Энн Маккэфри, создающей яркие грезы и изменяющей судьбы.
Нулапейрон, 3404 год н. э.
Триконки в темноте туннеля походили на янтарных светлячков. Они складывались в слова, а те — в четверостишие:
Золотая грива
В полумраке сна.
Под копыта катит
Желтая луна.
Тому было зябко.
Скопления флюоресцирующих грибов, покрывающие своды туннеля, рождали тусклое сияние, и в их свете все казалось мертвым.
А потом откуда-то донесся шорох, и сердце Тома, прятавшегося в каменной нише, заколотилось — он не хотел, чтобы парни с рынка поймали его за сочинением стихов. С полминуты он даже не дышал, пока не убедился: показалось. Синий инфор, лежащий на коленях, был старше Тома, и мальчик любовно коснулся его пальцами. А когда поднял глаза к висящему в воздухе дисплею, рождающему голограммы, вновь замер.
И вновь облегченно вздохнул: почудилось.
Том покачал головой, развернул ярко-оранжевую полоску джантрасты и откусил кусочек. Пожевал, размышляя, затем щелкнул пальцами, переключив дисплей в режим диктовки.
Брызги — словно слезы,
Сердце — словно плач,
Чувства — будто грезы…
Нет, не так… Проклятие!
Том скрестил перед экраном указательные пальцы, что означало прекращение режима диктовки, и стер последнюю строфу. Затем выпрямился, сунул руку под рубашку из грубой ткани и вытащил талисман.
Это был серебряный жеребенок: со спутанной гривой, вставший на дыбы и замерший в этой позе навсегда. Обычно он висел у Тома на шее, на черном шнуре. Обычно, но не сейчас…
Мальчик помнил день, когда родился этот талисман. Отец, истекая потом, склонился над белым лучом гамма-лазера; болванка зашипела, поверхность металла запузырилась; воздух наполнился густым тяжелым ароматом масла и плавящегося серебра. Том помнил и ту радость, которая его охватила, когда отец вместо того, чтобы продать, отдал жеребенка сыну.
Талисман выручал Тома, дарил ему вдохновение в те минуты, когда трудно было подобрать слова.
Поглаживая металлическую гриву, мальчик закрыл глаза. Жеребенок выручит и сейчас…
— Не вставай!
Перепуганный Том и не смог бы подняться.
Женщина, неожиданно возникшая перед ним, была закутана в темно-красный плащ. Ее голову скрывал капюшон, был виден только изящный заостренный подбородок, нежного оливкового цвета. А серебряный голос походил на звуки флейты.
— Можно взглянуть? — Она потянула за шнурок, и маленький жеребенок оказался в ее тонкой руке.
У Тома сдавило горло. Он смог только кивнуть.
— Очень красивый.
— Это… — Том сглотнул. — Это — жеребенок. Мифическое существо.
— Да?..
— Это мой отец сделал. — Том хотел было махнуть рукой в сторону рынка, но в последний момент передумал.
Женщина подняла голову, рассматривая висящие в воздухе триконки.
— А чьи эти стихи?
— Мои. — В животе Тома образовалась странная пустота. — Я пишу…
— И неплохо. — Незнакомка взмахнула рукой, поворачивая дисплей. — Хорошее чувство пространства для того, кто никогда не видел неба.
Как она это сделала?..
В программе инфора было записано, что дисплей должен реагировать только на жесты Тома.
— Хорошие гармоники. — Увеличив триконки, она указала на едва различимую игру цвета: от серого к серебристому, — передающую ледяной холод и дрожь от страха перед толпой. — Ты знаком с математикой?
Том молча выделил трехмерную решетку стихотворения «Мой рынок»: поток толпы с точки зрения гидродинамики. Синтез поэзии и математики.
— Ого! — выдохнула незнакомка. — Мило. Впрочем, — она указала на матрицу Гамильтона, — с третьим дифференциалом ты бы мог быть и построже. — И тут же мотнула головой. — Нет, и так хорошо. Том потупил глаза.
— Как тебя зовут, юное дарование?
— Том Коркориган, м’дам.
— А меня… — Она застыла, прислушиваясь. — Пожалуй, мне пора. — Немного поколебавшись, она наконец приняла решение. По-прежнему держа в правой руке талисман, она протянула Тому левую. — Возьми.
Это была маленькая черная яйцевидная капсула.
«Странно, — подумал Том, сжимая капсулу пальцами. — Как будто скользкая… Нет, не скользкая, а как будто ее и нет вовсе».
Снаружи к стенке капсулы была прикреплена маленькая игла.
— Теперь доверься мне, хотя бы на время. Я не испорчу творение твоего отца.
На мгновение темное медное кольцо, которое незнакомка носила на большом пальце, вспыхнуло рубиновым светом. Внезапно талисман на ладони незнакомки распался на две серебряные половины, а внутри его оказалась полость.
Том онемел.
— Держи жеребенка и отдай мне нуль-гелевую капсулу.
Взяв черное яйцо, женщина вернула Тому разделенный на две половинки талисман. Мальчик автоматически взял его в руки, но, прикоснувшись к металлу, вздрогнул как от ожога, хотя жеребенок был холодным.
— Смотри на меня, внимательно смотри. — Незнакомка отсоединила иглу и вонзила ее в капсулу. — Воткнув иглу, подключишься к процессору. — Стремительно вынув иглу, она снова прилепила ее к капсуле, на прежнее место. — Загружай за раз только один модуль, затем разрывай контакт, иначе они обнаружат эмиссию.
Ловким движением тонких пальцев она поместила капсулу внутри одной половины жеребенка, прикрыла другой и сделала быстрый жест рукой. Талисман опять был цел и невредим.
— Ты запомнил управляющий жест?
— Да, — сказал Том. — Похоже на…
— Нет, не показывай. Левая рука открывает, правая закрывает.
Том кивнул в знак того, что все понял: первый управляющий жест разделяет талисман на две половины, зеркальное отображение снова соединяет их.
— Проклятие! — Прекрасный рот незнакомки исказила гримаса. — Если бы у меня было больше… Хотя не стоит об этом. — Она бросила еще один взгляд в глубь коридора. — Жизнь — бесконечное странствие, мой друг.
Незнакомка стиснула кулак Тома с зажатым в нем талисманом. Ее кожа оказалась гладкой и нежной.
— Когда землю охватит темный огонь, ищи спасение там, где ты… — Не договорив, она резко повернула голову в сторону.
И застыла.
— Я никому ничего скажу. — Том сам удивился, услышав собственные слова.
Кончиками пальцев незнакомка нежно погладила его по щеке. Тома словно электричеством шибануло.
— Удачи тебе, парень!
Прощальные слова, казалось, повисли в воздухе, незнакомка скользнула в тень, а потом бесшумно побежала вдоль стены туннеля. Вскоре она исчезла за поворотом.
