Софья Непейвода - Рассвет

Магические звуки леса. Шелест листвы напоминает шум морских волн или сильного ливня, мягко усыпляя, укачивая на своих волнах. Стрекот ночных насекомых то нарастает, то слегка стихает. Тихо скребутся полевки в остатках вчерашней трапезы. А вот шорох погромче: видимо, это крыса незваным гостем пробралась в лагерь. Громкий отчаянный писк, похожий на крик раненой птицы, и тишина. Прошла минута, и кузнечики снова начали сверчать, сначала неуверенно, но вскоре все громче и громче. Легкое чавканье возвестило, что крыса не удовлетворилась объедками, а славно поохотилась.

Я открыл глаза. Ночное небо, ясное, без единого облачка. Звезды кажутся огромными, такие бывают только вдалеке от города, на природе, когда ни единый лишний огонек не нарушает их мистический свет. Растущий месяц, ярко красный, словно спелая рябиновая ягода, медленно опускается за горизонт. А справа, чуть дальше, небо прорезают, как черные молнии, редкие темные сучья сухой липы, стоящей на опушке густого леса. Вчера она подарила нам хворост для костра, позволив не утруждать себя его поиском.

Осторожно повернувшись, я на четвереньках выполз из-под одеяла, чтобы не потревожить спящих рядом. Медленно поднялся, прислушиваясь к храпу соседей.

Некоторые тихие, но остальные… Одни сопят, другие слегка похрюкивают, а третьи чмокают во сне. Ни один из них не проснулся. Вот уже в течение нескольких месяцев я встаю в темноте, и, похоже, мне снова удастся уйти незамеченным. Тихо, на цыпочках, чтобы случайно никого не разбудить, я пошел к лесу, в сторону оврага, туда, где на дне его течет неглубокая заросшая речушка.

Лишившись теплого покрова, кожа мгновенно покрылась пупырышками от холодного ветра. Когда я скрылся от него в лесу, стало гораздо теплее, тем более что на склонах росла высокая, по плечи, крапива, которая, стоило мне приблизиться, принялась согревать меня своими обжигающими поцелуями. Шурша подсохшими прошлогодними листьями, я спугнул несколько мелких лягушек, поспешивших убраться с пути человека. Стоя на заросшей осокой кочке на краю водоема, снял сандалии, грязную одежду и с наслаждением вступил в воду.

Люблю купаться по ночам. Река всегда кажется теплее, чем днем, сразу омывая тело очищающими потоками ароматной воды. Она слегка пахнет тиной, травой и лесом. С наслаждением вдыхая ее свежий запах, я вернулся к берегу и, нарвав мягкой сочной травы, снова окунулся в теплую летнюю ванну. Вчера стояла невыносимая жара, едкий пот впитался в кожу, засыхая желтовато-бурыми от грязи, солоноватыми корками. Теперь они растворялись в проточной воде, доставляя мне невыразимое наслаждение от купания. Я стирал грязь пучком травы и, хотя она оставляла на теле зеленоватые полосы, наслаждался осознанием своей чистоты.

Меня потревожил шорох. Насторожившись, я выпустил самодельную мочалку и схватился за нож. Прибрежные заросли сныти и крапивы раздвинулись, и из них вышла девушка из моего племени. Она была некрасива, со своей тощей угловатой фигурой, короткими, неровно обрезанными, вечно спутанными грязно-рыжими волосами, лицом, изуродованным многочисленными ранками от укусов слепней. Но сейчас, ночью, в полумраке на берегу реки она на мгновение напомнила мне другую девушку.

Огненные кудри, как потоки лавы, стекали по ее телу. Загорелая, слегка шершавая от воздействия ветра и солнца кожа, беловатые линии и точки от недавних болячек создавали причудливый узор, притягивая и лаская взгляд. Глаза или светятся, как зеленые звезды в темную ночь, или напоминают темную летнюю зелень. Мягкое, теплое и ласковое тело… И характер, неисправимый оптимизм, уверенность, не покидавшая ее даже в их самые тяжелые дни. Низкий бархатистый голос, мелодичный, плавный…

– Я клянусь тебе, что всегда останусь верна тебе. И, если даже вдруг с тобой что-нибудь случится, у меня никогда не будет другого мужчины. Никогда.

– Нет, любимая, лучше обещай, если я погибну, найти себе другого. Я хочу, чтобы ты была счастлива, чтобы у тебя были дети, и чтобы ты научила их тому, что мы умеем, передала наши знания. Обещай.

– Только если ты мне тоже пообещаешь, если меня не станет, найти другую, – она обвила руками мою шею и требовательно заглянула в глаза.

– Но…

– Милый, ты должен будешь это сделать. Сам ведь понимаешь. Поклянись мне.

– Клянусь.

Она погибла прошлым летом, заразившись чем-то от укуса крысы. Прошел уже год, а я так пока и не выполнил обещания. Более того, мне даже смотреть не хочется на других женщин с тех пор, как она покинула меня. Единственная и неповторимая…

Я заставил себя отогнать горькие мысли. Каждая женщина неповторима, каждая – полна тайн и загадок. Вот и эта, выследила же она меня, в конце концов. Если мне удастся уговорить ее помыться, уверен, она станет гораздо симпатичнее.

– Тсс, – прошептал я, подзывая ее рукой. – Иди сюда.

– Что ты тут делаешь? Лягушек ловишь? – девушка осторожно зашла в воду.

За годы дикой жизни люди изменились. В движениях появилась необычная своеобразная грациозность, поступь стала гораздо тише, осторожнее. Это и не удивительно, ведь теперь человек не ощущает своей защищенности, окружающий мир представляет постоянную угрозу.

– Нет, не лягушек, – я сделал паузу, раздумывая, как помягче сообщить ей необычную новость. – Я ловлю здоровье.

– Как? – заинтересовалась она.

– Вот, посмотри. За день на нас накопилась много грязи, размножились микробы…

Я смываю лишнее, – увидев, как кривится ее лицо, я поспешил добавить. – Не все, только лишнее, верхний слой. Попробуй, тебе понравится… – но она прервала меня резко и грубо.

– Так вот чем ты тут занимаешься! Ты моешься! Хочешь сдохнуть, а заодно и всех нас прихватить?! Не получится! Ты и так отвратительно чистый! А еще и моешься! – голос ее все нарастал, перейдя в крик, она повернулась и заспешила к лагерю. – Папа, он моется!!! МОЕТСЯ!!!

И я бежал. Да, позорно бежал, испугавшись за свою жизнь, прихватив лишь одежду и нож, то, что оказалось рядом. Я бежал долго, наверное, больше часа, изредка останавливаясь и прислушиваясь, ожидая погони. Но они не стали преследовать меня, удовлетворившись просто моим уходом. Теперь мне нет пути назад, надо искать другое племя, других людей. Я перешел на шаг, а потом и вовсе лег на траву на холме, где не было практически ни одного кустарника, не то, что дерева. Если за мной все же гонятся, я легко замечу их с этого места.