Уолтер Уильямс - На крыльях удачи

Когда одна звезда сталкивается с другой, простите Вселенную за то, что она остановилась перевести дыхание. Представьте себе зрелище: меньшая звезда, окруженная ярким гало, — ничтожество, втягивающее в себя огромные рыжеватые вспышки звездного вещества, пока не поглотит самой сердцевины своего большого сородича. Люди почти наверняка остановятся поглазеть. А некоторые еще и приплатят, чтобы рассмотреть получше.

Вот так и станция Сильверсайд, крошечный астероид, удерживаемый в поле зрения мощными якорями самогенерируемой гравитационной энергии. Крошечный, потому и исключительный. С исключительными правами на зрелище.

И на пороге пышной презентации.

Личная информационная сфера висела как ни в чем не бывало над пультом управления. Записывала каждое слово.

— Ты только представь себе! Всякий по обе стороны границы жаждет заполучить билетик. Слюной истекают, так охота! Готовы отдать все что угодно за билетик. А мы с тобой летим на Сильверсайд на собственной спортивной яхте.

— Что-то мне не слишком верится в этот запрет на освещение событий в средствах массовой информации. Это просто ужасно. — Недовольный взгляд в сторону личной сферы. — Я не могу сама себя записывать. Это просто смешно.

— Да, запрет распространяется на большинство средств массовой информации. Перл. Но некоторые репортеры там будут. Киоко Асперсон, например.

— Ну, тогда, — сказала Перл, и уши ее прижались к голове, — катастрофа гарантирована.

Перл — Жемчужница — была высокой и темноволосой. Ее руки и плечи украшали бугры трансплантированных мускулов: в юности Перл охотилась на даффлов из засады, а для этого требуется недюжинная сила. Волосы ниспадали ей на плечи, словно львиная грива. В мочке левого уха блестела сережка — одинокая жемчужина, которую изящно уравновешивал шрам на правой щеке — след от поединка. И жемчужина и шрам были ее фирменными знаками в Диадеме, другие члены этой организации избранных никогда не имитировали их в отличие от поклонников Перл в Созвездии.

Энтузиазм спутницы Жемчужницы нисколько не улетучился.

— Только троих из Диадемы пригласили. Троих из Трех Сотен. Тебя, маркиза Котани и Зута. Ты только представь!

Жемчужница зыркнула на подругу:

— Эдверт, мне нужно посадить корабль.

— Могла бы на автопилот поставить, — небрежно бросила Эдверт.

— Не в моих правилах, — буркнула Жемчужница.

Эдверт, бросив понимающий взгляд на информационную сферу, умолкла. Она была молода, грациозна и стройна. Каштановые волосы ниспадали до пояса. Фамилии своей она никогда не называла, надеясь на то, что в Человеческой Диадеме это заметят и рассмотрят ее кандидатуру, как только появится вакантное место. Эдверт носила серебряные колечки на каждом пальце, даже на больших, и искренне полагала, что они (ну и еще, может быть, чудные волосы) когда-нибудь станут ее фирменными знаками. Жемчужница прекрасно знала правду, но подругу не разочаровывала.

Для Эдверт подобный образ жизни был в новинку, и пока она чувствовала себя не слишком уверенно. А Жемчужница считала, что иллюзии, оставшиеся у подруги, придают той некоторое очарование. Это очарование в один прекрасный день иссякнет, утратит привлекательность, но этот час еще не настал.

Пока они болтали, в иллюминаторах корабля промелькнуло жутковатое зрелище: одна звезда пожирала другую. Но подруги не обратили на это никакого внимания.

Вестибюль в зале прибытия представлял собой длинное помещение с невысоким потолком. Пол был застлан темно-зеленым ковром. Более темные драпировки на стенах мерцали серебристыми нитями. Лился приглушенный свет. Маленький оркестрик, разместившийся в углу, наигрывал веселые мелодии. За стойками выстроились таможенники в форме, роботы молча и невозмутимо переносили чемоданы. Прибывающие пассажиры не спеша подходили к стойкам.

— Жемчужница! Ты выглядишь великолепно!

— Майджстраль! Сколько лет, сколько зим!

— А клинки весьма элегантны. Что это такое — маленькие сабли?

— Абордажные. Я решила, что они будут смотреться немного по-хулигански.

Жемчужница обнажила один из клинков, взмахнула им и убрала в ножны. Страх когтями котенка впился в душу Дрейка Майджстраля. Не так давно кое-кто пытался изрубить его на куски, и вид холодного оружия взволновал Дрейка сильнее, чем обычно.

Они с Жемчужницей обменялись рукопожатием (каждый подал по три пальца) и обнюхали друг у друга уши. Зал прибытия шумел. Майджстраль был чуть выше среднего роста, но для того чтобы дотянуться до шеи Жемчужницы, ему пришлось задрать голову.

Темные волосы Дрейка ложились на плечи. Одет он был в серое. Ворот и манжеты украшены тонкими кружевами. На одном пальце сверкал крупный бриллиант. Обут Дрейк был в кожаные мягкие ботинки на высоких каблуках. Глаза у него были зеленые, с тяжелыми веками, придававшими взгляду ленивое или по крайней мере вялое выражение.

Майджстраль обернулся и указал на подвижного молодого человека в фиолетовом бархатном пиджаке:

— Мой помощник, мистер Грегор Норман.

— Рада познакомиться, мистер Норман, — сказала Жемчужница. — Это Эдверт, моя компаньонка.

Повсюду обменивались рукопожатиями, а вот от положенного согласно Высшему Этикету обнюхивания воздерживались (зал прибытия слишком тривиален для Высшего Этикета) и прибегали к нему, если только того требовал титул или старая дружба. Майджстраль и Эдверт подали друг другу по два пальца, что подчеркивало некоторую интимность вследствие общего знакомства с Жемчужницей. Жемчужница и Эдверт подали Грегору один палец.

Грегор подал два пальца Жемчужнице, а Эдверт — три, показывая тем самым, что надеется на большее. Эдверт обнюхалась с ним и отстранилась. Грегор, произнесший слова приветствия с выговором, который иначе, как хулиганским, назвать было нельзя, смущаться особо не стал — взял да и ухмыльнулся.

Рукопожатие после перерыва в несколько тысячелетий стало писком моды. Его рекомендовал Комитет Созвездия по Традициям как естественный, человеческий жест. Им предлагали заменить элегантное обнюхивание ушей, положенное по хозалихскому Высшему Этикету.

Традиционалисты и империалисты заклеймили возрождение этого обычая позором, обозвав его вульгарным. А партизаны с просозвездными взглядами приняли его с восторгом.