Майкл Муркок
Расточение страсти
Осторожно шагаю я по мягкой сухой стружке. Повсюду вокруг меня накрытые брезентом штабеля досок. Я люблю работать ночами, особенно такими мглистыми, как эта. Во тьме плоды моих трудов выглядят гораздо красивее, чем при свете дня.
Я достаю блестящую бензиновую зажигалку. Нажимаю на рычажок. Как ты прекрасен, маленький острый дрожащий огонек!
Жадные оранжевые языки лижут дерево, осторожно поднимаются по брезенту, и вот уже пламя мечется над штабелем. Мои легкие наполняются восхитительным дымом. Я пячусь, мне хочется смеяться при виде созданного мною великолепия.
Я растворяюсь во мраке. Ночной воздух приятно холодит кожу, разогретую дыханием костра.
Очередной грандиозный пожар.
Полиция подозревает умышленный поджог.
Маньяк на свободе!
Итак, их уже десять. Десять побед. Десять Свершений. Десять блокнотов с аккуратно наклеенными на страницы газетными вырезками. И у него теперь есть прозвище — Джек-Поджигатель. Его творческий псевдоним.
Хватит заниматься пустяками — поджигать афишные тумбы и ронять в урны горящие спички. Огромные склады лесопиломатериалов и автопокрышек, бензоколонки. Как всемогущий Господь, созидаю я пламя, приносящее гибель. В моих руках — власть над миром. Завтра будет одиннадцатое, величайшее из моих Свершений. Завтра — мебельный склад Деннисена.
Я в темном помещении, наполненном запахами дерева, ткани и кожи. Бреду по проходу и нахожу лестницу, ведущую в подвал. Я уже спускался туда, когда покупал кресло, и теперь твердо знаю, что делать. Сначала подожгу мебель в подвале, затем быстро поднимусь на восьмой этаж и воспламеню хранящийся там запас обивки. Потом распахну на лестнице несколько окон, чтобы сквозняк раздул пламя.
Я достаю из кармана фонарик, включаю его и иду по подвалу. Ковер на полу, вешалки, книжные полки — вполне сносное горючее. А вот легкий буфет, покрашенный в бледно-кремовый цвет, как раз то, что мне нужно.
Я бросаю на дно буфета принесенный с собой комок бумаги, подхожу к стене, занавешенной гардинами, и срываю их. Они отзываются жалобным звоном колец. Затолкав гардины в ящики буфета, я вынимаю зажигалку.
Я жму на рычажок зажигалки, и… ничего! Крошечная вспышка, и только. Я вновь давлю на рычажок и слышу тихий щелчок. Так и есть: стерся кремень. Я вою от злобы и отчаяния, рву на себе волосы. Меня охватывает неописуемая ненависть к этому проклятому буфету, и внезапно он… загорается!
Нет, это не жалкий язычок пламени, робко лижущий уголок буфета. Это ревущее алое чудище, заглотившее его целиком.
Я поворачиваюсь к массивному бюро и приказываю ему загореться. Увы, ничего не происходит. Внезапно я замечаю, что пламя подбирается ко мне. Я бегу прочь из подвала, несусь по лестнице, разом перепрыгивая через три ступеньки и распахивая окна на каждой площадке. Еще один пролет, еще и еще…
Здесь я вспоминаю, что спичек у меня нет, а зажигалка не действует. Я злюсь. Глядя на штуки хлопчатобумажной и нейлоновой ткани, способные так прекрасно гореть, я кажусь себе писателем без пера, художником без кисти. У меня есть чистый холст, но нет красок, чтобы расписать его, создав шедевр.
Господи, неужели ты не испытывал этого чувства, когда тебе не удавалось сотворить чудо? Боже, молю, сделай так, чтобы хлопок и нейлон вспыхнули!
И они вспыхивают! Меня мгновенно окружает пламя. Я не спешу уходить, наслаждаясь безумным танцем огня, вдыхая запах горящей ткани.
Я бросаюсь вниз по ступенькам. Минуя последний пролет, краем глаза замечаю восхитительное сияние в подвале. Я распахиваю дверь, через которую проник на склад, и выбегаю во двор. Там мне преграждает путь чугунная решетка.
Как же я раньше о ней не подумал? Ах ты гадина! Мерзавка! Мои губы кривятся, зубы скрежещут. Я вне себя от гнева. Наконец чугунные прутья начинают плавиться. В ограде возникает дыра, наземь капает сияющий белый металл. Я пролезаю через отверстие. На плечо падает капля, и я кричу. Стремительно несясь по переулку, я срываю и отшвыриваю куртку.
На Хай-стрит ни души. Я перебегаю улицу и прячусь за домами. Боль в плече все острей, и я тихонько постанываю.
Грандиозный пожар в южном Лондоне.
Катастрофический ущерб. Кто такой Джек-Поджигатель?
Вот это награда! В статье говорится, что полиция опять подозревает поджог. Вина возлагается на пресловутого Джека-Поджигателя. Это самый значительный из одиннадцати пожаров, происшедших в графстве за последние две недели.
Собираясь на работу, я слышу громкий стук в дверь. Я удивлен, однако продолжаю торопливо одеваться. Наконец я спускаюсь по скрипучим ступенькам и берусь за дверную ручку. Медленно приотворяю дверь и вижу две ноги в черных ботинках: правая — на растрескавшемся бетоне дорожки, левая — на ступеньке возле бутылки молока и коробки яиц.
Мой взгляд поднимается. На госте черные брюки, поношенный плащ цвета хаки, темный пиджак, рубашка в полоску, синий галстук и коричневая фетровая шляпа. У него двойной подбородок, усики, глубоко посаженные глаза, кустистые брови. Никаких сомнений — передо мной полицейский в штатском.
— Мистер Джордан Меннел?
Это больше похоже на утверждение, чем на вопрос, но я все же отвечаю.
Я уже догадываюсь, что он сейчас скажет.
— Я из полиции. Не могли бы вы впустить меня и ответить на несколько вопросов?
У офицера хриплый голос. Вежливость не в его натуре, слишком уж он толстокож.
— Почему бы и нет? — а что еще я могу сказать? Чем могу помочь, офицер? Ищете воров?
— Нет, сэр, — отвечает он, выдержав паузу. — Я по поводу пожара на складе Деннисена.
Знаю, читал в утренней газете.
— Вы правы. Но неподалеку от пожарища найдена ваша куртка.
Это попытка взять меня на испуг.
— Да что вы? — На моем лице искреннее изумление. — Не может быть!
— К подкладке куртки пришит ярлычок с вашим именем. Правая сторона куртки сгорела, но левая — у нас. Я бы хотел, сэр, чтобы вы явились в участок на опознание.
Во мне поднимается злость, но я сдерживаюсь и иду с ним.
Что они мне сделают? Я недосягаем. Мы входим в красное кирпичное здание полицейского участка, идем по холодному вестибюлю со стенами, отделанными мрамором, поднимаемся по короткой лестнице и завершаем свой путь в натопленном кабинете.
Затворив дверь, полицейский подходит к столу и разворачивает коричневую бумагу.
Глядя на останки куртки, брошенной мною возле склада, я корю себя за неосторожность. Почему-то я был уверен, что она сгорит без остатка.
