Адам Яромин
КАРЬЕРА ДЖЕКОБА ПИНБЭНКА
Девяностолетний Джекоб Пинбэнк лежал в изоляторе и громовым голосом, который был слышен на пятьдесят метров вокруг, убеждал каждого, кто заглядывал к нему, что его, Пинбэнка, пребывание здесь — дикое недоразумение. Еще бы! Чувствует он себя превосходно (дай бог доктору такого здоровья!), а ежели кто сомневается в силе его рук, то — хо-хо! милости просим! Колет в груди? Ерунда! Чушь собачья!
Однажды в изолятор проскользнул юноша в белом халате.
— Опять осмотр? — рявкнул Пинбэнк.
— Упаси боже, — поспешно ответил тот, пододвигая табурет к койке. — Я сказал, что довожусь вам внучатым племянником. — Он мило улыбнулся. — А вообще-то зовут меня Фред Фергюсон, но вы можете называть меня просто Фред…
— Что вам надо?
— Мне? А знаете, вы чудесно выглядите…
— Еще бы! Ха! Если б не внучка Мэри… Учтите, молодой человек, в груди у меня покалывает уже сорок лет. А мы и тогда частенько выбирались с Сэмом — дружком — на рыбалку. Июль, жарища такая, что дышать нечем. Постойте, в котором же это было году?
— Да, жарковато тогда, говорят, было, — сказал Фред, пытаясь попасть старику в тон.
— Не то что нынче! — воскликнул Пинбэнк. — Да и времена были другие…
— Вот именно! — подхватил Фред и незаметно оглянулся на дверь. — Мы тут болтаем, а ведь у меня к вам дело.
Пинбэнк подозрительно взглянул на него.
— Послушайте, вы не от внучки ли Дженни? Ничего не выйдет! Я завещание изменять не стану.
— Дженни? Нет. Другая внучка… Как, бишь, ее…
— Мэри? Милый ребенок.
— Вот, вот.
— Скверно, молодой человек. В ваши-то годы и такая никудышная память. У меня, например, память что надо! Сэм обычно говаривал: «Джек, ты мог бы стать президентом».
— Но вы еще не знаете, зачем я пришел. — Фред стал серьезным. Более того, почти торжественным. — Дело весьма деликатного свойства. И секретное.
— Секретное? На меня можете положиться. Бывало, Мэри или Дженни…
— Мистер Пинбэнк, — нетерпеливо прервал Фред, — у меня мало времени. Я вынужден быть кратким.
И, подчеркивая каждое слово движением руки, милой улыбкой, поддакивая, когда Пинбэнк вдруг прерывал его потоком воспоминаний, он изложил цель посещения.
Он был агентом небольшой фирмы, промышлявшей изготовлением и продажей близким стереоизображений усопших родственников. «Фантомов», как их обычно называли. За умеренную цену фирма заблаговременно фиксировала внешность, голос, даже характерные выражения оригинала, составляла программу для серийного домашнего видеомагнитофона, и дорогой усопший вновь оказывался пред очами безутешной родни. «Стоит только нажать кнопку! — воскликнул Фред. — С фантомом можно беседовать о политике, погоде, спорте, кухне, садоводстве и вообще практически обо всем на свете».
Казалось, сначала до Пинбэнка не доходил смысл Фредовых слов. Потом он взорвался:
— Что?! Хотите сделать из меня покойника? Вон отсюда! Вон! Я не собираюсь помирать! — Он тяжело дышал. — На кой черт мне фантом? — Он с редкостной для его возраста прытью соскочил с кровати.
Фред ловко уклонился от удара огромного кулака, виновато улыбнулся и выскочил за дверь. В коридоре он поправил растрепавшуюся шевелюру, вынул из галстука большую булавку с искусственным бриллиантом, положил в карман, что-то покрутил в ручных часах и исчез.
Спустя пятнадцать минут он входил в кабинет, где за большим письменным столом, уставившись в окно, восседал грузный человек.
— Ну и как? — без вступлений спросил толстяк.
