Жюль Верн
Воздушная деревня
Глава I
ПОСЛЕ ДОЛГОГО ПЕРЕХОДА
— А будет ли когда-нибудь Американское Конго?.. — спросил Макс Губер.
— Да зачем же, мой дорогой Макс? — ответил Джон Корт. — Разве мало нам простора в Соединенных Штатах? Сколько новых и пустынных районов предстоит еще исследовать между Аляской и Техасом! Прежде чем заниматься внешней колонизацией, я думаю, лучше колонизировать страну изнутри.
— Ах, милый Джон, судя по всему, европейские нации закончат полным разделом Африки,[1] а это около трех миллиардов гектаров!.. И американцы уступят все англичанам, немцам, голландцам, португальцам, французам, итальянцам, испанцам, бельгийцам?..
— А ничего другого американцам не остается, точно так же, как и русским, — заметил Джон Корт, и по той же самой причине…
— Какой?..
— Незачем утомлять ноги, когда стоит лишь протянуть руку…
— Ну ладно, мой дорогой Джон, а если в один прекрасный день федеральное правительство объявит о своих претензиях на часть африканского пирога… Есть уже Французское Конго,[2] Бельгийское, Немецкое, не считая независимого Конго, которое только и ждет, кому бы вручить свою независимость! И вся эта страна, в которой мы находимся уже три месяца…
— В качестве путешественников, Макс, простых любознательных путешественников, а не завоевателей…
— Разница невелика, достойный гражданин Соединенных Штатов! — объявил Макс Губер. — Я убежден, что в этой части Африки ваша страна могла бы выкроить себе отличную колонию… Здесь такие плодородные земли, их надо только с умом использовать! А природа сама позаботилась о щедром орошении. Могучая водная система тут никогда не иссякает…
— Даже в такую дьявольскую жару, — заметил Джон Корт, вытирая капли пота со лба, дочерна загоревшего на тропическом солнце.
— А, наплевать! — браво откликнулся Макс Губер. Разве мы уже не привыкли к местному климату? Я бы даже сказал, что мы превратились в настоящих негров, если бы не боялся задеть самолюбие моего почтенного друга… А ведь на дворе еще только март! Можете вообразить, что здесь творится в июле и в августе, когда солнечные лучи буквально буравят кожу раскаленным железом!..
— Однако же, Макс, с нашей изнеженной французской и американской кожей тяжеловато нам будет сравниться с коренными жителями Габона и Занзибара! Полагаю, между прочим, что пора бы завершить прекрасный и увлекательный поход, которому так благоприятствовала судьба… Мне не терпится поскорее возвратиться в Либревиль,[3] обрести наконец в наших факториях покой и отдых, на которые мы вправе рассчитывать после трех месяцев подобного путешествия…
— Я согласен, дружище Джон, что эта рискованная экспедиция представляет некоторый интерес. Хотя, по правде говоря, она не вполне оправдала мои надежды…
— Ну, как же, Макс! Столько сотен миль[4] по незнакомой стране у нас за плечами… А сколько опасностей среди не очень-то гостеприимных племен, сколько стычек наших ружей с дротиками и стрелами, какая божественная охота на нумидийских львов и ливийских пантер… А слоновые бойни по велению нашего вождя Урдакса, эти груды первосортных бивней, из которых можно изготовить клавиши для роялей всего мира! И вы еще недовольны чем-то…
— И да, и нет, Джон… Все это входит в обычное «меню» исследователей Центральной Африки… Все это читатель находит в описаниях Барта, Спика, Гранта, Шайю, Бёртона, Ливингстона, Стенли, Серпа Пинту, Андерсона, Камерона, Бразза, Гальени, Дибовски, Лежака, Массари, Висмана, Буонфанти, Мэстра…[5]
В этот момент передок повозки наскочил на крупный камень, что прервало перечисление африканских завоевателей, делавшее честь эрудиции Макса Губера. Джон Корт воспользовался заминкой, чтобы вставить словечко:
— Так вы рассчитывали найти что-нибудь другое в ходе нашего путешествия?
— Да, мой дорогой Джон!
— Нечто неожиданное?
— Больше чем неожиданное… Как раз неожиданного было у нас в избытке…
— Тогда что-то необычайное?
— Попали в точку, мой друг! Ни разу, ни единого разочка не привелось мне огласить просторы старой Ливии[6] этим завораживающим словцом, которое так часто на устах у классических вралей античности, когда они пишут о загадочной Африке…
— Ну, Макс, я вижу, что французскую душу труднее удовлетворить…
— Чем американскую… Согласен, Джон, если вам достаточно тех воспоминаний о походе, что вы увозите с собой.
— Вполне, Макс!
— И если вы возвращаетесь довольным…
— Довольным… Особенно самим возвращением!
— И вы полагаете, что люди, прочитавшие рассказ об этом путешествии, воскликнут: "Черт подери, вот это действительно интересно!"
— Они были бы слишком привередливы, если бы так не воскликнули.
— А я думаю, что их не удовлетворит…
— Ну, разумеется, — парировал Джон Корт, — их бы вполне удовлетворило, если бы мы завершили свое путешествие в желудке льва или в чреве антропофага[7] из Убанги…[8]
— Нет, Джон, я не веду речь о подобных крайностях, хотя они и не лишены определенного интереса для читателей, особенно для читательниц, но, по чистой совести, положа руку на сердце, посмеете ли вы утверждать, что мы открыли и наблюдали нечто такое, чего до нас еще никто не видел и не встречал в Центральной Африке?..
— Действительно, Макс, я не стану этого утверждать…
— Ну так вот, а я рассчитывал на то, что нам с вами больше повезет!
— Ах, какой гурман, выставляющий добродетелью собственную склонность к чревоугодию! — съязвил Джон Корт. — Что касается меня, то заявляю во всеуслышание: я сыт нашей поездкой по горло! И я не ждал от нее больше того, что она дала нам!
— То есть ничего особенного, Джон…
— Но, Макс, путешествие еще не закончено, и за те пять-шесть недель, которые мы будем добираться до Либревиля…
— В унылой караванной тряске, нетерпеливо перебил Макс Губер, — в монотонном чередовании этапов… Прогулка в дилижансе, как в старые добрые времена…
— Кто его знает… — отозвался Джон Корт.
На сей раз повозка остановилась на ночлег у подножия небольшого холма, увенчанного живописными деревьями. Они одни возвышались среди широкой долины, озаренной лучами заходящего солнца.
