Ирина Игоревна Ильина
Активная иммунизация
Вадим медленно ехал по улицам родного города. Ныло за грудиной, боль отдавала в ключицу. Это его даже радовало: при вскрытиях патологии не находили. И ему уже сорок, теперь вероятность умереть в следующие пятьдесят лет приближалась к нулю. Вадим внимательно всматривался в провалы подворотен, открытые двери подъездов, притормаживал около скверов и аллей. Никого. Изредка видел одиноких мужчин в ярких жилетах — обходчики. Они заглядывали под лавочки, кусты, шли едва заметными тропинками, осматривали дом за домом от подвалов до чердаков. Везде было очень тихо, неуютно и грязно. Любимый город стал серым и враждебным.
Вадим вспоминал совсем недавнее прошлое, когда веселые и жизнерадостные горожане семьями заполняли беговые дорожки по утрам, а вечерами прохаживались по этим улицам. Тогда яркие витрины магазинов, цветные столики ресторанов, веселая музыка — все поднимало настроение. Гуляли долго, за полночь, ходили в парк на аттракционы, на ипподром, где сами же и участвовали в заездах, совершали морские прогулки на парусниках, плескались в теплом заливе, любили потанцевать и попеть.
И вдруг! Радость и веселье сменили скорбь и похороны. Друзья уходили один за другим, неожиданно, здоровые, красивые. Первые два месяца этих странных смертей было до пяти в сутки. Затем количество неуклонно увеличивалось. Не успевали хоронить. Пришлось запустить давно забытый крематорий. Патологоанатомы разводили руками. Причину смерти определить не удавалось, и тогда вспомнили о синдроме внезапной смерти. Вадим опять вздрогнул: "Почему? Этот диагноз обычно такая редкость, а у нас за шесть месяцев выкошено им две трети населения — критическая цифра!" Умирали лучшие, в самом деятельном возрасте: от двадцати пяти до сорока. Сначала это казалось наваждением. Еще немного — и все пройдет, все закончится, но смерть набирала обороты. Город парализовало. Пришлось вызывать пенсионеров, отрывать от учебы студентов. Людей в возрасте от двадцати пяти до сорока становилось все меньше и меньше.
Город вымирал. Вымирал мир. Эта же проблема и в других странах. С той разницей, что там, где живут похуже, и смертей поменьше. Вадим притормозил: "Уровень жизни — это важно! К эпидемии смертей привело что-то, что стоит немалые деньги!" — подумал он и продолжил объезд своей части города.
"Внимание! Внимание! — раздалось из динамика. — Жители города, если у вашего ребенка, кроме вас, никого нет, сообщите свой адрес, приготовьте детские вещи, документы, объясните ребенку, что делать в случае вашей гибели, помните: никто не застрахован! Позаботьтесь о своих детях!" При первых же словах у Вадима опять закололо за грудиной. Обращение транслировалось пять раз в день последние четыре месяца. Тогда оставшиеся без родственников беспризорники заполонили ночные улицы. Они громили магазины, угоняли машины, многие разбивались в них. Из небытия возникли кражи, насилие, убийства. Все это было давно забыто, и вот — слегка покачнулся мир и тут же полетел в пропасть. Совсем маленькие дети, лишившись родителей, прятались по подвалам и подворотням и погибали. Их надо было защитить. Это они — нынешние малыши и подростки, в будущем все исправят. Почему именно исправят, Вадим не знал, но был уверен в допущенной кем-то и где-то ошибке. Надо только найти ее.
Вспомнили о детских домах и восстановили их. Беспризорников отыскивали, устраивали настоящие облавы. С началом трансляций ситуация несколько изменилась: дети меньше сбегали на улицу, сообщали о новых смертях. В их глазах погас недобрый огонек отчужденности и пустоты. Вадим часто заглядывал в приюты. Вчерашние школьники взяли на себя огромную заботу о младших, и это дало результат.
Закончив объезд унылого и пустого города, приехал в больницу. Недавно здесь царила суета. Сновали сестры, санитарки, пациенты, подъезжали "Скорые". Сейчас — звенящая тишина. Неотложку вызывали в крайних случаях. И чаще требовалась "труповозка". Медперсонала тоже осталось мало. Треть погибла. Сам он, оперирующий хирург, был вынужден занять сначала пост главного врача городской больницы, а потом и главы "Городского отдела по борьбе с чрезвычайной ситуацией". Больше некому. Вадим прошел пустыми гулкими коридорами в отдел статистики.
Здесь за компьютерами сидела разновозрастная публика: и подростки от пятнадцати, и зрелые люди после сорока. Медицинские статистики выполняли задание центра: изучали и анализировали истории болезней умерших. Должно же что-то объединить смерти? Но пока объединяющим было одно — полное здоровье умерших.
Прошел в свой кабинет, сел за стол. Через пятнадцать минут начнется селекторное совещание. "Можно еще успеть позвонить домой", — подумал. В дверь тихо постучали:
— Войдите!
Секретарь, Машенька, милая и умная девочка семнадцати лет, осторожно вошла с подносом в руках:
— Кофе, Вадим Сергеевич, и тосты.
— Спасибо, Маша, а что это ты плачешь? — спросил Вадим, заметив слезы.
— Соседка умерла этой ночью, детей я забрала к себе, с ними мой младший брат остался. Можно, я не буду отдавать их в детский дом?
— Можно, только предупреди команду, чтобы не забрали.
— Да, я уже.
Маша тихо выскользнула за дверь. "Бедная девочка, осталась одна с младшим братом. Ей бы в институт, учиться. А теперь и в ВУЗах полная неразбериха. Лучшие из лучших! Рухнуло все! Система трещит по швам. В правительстве, в юстиции, в медицине, везде, абсолютно везде появлялись бреши, которые не залатать! И что еще будет с детьми!" — у Вадима при мысли о детях на лбу выступил пот. До сих пор он переживал за жену: ей только тридцать пять. А когда дети переступят двадцатипятилетний рубеж, что станет с ними? Снова защемило сердце: "Стенокардия, что ли?" — подумал он и тут же переключился: " И команда, вот же работенка! Каждый день трупы, розыск и доставка детей в детдом. Свихнуться можно! Хотя, сейчас везде свихнуться можно". Вадим понял, что позвонить домой не успевает.
Совещание было коротким. Сводки о смертях по городам, на перевалочных космических базах, планетах-колониях. Умирали везде, и в том же возрасте. Информация по анализу историй болезней ничего нового не дала. "Топчемся на месте, не сдвинулись ни на йоту", — недовольно подумал Вадим.
Набрал номер домашнего телефона. Длинные гудки. Опять кольнуло сердце. "Кто-нибудь, — шептал Вадим, — возьмите трубку!" В квартире кроме жены дети, и звонил он домой несколько раз в день. Страх за Аллу не оставлял его ни днем ни ночью. А еще страшней — ощущение собственного бессилия! Снова вспомнил — ей тридцать пять. Боль за грудиной усилилась. В трубке прозвучал запыхавшийся Алкин голос: