Харлан Эллисон - Разбился, как стеклянный домовой

Харлан ЭЛЛИСОН

РАЗБИЛСЯ, КАК СТЕКЛЯННЫЙ ДОМОВОЙ

Наконец, спустя восемь месяцев, Руди все-таки нашел ее в огромном отвратительном доме на Вестерн-авеню в Лос-Анжелесе, где она жила со всеми подряд. Не только с Джоном, а просто со всеми.

В ноябре в Лос-Анжелесе к концу дня становится необыкновенно холодно, слишком холодно даже для осени в таком близком к Солнцу месте. Он прошел по тротуару и остановился перед домом. Дом был готически уродлив, и проржавевшая газонокосилка торчала посреди недокошенного газона. Скошенная трава была свалена в направлении двух многоквартирных домов, которые с обеих сторон нависали над приземистым зданием, (Однако странно... Многоквартирные дома выше, старый дом съежился между ними и все же каким-то образом господствовал над ними. Очень странно.)

Окна второго этажа забиты картоном.

У входа перевернутый детский автомобильчик.

Парадный вход украшен причудливой резьбой.

Тьма, кажется, тяжело дышит.

Руди поправил дорожную сумку. Этот дом пугал его. Им овладела неописуемая паника, он напряг мощные мускулы спины и тяжело дышал. Он посмотрел на темнеющее небо в поисках выхода, но идти можно было только вперед. Здесь была Кристина.

Дверь отворила незнакомая девушка.

Она смотрела на него молча, длинные светлые волосы наполовину скрывали ее лицо.

Когда он вторично спросил о Крис, девушка облизнула губы, и щека ее дернулась от тика. Руди со вздохом опустил сумку. "Мне нужна Крис", настойчиво повторил он.

Блондинка повернулась и прошла в сумрачный коридор ужасного старого дома. Руди остался в открытой двери, и вдруг, как будто уход блондинки сломал преграду, в лицо ему, как плевок, ударила волна едкого запаха. Марихуана.

Он инстинктивно вдохнул, и голова его закружилась. Он отступил на лужайку, освещенную последним лучом заходящего солнца, падавшим из-за соседних домов. Но солнце зашло, а голова у него по-прежнему гудела. И он пошел вперед, таща за собой сумку.

Он не помнил, закрыл ли за собой дверь, но, когда он обернулся, дверь была закрыта.

Он отыскал Крис в темном чулане на третьем этаже. Она лежала у стены и гладила левой рукой полинявшего розового кролика, а правую руку прижимала ко рту, всасывая с мизинца последние капли наркотика. Чулан был наполнен бесчисленными запахами: грязные потные носки пахли как пригоревшее жаркое, старый шерстяной жакет от сырости подернулся плесенью, швабра, покрытая пылью и грязью, пучки полусгнивших трав...

- Крис?

Она медленно подняла голову и увидела его. Ее глаза долго оставались бессмысленными, и наконец она расплакалась.

- Уходи!

В темноте над головой среди тишины и шорохов старого дома Руди услышал сильные удары кожистых крыльев, которые быстро исчезли.

Руди наклонился к ней. Сердце готово было выскочить из груди. Он отчаянно хотел коснуться ее, поговорить с ней.

- Крис... пожалуйста... Она отвернулась и рукой, гладившей кролика, неловко попыталась ударить его, но промахнулась.

Руди мог бы поклясться, что слышит, как где-то слева, дальше по коридору, кто-то считает золотые монеты. Но когда он выглянул из чулана и прислушался, в коридоре было тихо.

Крис с жалкой улыбкой пыталась заползти глубже в чулан. Он вернулся и с трудом протиснулся к ней.

- Кролик, - сказала она пустым бесцветным голосом. - Ты раздавишь кролика.

Он оглянулся. Правое колено его упиралось в мягкую розовую головку. Он вытащил зверька из-под колена и бросил в угол чулана. Крис с отвращением смотрела на него.

- А ты не изменился, Руди. Уходи.

- Я пришел из армии, Крис, - мягко сказал он. - Меня отпустили по состоянию здоровья. Я хочу, чтобы ты вернулась, Крис.

Она не слушала его, но отползла еще глубже в чулан и закрыла глаза. Его губы несколько раз вздрогнули, как бы пытаясь произнести слова, которые он говорил много раз. Но он ничего не сказал, а только закурил и сел у двери чулана, ожидая, когда она вернется к нему. Он восемь месяцев ждал этого, ждал ее возвращения, с тех самых пор, как она написала ему в армию, что уходит жить с Джоном в доме.

Он услышал странные звуки, как будто что-то крошечное поднялось на площадку со второго этажа и пряталось в тени. Это что-то стеклянно захихикало, как будто кто-то слегка притронулся к клавесину. Руди знал, что смеются над ним, но не смог сдвинуться с места.

Крис открыла глаза и взглянула на него с ненавистью.

- Зачем ты пришел сюда?

- Но ведь мы должны были пожениться.

- Убирайся отсюда.

- Я люблю тебя, Крис.

Она ударила его ногой. Было не больно. Он медленно попятился из чулана.

Джон был внизу, в гостиной. Блондинка, открывшая дверь, пыталась стащить с него брюки. Он отнекивался и пытался отстранить ее дрожащей слабой рукой. На полке стоял проигрыватель и вертелась пластинка с "Большой ярко-зеленой машиной для удовольствий" Саймона и Гарфункеля.

- Плавится, - негромко сказал Джон. - Плавится, - и он указал на большое тусклое зеркало над каминной доской. Камин был забит полуобгоревшими пакетами из-под молока, обертками конфет, старыми газетами и кошачьим пометом.

- Плавится!!! - внезапно взревел Джон и откинулся, закрыв глаза.

- Заткнись! - сказала блондинка, прекращая, наконец, свои попытки.

- Что с ним? - спросил Руди.

- Чего-то нализался.

- Но что же с ним?

Она пожала плечами.

- Говорит, у него тает лицо.

- Марихуана?

Блондинка с неожиданным подозрением взглянула на него.

- Эй, а ты кто такой?

- Друг Крис.

Она еще глядела на него, но плечи ее опустились, тело расслабилось, и Руди понял, что она поверила ему.

- Я думала, ты из этих, которые все разнюхивают, знаешь? Ну, из полиции.

На стене за ее спиной висел плакат, на нем выгорела полоса, которой ежедневно касалось солнце. Руди с беспокойством оглянулся. Он не знал, что делать.

- Я должен был жениться на Крис. Восемь месяцев назад.

- Хочешь подкрепиться? - спросила девушка. - Я с утра только кока-колу пила и уже вся скукожилась.

Новая пластинка опустилась на диск, и Маленький Стив заиграл на гармони и запел "Я родился, чтобы любить тебя".

- Я был обручен с Крис, - печально сказал Руди. - Мы должны были пожениться, когда я закончу курс. Но она решила уйти сюда с Джоном. Я ждал восемь месяцев. А теперь я пришел из армии.

- Так будешь есть?

Она подложила под себя сатиновую подушку с надписью "На память о Ниагара-Фоллз. Нью-Йорк".

Когда он вернулся в гостиную, Джон сидел на диване и читал "Игру в бисер" Гессе.

- Джон? - сказал Руди. Джон поднял голову. Ему потребовалось какое-то время, чтобы узнать Руди. Узнав, он хлопнул рукой по дивану рядом с собой. Руди подошел и сел.