветился, и на нем проступила сложная мозаика, состоящая из россыпи изумрудных клочков леса, вкрапленных в зеленовато-бурый простор саванны. Итак, все было в порядке - зависший над поверхностью планеты зонд продолжал исправно передавать информацию. Довольно улыбнувшись, Долгушин распахнул дверь станции и вышел наружу. Аромат саванны - своеобразный, ни на что земное не похожий коктейль запахов - ударил в ноздри. Вдалеке, перебирая ногами-ходулями, тесной стайкой паслись пятироги. По необъятной глади безоблачного неба медленно перемещались едва заметные крестики пернатых падальщиков. Под ногами пружинили заросли местных растений, похожих на замысловато скрученные мотки проволоки. На Изелле все было как на Изелле. Привычная, однообразная картина. Долгушин стоял, заложив руки за спину и широко расставив ноги. Он, единственный разумный обитатель огромной планеты, разглядывал свои владения, как всемогущий монарх. Впрочем, упиваться беспредельной властью ему оставалось недолго. Через месяц прилетит Тамара Лежнина, затем появится Дима Романюк, за ним - еще кто-то. Потом... Что будет потом? Каберы возведут купол базы - настоящий, не макет. Персонал разрастется человек до восьмидесяти. Начнутся эксперименты - с воздухом планеты, почвой, растительным и животным миром. Но его, Виктора Долгушина, здесь уже не будет. Миссия первопроходца закончится. Его опять забросят в какое-нибудь глухое место - налаживать работу крохотной временной станции. Что ж, он привык к этому и своей жизни иначе не мыслит. Долгушин перевел взгляд на землю. Среди побегов "проволочных" растений, поглощенные своей микроскопической деятельностью, копошились термиты. Названия всем организмам Изеллы, на правах первопоселенца, присваивал сам Долгушин. Может быть, эти забавные насекомые и не были родственны земным термитам, но Виктора это нисколько не волновало. Есть что-то общее, и ладно. Вот прилетит Лежнина, она биолог, так пусть и разбирается, кто есть кто. У термитов было округлое, светлое, жемчужно поблескивающее брюшко. Головогрудь, окруженную венчиком мохнатых желтоватых лапок, украшал затейливый рисунок из тончайших красных полосок. Передние ножки, длинные и гибкие, постоянно поднятые вверх, снабжены на концах маленькими метелочками. Несомненно, космобиолог пришел бы от этих крошечных созданий в полный восторг. Брезгливый же человек, вероятно, передернулся бы, наблюдая хаотическую возню "шариков" на ножках". Долгушин не проявлял по отношению к термитам ни брезгливости, ни восторга. Он признавал целесообразность всего существующего на планете. С этой точки зрения термиты были ничем не лучше и не хуже других образчиков местной фауны. Но их колоссальные постройки мешали наращивать отсеки станции. И Виктор боролся с термитниками - методично, но безо всякой злобы, со спокойной уверенностью в том, что это необходимо. Позавчера по его приказу киберы снесли два небольших округлых термитника, сегодня наступала очередь следующего - высокого и конусообразного. Долгушин присел на корточки, чтобы получше разглядеть насекомых, но они, сбивая друг друга, испуганно рассыпались в стороны. "А ведь скоро их начнут изучать, - подумал Виктор, выпрямляясь. - Ощупают каждую лапку, измерят длину усиков, а под конец занесут в объемистый каталог, снабдив звучным названием". Долгушин представил себе, как Тамара Лежнина всплескивает руками, наблюдая за возведением термитами очередной постройки. Впрочем, попробуй при ней назвать этих работяг "термитами"! "Во-первых, - вздернет она острый носик, - никакие это не термиты. Во-вторых, это даже не насекомые. У насекомых три отдела тела, а не два, а ног на пару меньше. Что же касается усиков, то..." И пойдет, и пойдет. Все-таки женщина-биолог - явление в какой-то степени противоестественное. Что остается от ее женственности? Лапки, усики... Бр-р! Чтобы немного размяться, Долгушин решил пройтись по своим владениям. Термитники встречались повсюду. Высокие и