Александр Борисов - Там, где упал

Игорю, – человеку, не успевшему стать моим другом

Рыба шла. Перла, как ненормальная. Ее пластали "под соль" и бондарили в бочки. На "помойке" у Медвежьего острова такая удача – редкость. Матерясь чтоб не сглазить, боцман наращивал рыбный ящик и ладил запасной рыбодел. Человек суровой профессии, был он маленьким и пушистым. Боцманов, по традиции, величают "драконами". Про нашего так не скажешь. Так… дракоша… На палубе стучали ножи: за матросами рубщик не поспевал. Эдак и до аврала недалеко!

Короткое полярное лето чтило нас своей благосклонностью. – Плюс четыре по Цельсию, в море легкая зыбь, в небе незаходящее солнце. Что еще надо советскому рыбаку? Даже норвежцы не лютовали. Только в самом конце промысла подошел "ихний вояка", погрозил спаренной пушкой, выслал катер с комиссией на борту…

Оттуда, пожалуй, все и пошло… Эх, знать бы, где упадешь!

Этих инспекторов мы давно уже знаем. Примелькались за годы работы. – Бабенка лет тридцати, да два молодых парня. – Все в ярко-оранжевых комбинезонах, с улыбками на всю морду. По-нашему ни бум-бум! Не хотят, охламоны, приобщаться к великой культуре!

Я опять выступал в качестве переводчика.

– Please keep your trail! – глядя на капитана, по-английски сказала Кристин.

– Трал подымай, Виктор Васильевич! – смеясь, продублировал я, обнимая ее за задницу. И шепнул в покрасневшее ушко, – Крыся, пойдем в каюту? У нас целых сорок минут!

Крыся не против. Ей нравятся русские мужики: несчастные, "измордованные ГУЛАГом". Она прижимается ближе. Где-то там, под холодной синтетикой, трепетно бьется сердце норвежского офицера. В другое бы время, в другой обстановке, – она с дорогой душой! Но нельзя! – Подчиненные "вломят". Мне тоже нельзя, но я бы рискнул! Поистине, этот мир полон условностей!

Ее подчиненные со складными линейками давно копошатся на палубе: ныряют в ящик, оценивают улов, тщательно вымеряют средний размерный ряд. – Тупая, бессмысленная работа. – Русский мужик не стал бы уродоваться: написал бы что-нибудь "от балды". Дураку ясно: трещины что надо, одна к одной!

Витька все замечает.

– Скажи своей сучке: сейчас подниму! – вздохнул он и дал три звонка.

Капитан на рыбацком судне – не великая шишка. Вот сейчас, например, окажись в трале "рубашка" – кусок мелкоячеистой дели – и быть нашему Витьке в следующем рейсе опять матросом. Вот так вся карьера: чреда падений и взлетов…

…Познакомились мы, как и все нормальные люди, совершенно случайно. Я вернулся с весенней путины, хорошенько "отметил" удачу, и отправился в кадры требовать отпуск. Благо, судно, на котором я "отмантулил" от точки до точки, становилось в ремонт.

– Антон!!! – взмолился групповой инженер, – три парохода на выбор, и все на отходе! Выручи, сделай еще хоть маленький рейс, а потом отдыхай! Будет тебе отпуск сразу за три года!

С Евгением Селиверстовичем я никогда не спорю. Он ко мне только с добром, – я к нему тоже. Мужик он хороший, хоть и держит нас в "черном теле". Главное, – горой за своих!

– Который из трех уходит последним? – спросил я из чисто практических соображений.

– Последним? – "Норильск". У него сегодня Регистр. Рейс – сорок пять суток. На донные породы, под соль.

Групповой инженер знает, что я за рублем не гонюсь, но все же счел нужным предупредить. Еще бы! Под соль – это пролет.

– Ладно, годится.

– Тогда я пишу направление. На сегодня?

– На завтра!

– Ну, хорошо, на завтра. Но только не опоздай! И вообще… сколько можно тебе говорить: в таком виде сюда ни ногой!

– В каком таком виде?! – вполне натурально "обиделся" я.

Селиверстович "брал на понт". Он был сам постоянно "вкинутым", ничего учуять не мог.

– Ладно, пошел вон! У тебя уже трезвого вид, как у пьяного! Дождетесь, возьмусь я за вас!

Витька был обречен на знакомство со мной.

…К обеду я нализался, как бобик. Было дело, что там греха таить!

Некоторые из сознательных граждан задаются вечным вопросом: отчего моряки пьют? Скажу, как эксперт: не от хорошей жизни. – Восемь часов вахты, восемь часов подвахты, и еще четыре часа, если рыбы невпроворот. Плюс ко всему, в море бывают моменты пострашней самого лютого шторма. – Ни с того ни с сего, например, пароход обрастает льдом. Этот процесс довольно стремителен. Тонкий антенный канатик на глазах превращается в лохматый манильский трос. Если не принять срочные меры, судно обречено. Как айсберг, подтаявший снизу, оно теряет остойчивость, – следует "оверкиль", и общая смерть в ледяной воде. Вот почему, – день ли, ночь на дворе, – капитан объявляет аврал. И все, кто способен "держать оружие", машут кайлом, как стахановцы. Устал – не устал – вперед!!!

Вернешься в каюту после околки, – мокрый, продрогший, убитый. "Сейчас бы сто грамм!" – думаешь. А сто грамм-то и нет! Вздохнешь, отогреешься чаем. Только что-то в голове все равно отложилось! И таких вот, "сейчас бы сто грамм", – несколько раз за рейс.

Когда возвращаешься в порт, – в голове благие надежды. Ну, что моряку нужно для полного счастья? – Купить на базаре стакан семечек, выпить бутылочку пива, да покушать пельменей. Ан нет! У меня, например, никогда "срасталось". Чаще бывало так: "пивка для рывка, водочки для заводочки" – и понеслась!!! Поперло из подсознания то самое "сейчас бы сто грамм". Полгода не пил человек, много ли ему надо на грешную душу?! Глядишь, и "поплыл"! А таксисты, официанты, лихие бабенки, ушлые люди со стороны… – Все берут под опеку, все хотят напоить, опоить… Все знают, как лучше твоими деньгами распорядиться! Налетают, как чайки на рыбный мешок. "Штука" в кармане, две, – растащат, ничего не останется! Очнешься в каком-нибудь кабаке, в незнакомой компании, выйдешь на шумный балкон, вытащишь из кармана пучок "трояков", – и швыряешь их вниз, как листовки:

– Здравствуйте добрые люди! Порадуйтесь за меня: я живым из рейса вернулся!

Не зря говорят: "В чем отличие моряка от ребенка? – Хрен побольше, да умишка поменьше!"

В общем, пьяный в дымину, я вернулся на свой пароход: собирать вещи. "Инта" стояла у плавмастерской "Двина", вторым корпусом к какому-то "рыбачку". Прикатил я туда на такси, в полной уверенности, что сейчас глубокая ночь. (Поди разберись, если солнце за горизонт не заходит?) Даже расплатился с таксистом по двойному, ночному тарифу. А раз такая оказия – с собой прихватил ящик пива и шесть "пузырей" водки.

Водку я рассовал по карманам, а пиво понес впереди себя. Но только ступив на трап, с тоской обнаружил, что совсем ничего под ногами не вижу. – Мешает ящик!

Сейчас грохнусь! – мелькнула мыслишка. Пока я ее думал, – и точно грохнулся! Ящик рассыпался, зазвенел. По железной палубе "рыбачка" потекло, запенилось пиво.