Виктор Колюжняк - Сентименталь

Ознакомительная версия.

Как-то мне довелось услышать странную сентенцию: «Куда лучше попасть в услужение к негодяю, чем к благодетелю. Быть может, жизнь будет менее приятной, но более интересной». Признаюсь, слова эти показались мне откровенной глупостью.

Мой хозяин, которому судьбой было уготовано стать благодетелем для одних и негодяем для других, не считал себя ни тем, ни иным. Более всего господин был склонен именоваться философом и алхимиком. В обеих этих науках он добился высот, с которыми трудно сравняться кому-либо из живших ранее и, тем более, живущих теперь. Увы, алхимики разочаровались в собственной науке, не познав всех секретов, а философы продолжают терзать мир пустопорожними размышлениями и плодить сущности без меры.

Однако какое дело мне есть до невежд, которые не свершили и сотой доли того, что сделал Клаус фон Дирк, коему мне выпала честь служить. Эти необразованные дикари, невесть что мнившие о себе, не только не смогли повторить опыт моего хозяина, но и отрицали саму его возможность, хотя свидетелями тех деяний было множество уважаемых людей.

Рожденный в богатой на детей, но бедной на земли семье дворянина, Клаус фон Дирк до моей встречи с ним, перепробовал множество занятий. Какое-то время он был придворным чиновником, затем воевал на востоке, после, многому научившись у тамошних мастеров, вступил на путь алхимии, где снискал себе славу ученого.

Именно в тот момент мне было суждено встретиться с этим великим человеком.

Разумеется, я был всего лишь слугой, но доверенным и единственным. Наверняка нескромно будет упоминать собственные достоинства, поэтому я лишь вскользь замечу, что знал несколько языков, письмо и успел накопить весомый жизненный опыт.

Пожалуй, гордыня один из моих пороков, а потому следует покончить со мной и вернуться к разговору о моем хозяине.

Как я уже говорил, побывав на востоке, Клаус фон Дирк стал алхимиком. В лаборатории, которую господин обустроил на окраине Гамбурга вместо бывшей кузницы, в скором времени появились полки с заспиртованными в банках уродцами и иными диковинами. С потолка свисали травы; вдоль стен, в грубых шкафах, книги с рассыпающимися страницами, которые я переписывал наново, пока они не успели рассыпаться в прах; в ретортах и колбах на столе переливались жидкости, и шел густой и странный запах, от которого свербело в носу и щипало глаза.

Увидь кто-нибудь наше жилище — я говорю «наше», потому что волей хозяина проживал вместе с ним, — то решил бы, что здесь поселилась ведьма. Однако большей глупости сложно было придумать. В отличие от колдовства, алхимия не склонна к шарлатанству или обману. Это сложная наука, в которой математике и химии отводилось места куда больше, чем домыслам и фантазиям.

К своему стыду, по большей части я не понимал занятий хозяина. Порой он делился со мной размышлениями, но, разумеется, не для того, чтобы что-то узнать или спросить — вряд ли я мог быть помощником в этих вопросах — скорее, ему хотелось просто произнести вслух то, что волновало его душу. Как порой любой из нас беседует с бессловесной тварью вроде собаки или кошки, а может быть даже просто с кем-то выдуманным, так и Клаус фон Дирк разговаривал со мной.

Я, конечно же, не обижался. Пропасть, разделяющая нас не только по положению, но и по уму, была столь огромна, что не было никакой надежды когда-нибудь преодолеть ее. Как мне кажется, она лишь увеличивалась со временем.

Порой мне доводилось наблюдать, с каким упоением господин работает. «Должно быть, именно так господь Бог трудился при создании Земли», — посещали меня порой богохульные мысли. Клаус фон Дирк творил исступленно, будто у него из времени был только краткий миг настоящего и никакого другого более.

Из бесед с господином я знаю, что поначалу он, как и многие, занимался фундаментальными вопросами алхимии: получение философского камня и эликсира бессмертия; создание големов и гомункулов; исследование природы веществ. Однако ни на одной из этих дорог он не продвинулся дальше определенного этапа. Это был не полный провал, но, как я понял, дальнейший путь выглядел бы блужданием в темноте в поисках крохотной щелочки, из которой струится свет.

Клаус фон Дирк был весьма недоволен этими неудачами. Он потерял аппетит и тратил почти все свободное время на исследования и опыты. Не единожды я заставал его дремлющим в кресле со старинным фолиантом в руках. Сотни раз я упрашивал прерваться и поесть или поспать. Однако дух на тот момент, ни во что не ставил слабую плоть.

Но всему приходит конец. Как бы не был силен огонь внутри человека — без подпитки он затухает. В душе господина горел пожар, способный сжечь в одночасье весь Гамбург, однако и он не выдержал столь изнурительного труда.

Однажды я обнаружил Клауса фон Дирка лежащим без памяти возле стола, заваленного бумагами. В тревоге бросившись к нему, я вскоре облегченно вздохнул. Сердце алхимика билось, грудь философа вздымалась, мой господин был жив.

Перетащив его в спальню, я целую неделю практически неотлучно просидел подле. Господин был в беспамятстве. Порой фразы начинали исторгаться из него, подобно тому, как болезнь выходит из выздоравливающего тела. Я считал это хорошим знаком и вскоре убедился, что мои надежды не напрасны.

Как-то я задремал на стуле возле постели больного, а после, проснувшись, заметил, что он полусидит на кровати и смотрит в окно. В свете Луны глаза его казались невероятно таинственными.

— Спасибо тебе, Ганс, — сказал Клаус фон Дирк, заметив, что я пробудился.

Признаюсь, мне стало стыдно за этот сон, потому я начал путано извиняться. Но господин остановил меня взмахом руки и уверил, что с его стороны это было именно благодарностью.

— Все прошло, — добавил он. — Нам с тобой многое пришлось пережить, но теперь это позади. Алхимия — наука ищущих. И хотя я едва не потерял себя самого, но нашел то, что мне было необходимо. Теперь у меня есть цель, к которой достойно стремиться. Если покорить ее, то можно превзойти всех тех пустословов, что мнят себя познавшими тайны вселенной. Скоро все будет. Совсем скоро.

Сказав это, господин вновь погрузился в сон, но то был сон выздоравливающего: усталый и ровный. Обтирая Клауса фон Дирка мокрой тряпкой и меняя белье, я некоторое время размышлял над его словами. В жизни господина появилась цель и вскоре, окрепнув, он непременно возьмется за ее осуществление. Мне же, как верному слуге, оставалось быть рядом и заботиться о благополучии Клауса фон Дирка, как и раньше. «В сущности, в моей жизни ничего не меняется», — думал я в тот момент и ошибался.

Ознакомительная версия.