низкие, полусферические и пирамидальные, они вызывали удивление строгой правильностью своих форм. Ничего сверхъестественного, однако, в этом не было: многие земные организмы до сих пор изумляют биологов - да и не только их! - архитектурой своих жилищ. Гораздо большего внимания заслуживали время от времени встречавшиеся между термитниками так называемые "скульптуры". Классическая "скульптура" представляла собой полупрозрачную янтарную глыбу чрезвычайно причудливой формы. Наиболее характерной деталью "скульптуры" являлись многочисленные длинные, сужающиеся на концах отростки. Эти отростки, чем-то напоминавшие щупальца осьминога, были изогнуты всеми мыслимыми способами. Некоторые из них срастались с основанием "скульптуры", образуя кольцо, а кое-какие были даже завязаны узлом. В общем, при первом взгляде на "скульптуры" они казались отвратительными, бесформенными и, несомненно, злыми существами, внезапно окаменевшими в наивысший момент своего буйства. Но "скульптуры" на самом деле являлись скульптурами. Долгушин видел, как они создавались. Сначала термиты подготавливали ровную площадку, выстригая на ней траву острыми, как ножницы, челюстями. Затем специальный отряд подсобных рабочих создавал фундамент, поливая площадку какой-то пахучей жидкостью, от чего почва, как бы обугливаясь, превращалась в твердую спекшуюся массу. И тогда наступала очередь "скульпторов". Один из них широко открывал челюсти и выделял сверкающую янтарную каплю. Его ближайший "коллега" тут же вносил свою лепту. Число капелек росло. До того, как янтарная жидкость полностью затвердевала на воздухе, термиты придавали своему творению определенную форму, прикасаясь к золотистой массе гибкими передними ножками, которыми в обычное время почти не пользовались. Постепенно "скульптура" разрасталась, приобретая все более законченные очертания. Конечный результат давал сто очков вперед любому творению абстракционистов двадцатого века. С какой целью создавались "скульптуры"? Долгушин, разбиравшийся в биологии весьма слабо, редко задумывался над этим. Прилетят специалисты, они разберутся. Виктор повернул обратно. Подходя к двери станции, он услышал настойчивые гудки срочного вызова. Долгушин распахнул дверь. Так оно и есть: на панели только что исправленного блока часто-часто вспыхивала яркая красная лампочка. Его могли вызвать только с дублирующей станции - автоматического комплекса, сооруженного в противоположном полушарии планеты. Долгушин включил связь. Дежурный автомат бесстрастно сообщил об аварии. Около четырех минут назад по невыясненной причине произошел взрыв энергоблока. В результате вышел из строя электронный мозг, осуществляющий управление дублирующей станцией. На экране появился развороченный командный отсек. Затем эту малоприятную картину сменили столбики чисел, выражающие соотношение между поврежденными и уцелевшими ячейками Мозга. Долгушин встал. Ему придется лететь на дублирующую станцию, это совершенно ясно. Энергоблок, конечно, могут восстановить и без его участия, но починить Мозг такой сложности киберам не под силу. Даже ему, Виктору Долгушину, технику высшего разряда, для выполнения необходимого объема работ понадобится не менее трех дней. Конечно, он не будет собирать заново каждую ячейку Мозга, это слишком долгая и однообразная работа. Его задача - составить программу, в которой деятельность ремонтных киберов сведется к простейшим операциям. Долгушин уже покинет дублирующую станцию, а киберы, повинуясь программе, будут продолжать методично, ячейку за ячейкой, "слепливать" Мозг. Вылетать следовало немедленно. Долгушин вышел из помещения станции и огляделся. Необходимо было обеспечить каберов работой на время своего отсутствия. Что бы придумать? Ах да, он совсем забыл про обреченный термитник! - Девятый! - позвал Виктор. Перед ним возник могучий кибер с выбитой над фотоэлементами цифрой "9". Долгушин ткнул пальцем в термитник: - Перенести это сооружение на сорок метров к востоку. Выполняй! Кмбер вразвалку подошел к термитнику и обхватил его металлическими лапами. Затем из нижней части корпуса автомата вырвался тонкий голубоватый луч, который полоснул по основанию постройки. Тут же, не давая термитнику осесть, Девятый подсунул под него развернувшийся с непостижимой скоростью широкий веер металлических пластинок. На этом "щите" кибер перенес обиталище термитов в сторону, после чего довольно небрежно опустил его на землю. Транспортировка явно не пошла термитнику на пользу. Его почти идеальный до недавнего времени конус покрылся глубокими разломами, верхушка провалилась внутрь. Смертельно напуганные термиты беспорядочно бегали по осыпающимся стенам своего жилища. Кибер вернулся и начал разравнивать место, где прежде возвышался термитник. Долгушин зашел внутрь станции и минут за десять отстучал программу постройки нового модуля. Теперь киберам хватит работы на три дня. Виктор довольно потер руки. Он представил себе, как, выгнав из командного отсека дублирующей станции все киберы (чтобы не путались под ногами), приступит к выявлению сохранившихся логических цепей электронного Мозга... Опускающийся катер воткнул в почву саванны длинный клинок оранжевого пламени. Шарахнулись испуганные пятироги. Долгушин спрыгнул на землю. По пути к станции он, не замечая, что фальшивит, насвистывал мелодию модной, хотя и невероятно глупой песенки о роботе Томе, который вообразил себя человеком и из-за этого все время попадал в дурацкое положение. Операция по восстановлению электронного мозга прошла на высшем уровне. На третий день Виктор собрал автоматы, ранее изгнанные им из командного отсека, и вложил в них программу, в которой ход дальнейших работ был расписан до мельчайших подробностей. После этого техник отправился в обратный путь. Новый модуль был великолепен. Долгушин осмотрел его снаружи и изнутри. Остался доволен до такой степени, что временно освободил от работы киберов, выстроившихся перед ним в ожидании приказов. Давно у Долгушина не было такого хорошего настроения. Продолжая насвистывать пошловатую, но въедливую песенку, он отправился на прогулку. Дойдя до самого большого, напоминавшего обелиск, термитника, Виктор собрался повернуть обратно, но вдруг застыл, не в силах пошевелиться. Веселенький мотивчик оборвался. За термитником, не видимая до этого, возвышалась вылепленная из горящей на солнце янтарной массы человеческая фигура. Вглядевшись в лицо изваяния, Долгушин почувствовал, что ему не хватает воздуха. Перед ним стоял... он сам! Сходство было поразительное, но только чисто внешнее. Настоящий Виктор Долгушин не мог стоять в такой позе, и выражение лица двойника было ему чуждо. От всей фигуры янтарного Долгушина веяло чудовищной надменностью и самоуверенностью. Выдвинутое вперед колено, скрещенные на груди руки, набыченная шея. А лицо... Оно ужасно. Сузившиеся от гнева глаза, презрительно искривленные губы, набухшие на висках жилы... Голова слегка наклонена, словно для того, чтобы показать: янтарный истукан может смотреть на весь остальной мир только сверху вниз. Взгляд - бешеный, просто обжигающий яростью. Такой взгляд очень трудно выдержать. Словом, перед потрясенным Виктором возвышалась не просто статуя - это был идол страшно злого и коварного божества. Долгушин опустился на землю и обхватил руками колени. Ему стало не по себе. Создать такую скульптуру могло только разумное существо. Какая потрясающая точность передачи всех черт! А выражение абсолютного, всепоглощающего гнева? Надо быть гениальным мастером, чтобы так суметь его отобразить. И не просто отобразить, но и придумать, так как Долгушин, по характеру спокойный и выдержанный, вовсе не был подвержен припадкам гнева. Что же отсюда следует? Термиты - разумны? Невероятно! Фантастика! А он, Долгушин, спокойно ходил по этим созданиям и двигал их дома, как хотел! Виктор вскочил. Нельзя было больше так сидеть. Ему казалось, что на него сейчас смотрит вся Вселенная, ожидая его