от одной бетонной глыбы к другой, ищет, за что можно схватиться, на что опереться.
– Просто позволь мне подняться, – просит Жиль. – Пожалуйста. Я почти дошёл.
Дом безмолвствует, лишь капает между этажами вода. Подросток осторожно подходит к завалу и ставит ногу на обломок стены. Замирает, проверяя надёжность опоры, осторожно переносит свой вес на одну ногу, высматривает, за что ухватиться, и почти ползком двигается дальше. Путь меньше десятка метров отнимает у него четверть часа. И когда Жиль окончательно останавливается и выпрямляется, он понимает, что стоит посреди кухни семьи Дарэ Ка.
Обугленные мёртвые стены. Выбитое окно. Остов опрокинутого стола, обгоревшие остатки кухонных полок. Хрустят под ногами осколки стекла. И – Жиль готов поклясться! – звякает в коридоре фарфоровый бубенчик.
– Конничива [1], Кей-тян, – шепчет Жиль Бойер и вежливо кланяется.
А когда поднимает голову, перед ним на грязном подоконнике стоит маленькая жёлтая чашка. Жиль тянется к ней ободранными в кровь пальцами, бережно берёт и прячет в ладонях. И краем глаза замечает движение в осколке стекла под ногами. Тень улыбки.
– Домо аригато [2]…
Бубенчик звенит этажом ниже. Жиль присаживается на подоконник, дышит теплом на чашку в ладонях. Закрывает глаза и пытается вспомнить эту маленькую кухню год назад. Низенький стол у стены, крытую посудную полку над жестяной раковиной, тумбу, в которой хранились нехитрые запасы продуктов. Горелый запах от стен мешает, возвращает в реальность. Он грустно качает головой, оглядывается по сторонам, ища взглядом тряпку или верёвку. Может, что-то сохранилось в спальне, но под ногами пол ходит ходуном, и передвигаться по квартире опасно. Жиль стаскивает свитер, отрывает широкую полосу ткани от рубашки, обвязывает чашку и крепит себе на спину, пропустив импровизированную перевязь через плечо.
– Кей-тян, ты меня не проводишь? – просит он. – Если честно, я ужасно боюсь спускаться.
Бубенец звякает за правым плечом. Жиль улыбается и приступает к долгому спуску вниз. На этот раз ему ни капли не страшно. Он точно знает, что доберётся до первого этажа в целости и сохранности. Потому что с ним Кейко Дарэ Ка и жёлтая чашка.
– Где ты был?
Ей очень хочется кричать. Хоть раз в жизни устроить настоящую истерику, но она держит себя в руках. Нельзя. Ксавье как-то сказал, что доверие подростка – стекло. Бьётся безвозвратно. Склеить можно, но трещины будут бросаться в глаза, исчезнет прозрачность.
– Жиль, пожалуйста…
– Я дома, ну чего ты?
И улыбается. Глаза довольные, в волосах цементная пыль, свитер безнадёжно испорчен, мешковатые штаны на коленях изорваны в клочья. В исцарапанных руках мальчишка бережно держит маленький свёрток.
– Тебя избили? – тихо спрашивает Вероника, присаживаясь в кресло.
– Не! Ты прости, что я задержался, Веро. Я сейчас вымоюсь и вернусь, хорошо?
Он бережно кладёт на стол маленький свёрток и убегает на второй этаж, оставляя на полу грязные следы. Вероника разворачивает тряпицу и с недоумением рассматривает жёлтую чайную чашку. Чашка не новая, пыльная, с сеткой трещин внутри и покрытым копотью боком.
«Что это? Зачем? Где его носило до позднего вечера? – с тоской глядя на чашку, думает Вероника. – Чем он живёт там, за порогом дома? Что с ним происходит? Мой самый родной человек страшно далеко от меня, даже когда я касаюсь его. Так быть не должно. Но как это изменить?»
Она проходит на кухню, щёлкает выключателем, ставит на электроплиту старенький чайник с эбонитовой ручкой. Достаёт из холодильника сыр, замороженные овощи, варёную курицу. Можно было бы разбудить Ганну и попросить приготовить Жилю ужин, но сейчас ей хочется это сделать самой. Мама Вероники никогда не готовила сама, всё доверяла слугам. Но юная мадам Каро, привязанная к няньке Ганне как к единственной в новой семье по-настоящему родной душе, привыкла много времени проводить на кухне. Так и переняла постепенно нянюшкины кулинарные хитрости.
Пять минут спустя в кухню заглядывает Жиль, привлечённый шкворчанием сковороды и запахом еды. Мокрые волосы встрёпаны полотенцем, одет парнишка в старые пижамные штаны.
– А что тут готовится? – любопытствует Жиль и косится в сторону электроплиты.
– Ужин для голодного братика, – весело откликается Вероника. – Скорее за стол!
Жиль послушно усаживается, ставит перед собой жёлтую чашку. Смотрит на неё как одурманенный, по лицу блуждает улыбка. Вероника перекладывает в тарелку курицу и жареные овощи с сырной корочкой, несёт еду на стол. Садится напротив, подпирает щёку ладонью:
– Что это за артефакт, расскажешь?
– Артефакт? – переспрашивает Жиль, быстро расправляясь с пищей.
– Ну… старая вещь, – поясняет Вероника.
Мальчишка бережно проводит по ободку чашки пальцами, задерживает руку над ней.
– Это очень дорогая вещь. Не такая уж она и старая, но очень ценная. Веро, если бы ты знала, куда я за ней лазил! Я расскажу, если ты обещаешь меня после этого не бить.
Его глаза сияют таким восторгом, что сестра торопливо кивает.
– В Третьем круге есть здание, которое пожрал лёд. Заброшенное, всех оттуда переселили. Веро, я залез на самый верх, туда, где всё разрушено! Прости за испорченные шмотки, но… я должен был однажды это сделать. Я несколько раз пытался, и сегодня получилось! – Он вглядывается в лицо Вероники, и его ликование сменяется растерянностью: – Что?
Вместо ответа она тянется через стол, берёт брата за руку, разглядывает покрывающие кожу ссадины. Встаёт, обходит вокруг, рассматривает его спину. Обнимает за плечи, целует над ухом.
– Жиль, ты весь ободранный. Даже поясница. Милый, мне так хотелось бы за тебя порадоваться, но я с трудом удерживаюсь от слёз. Мне страшно думать о том, чем это могло закончиться. Мой храбрый, ловкий, отважный… зачем ты так рисковал? Стоила бы эта чашка твоей жизни?
– Стоила, – отвечает он уверенно.
Вероника задумчиво перебирает мокрые пряди его волос. Что значит для него эта чашка? Он бы не полез ради трофея туда, где всё может рухнуть в любой момент. И на спор не стал бы. И если пытался не раз…
– Жиль. Чья это вещь?
Брат оборачивается, ловит её взгляд. И Вероника по выражению его лица уже знает, что сейчас услышит.
– Акеми. Она очень любит эту чашку. Веро, я точно знал, что найду её там. Она в огне уцелела и при обрушении крыши тоже…
Молодая женщина вздыхает и отходит к плите. Выключает конфорку под посвистывающим чайником, снимает его, перехватив ручку кухонным полотенцем. «Надо что-то сказать, обязательно надо. Слова, нужные слова, где же вы? – лихорадочно бьётся в голове. – Это мой родной человек, ему нужна поддержка, он ждёт от меня одобрения, но я не могу! Это сильнее меня, я