Фред отрицательно покачал головой.
— Не соглашается. Чуть не избил.
— Профессиональный риск, — философски заметил толстяк. — Заявись ты с таким делом ко мне в больницу, я б тебя выкинул в окно.
Фред кисло улыбнулся.
— А найдется ли кому вас оплакивать, мистер Бюрсби?
Толстяк неожиданно рассмеялся:
— Прекрасно! Ты становишься наглецом. Только будь осторожен. Так далеко не уедешь. Записал хоть разговор-то?
Фред положил на стол булавку и часы.
— Изображение и голос. Думаю, получилось недурно. Любопытный, знаете ли, субъект. Такого я еще не встречал. Через несколько дней наведаюсь к нему. Старикан оттает и даст согласие.
— Нет у тебя подхода к людям. Возьми Фрэнка. Одевается словно пастор. Беседу начинает с того, что жизнь суть миг! А потом? Больной раскисает, принимается перечислять свои грехи, и тут Фрэнк вытаскивает на свет божий бланк. И бизнес в порядке, и оправдываться не надо за то, что мы нелегально собираем информацию. Ты когда-нибудь научишься работать? Ну иди. Да, Билла не встречал? Опять, паразит, прошляпил больного. Тот лежал в больнице целую неделю и умер прежде, чем мне успели об этом сообщить. Шестеро взрослых детей! Шесть фантомов!
Спустя несколько недель, когда Фред выкладывал на стол Бюрсби заколку и часы с новой дозой информации об очередном больном, дверь резко отворилась, и в комнату влетел… Джекоб Пинбэнк.
— А, висельники! Вот вы где! — заорал он.
Фред укрылся за креслом шефа и оттуда наблюдал за развитием событий. Бюрсби снял ноги со стола, придал лицу максимально благожелательное выражение и жестом пригласил гостя садиться. Но Пинбэнк и не подумал. Он стоял посередине комнаты и, потрясая тростью, грохотал:
— Видите! Жив я! Кто же дал вам право продавать фантом моей внучке Мэри, коль я жив-живехонек?!
— Не понимаю, в чем дело, — начал Бюрсби, избирая самую подходящую в такой ситуации тактику: оттянуть время, чтобы подумать.
— А я говорю, мне до могилы — как отсюда до полюса! — продолжал кричать Пинбэнк, и было видно, что объяснений он начнет требовать не раньше, чем как следует разрядится. — Возвращаюсь из больницы, а тут звонит Мэри: «Дедуся, не навестишь нас?» Ну, я поехал. Сижу себе в гостиной, Мэри хлопочет на кухне. Дай, думаю, включу видео. И что же? Я чуть не спятил. Нажимаю кнопку, глядь, а в углу комнаты сижу я сам! «Что за черт, — думаю, — без моего согласия?» Этот тип вытаращился на меня, я на него. Довольно глупо так вот сидеть самому против себя, ну я и говорю: «Отличная нынче погода». А он: «Раньше-то было потеплее. Да и времена были другие». Точно сказал, это уж верно. Спрашиваю: «Ну, что там у вас слышно?» А он: «Дескать, в груди немного покалывает, но это пустяки». «Э, — думаю, умом-то ты не вышел, повторяешь как попка все, что я в больнице говорил…» Я уже раньше допехал, что тогда, в больнице, этот ваш гусь лапчатый обвел меня… А ведь, казалось, такой приятный молодой человек… М-да, болтаем мы с этим типом словно ни в чем не бывало, наконец он ляпнул какую-то глупость, и я отчитал его за милую душу. И что, вы думаете, он ответил? Говорит: «Мой друг Сэм всегда утверждал, что с такой головой я мог бы стать президентом». Ну, это меня доконало. Я сказал себе, что должен разыскать мерзавцев, то бишь вас, и высказать им все, что о них думаю. А теперь я вас спрашиваю: кто разрешил вам продавать фантом? Я же жив! И по какому праву вы сделали фантом без моего согласия? А? По судам затаскаю! С сумой по миру пущу!