следующего поступка, что триллионы разумных существ приготовились либо рукоплескать в случае удачного решения, либо освистать Долгушина, если он их разочарует. Да, необходимо было что-то делать. Но что именно? От сознания своего бессилия и неподготовленности Долгушин готов был провалиться сквозь землю. Неожиданно вспыхнула мысль: а вдруг все это бред, и в термитах на самом деле разума не больше, чем в земных муравьях? Увидев спешащего по своим делам термита, Виктор, медленно наклонясь, протянул к насекомому руку. Термит попятился, вскинул над головой длинные передние ноги и скрестил их, как будто пытался защититься от могущественного врага. До чего же этот жест был знаком Долгушину! Как бы поступил человек Средневековья, доведись ему увидеть некое сверхъестественное существо? Наверняка осенил бы себя крестным знамением! Вот на что походило испуганное движение термита! Долгушин потер лоб. Да, теперь многое прояснилось. Термиты разумны! Цивилизация их, по аналогии с земной, занимает временной отрезок, примерно соответствующий античности. Науки еще не достигли надлежащего уровня развития, отсюда - невежество и религиозный фанатизм. Однако искусство уже находится на довольно высокой ступени. Загадочные "скульптуры" - не что иное, как изображения божеств, которым поклоняются термиты! Откуда же такая абстрактная форма? Вопрос довольно трудный, но и на него, если поразмыслить, можно ответить. Термиты - не люди. Биологические различия неизбежно порождают различия в психологии, в образе мышления. Поэтому нет ничего удивительного в том, что божества в представлении термитов не имеют законченной формы, являются чем-то вроде первозданного хаоса в материальном воплощении. Вот так и появлялись уродливые идолы. Потенциально искусство термитов способно на большее, но его сдерживают религиозные рамки, раз и навсегда определившие объект изображения. Итак, термиты молятся, создают "скульптуры", жизнь в их миниатюрном мире движется размеренным порядком. И вдруг откуда-то с небес прямо им на голову сваливается божество, не выдуманное, не абстрактное, а вполне материальное. Вид его настолько ужасен (в представлении термитов), что, право же, лучше бы оно вовсе не имело законченного облика! Но божество не просто имеет отталкивающую внешность, оно и ведет себя соответственно: расхаживает по земле термитов, топча всех, кто не успел убраться из-под его ног, переносит с помощью своих чудовищных слуг термитники, причиняя им при этом колоссальные разрушения. А еще раньше божество построило себе железный дом, который с тех пор непрерывно разрастается, поглощая самые лучшие земли. Как умилостивить ненасытное божество? Может быть, оно успокоится, увидев свое изображение? Сказано - сделано! И поднялся горделивый идол. А так как божество жестоко, то оно изображено разъяренным, как бы попирающим непокорных. И в этом - самое удивительное. Каким чутьем надо обладать, чтобы изобразить бога в состоянии великого гнева, если Долгушин, единственный известный термитам землянин, никогда не проявлял это состояние? Тут нужно какое-то непостижимое для людей шестое чувство. Да, идол был не слепой копией, а истинным шедевром. Достичь такой выразительности мог только величайший художник. Был ли у термитов такой художник, который, глядя со стороны на воздвигающуюся статую, диктовал на расстоянии свою волю тысячам рабочих? Или же все общество насекомых являлось коллективным творцом? Ответа на этот вопрос, как и на множество других, пока не было. Долгушин смотрел на статую не отрываясь. Идол уже не казался ему, как в первую минуту, рожденной чьим-то озлобленным умом карикатурой на себя. Нет! Маска ярости, надетая на лицо истукана, представлялась теперь вполне заслуженной платой за равнодушие и даже жестокость, проявленные им, Долгушиным, по отношению к этим крошечным строителям и скульпторам. Возвращаясь, Долгушин тщательно смотрел под ноги, проклиная себя за каждое не слишком осторожное движение.