Р. Лафферти - Шесть пальцев времени

Утро началось с порчи вещей. Он разбил бокал с водой, стоявший на ночном столике. Бокал врезался в противоположную стену комнаты и разбился вдребезги. Но разбивался он медленно. Это удивило бы его, если бы к этому моменту он как следует протер глаза, так как он потянулся за бокалом спросонья.

И разбудила его не привычная трель будильника, а странный негромкий низкочастотный рокот, хотя стрелки показывали ровно шесть утра — время для звонка. Когда низкочастотный рокот повторился, оказалось, что он исходит именно из часов.

Он протянул руку и мягко коснулся будильника, однако в ответ на прикосновение тот соскользнул со столика и неспешно запрыгал по полу, словно в замедленной съемке. А когда он поднял будильник, тот уже не тикал, и не заработал после того, как он потряс его.

Он проверил электрические часы на кухне. Они тоже показывали шесть часов, однако длинная стрелка не двигалась. Радио-часы в гостиной тоже показывали шесть, но секундная стрелка выглядела неподвижной.

— Свет горит в обеих комнатах, — пробормотал Винсент. — Почему оба механизма остановились? Или их розетки запитаны по отдельной цепи?

Он вернулся в спальню и достал наручные часы. Они тоже показывали ровно шесть, и длинная стрелка замерла в одном положении.

— Глупее не придумаешь. По какой причине остановились все часы: и механические, и электрические?

Он подошел к окну и выглянул наружу. Большие часы на здании «Взаимного страхования» показывали шесть, секундная стрелка не двигалась.

— Что ж, возможно, неразбериха не ограничилась одним только мной. Однажды мне довелось слышать странную теорию, будто бы холодный душ прочищает голову. Мне он не помог ни разу, но я попытаюсь еще раз. Всегда можно сослаться на чистоплотность в оправдание.

Душ не работал. Вернее, он работал: вода шла, но не как вода; как густой сироп, повисший в воздухе. Он протянул руку, чтобы потрогать ее, и вода разлетелась вдребезги, как стекло, и медленно поплыла по душевой причудливыми шариками. Все же она оставила на коже ощущение воды. Она была мокрая и приятно прохладная. За четверть минуты она покрыла ему плечи и спину, и он испытал прилив блаженства. Он подождал, пока она намочит голову, и мысли сразу же прояснились.

— Дело не во мне. Я в порядке и не виноват, что вода течет с утра еле-еле и вообще все вещи сошли с ума.

Он потянул за конец полотенца, и оно расползлось у него под рукой, словно мокрая туалетная бумага.

* * *

После этого он решил обращаться с вещами предельно осторожно. Он брал их медленно и нежно, чтобы избежать разрушения. Он побрился без происшествий, несмотря на медленную воду в раковине.

Потом он оделся с величайшей осторожностью и изобретательностью, ничего не испортив, за исключением шнурков, но они и так рвутся все время.

— Если дело не во мне, нужно посмотреть, не стряслось ли чего-нибудь серьезного с остальным миром. Когда я выглядывал в окно, уже светало. С того момента прошло около двадцати минут; следовательно, утро сейчас в разгаре; солнце уже осветило несколько верхних этажей здания «Взаимного страхования».

Но этого не произошло. Было очевидное утро, но светлее за последние 20 минут не стало. Большие часы по-прежнему показывали шесть, положение стрелок оставалось прежним.

Но что-то в них изменилось, подсказало ему внутреннее чувство. Он восстановил в памяти картину часов, как они выглядели некоторое время назад. Секундная стрелка изменила положение. Она прошла треть круга.

Тогда он придвинул кресло к окну и стал наблюдать за часами. Он обнаружил, что, хотя движения секундной стрелки не было заметно, она все же перемещалась. Он наблюдал за ней около пяти минут. За это время стрелка сдвинулась на пять секунд.

— Что ж, тогда это проблема не моя, а часовщика, земного ли, или небесного.

Он вышел из дома очень рано, толком не позавтракав. Откуда он знал, что было рано, если со временем творилось непонятно что? Ну, судя по положению солнца и показаниям часов, — хотя ни то, ни другое больше не внушало доверия.

Нормально позавтракать не получилось потому, что кофе не варился, а бекон не поджаривался. Фактически огонь не грел. Газовое пламя выросло из горелки, словно медленно раскрывающий лепестки цветок, и потом горело стабильно. Но сковорода на огне оставалась холодной, вода не нагревалась. Хотя прежде всего пришлось повозиться с водой из под крана, которая наполняла кофейник минут пять.

Он съел пару кусочков черствого хлеба с остатками вчерашнего мяса.

Улица поразила отсутствием привычного движения. Грузовик, поначалу показавшийся стоящим у тротуара, двигался, но очень медленно. Не существовало такой передачи, на которой можно было ехать с такой скоростью. Следом за грузовиком ползло такси, нужно было внимательно следить за ним некоторое время, чтобы понять, что оно перемещается. Затем Винсент испытал шок. В неверном утреннем свете он разглядел, что водитель такси мертв. Покойник с широко раскрытыми глазами!

Каким бы медленным не было движение такси и чем бы оно не приводилось в движение, его следовало остановить. Винсент шагнул к машине, открыл дверцу и натянул тормоз. Потом он заглянул в глаза мертвеца. Был ли водитель действительно мертв? Сложно сказать. Винсент чувствовал тепло его тела. Пока он смотрел на лицо человека, глаза покойника начали закрываться. В течение примерно двадцати секунд они закрылись и открылись снова.

* * *

Это была какая-то чертовщина. От вида медленно закрывающихся и открывающихся глаз Винсента пробрал озноб. Мертвец начал заваливаться вперед в своем кресле. Винсент схватил его рукой за плечо, но движение тела было насколько медленным, настолько же и неумолимым. Он не смог удержать тело мертвеца в вертикальном положении.

Тогда он позволил телу двигаться, наблюдая с любопытством со стороны; и через несколько секунд лицо водителя достигло руля. Но оно продолжало двигаться, как будто не собиралось останавливаться. Лицо вжалось в руль с неимоверной силой, вызывая многочисленные повреждения. Винсент снова схватил мертвеца и отчасти смягчил давление. Однако лицо было травмировано, и в обычной ситуации из ран хлынула бы кровь.

Впрочем, человек умер так давно, что, хотя и оставался теплым, его кровь, судя по всему, свернулась, потому что прошло целых две минуты, прежде чем она выступила из ран.

— Что бы я ни сделал, навредил я достаточно, — произнес Винсент. — И, в каком бы кошмаре я не очутился, дальнейшее вмешательство принесет еще больше вреда. Лучше оставить все как есть.