После завтрака в зале, похожем на зал ожидания аэропорта, только без окон, Тоби в компании Эммонда, Персеи и обычной свиты домашних ботов миновал несколько коротких коридоров и вошел в стеклянный лифт. Спуск казался бесконечным. Обычное дело. Чем холоднее мир, тем глубже приходится зарываться.
– Никакой разницы, – обратился Тоби к спутникам. – Словно только вчера лег и проспал всего одну ночь. А раньше после гибернации я чувствовал себя так, будто переболел гриппом.
– А что такое «грипп»? – кивнув, спросила Персея. – Впрочем, неважно. У нас было достаточно времени, чтобы усовершенствовать технологию. Но… не знаю, говорить ли ему?
Здесь её голос звучал мягким сопрано. Эта перемена тоже с трудом укладывалась в голове.
Показался свет – наверное, место назначения.
– Рано или поздно он узнает, – пожал плечами Эммонд, рассеяно глядя вниз.
– Старая система гибернации принципиально изменилась, – вздохнув, начала Персея, – теперь она и снаружи, и внутри нас. Когда мы нашли тебя, выяснилось, что «телесной части» у тебя нет. Это… скажем так, шокирует любого в синхромирах. Так что перед тем, как тебя оживить, мы, хм, поставили систему.
– Что?!
Персея отвела глаза.
– Это нормально, – быстро заговорила она, явно смущаясь. – Абсолютно. Ты ведь ничего не почувствовал, правда? Это всего лишь набор искусственных органов и наносистем – мы зовём их «голубые кровяные тельца». Да и во всех твоих клетках теперь – искусственные штучки вроде митохондрий, которые выключают клеточные процессы и включают их по сигналу извне. Всё – совместимо с аппаратурой «скорлупы цикады» и делает гибернацию намного легче. Оттого ты и чувствуешь себя так бодро, хотя проспал тридцать лет.
– Ах, вот оно как …
«Скорлупа цикады», в которой Тоби прибыл на эту планету, была обычной кроватью с низким пластиковым навесом, не то что спроектированные родителями устройства, зловеще напоминавшие операционные столы, да еще и с крышкой.
И через окошко в этом навесе с ним кто-то пытался заговорить. О чём? Тоби так и не смог вспомнить.
Думая об имплантированных органах, он невольно ощупал грудь и бока. Куда же их засунули? Никаких шрамов…
– Да, но… – Тоби даже забыл, что хотел спросить. Каменные стены, обступавшие лифт, с бешеной скоростью уносились ввысь, превращаясь в потолочные своды. Персея наблюдала за парнем, еле заметно улыбаясь, а он смотрел вниз и не мог сдержать радости:
– Сработало! Эммонд, Персея, мы именно это хотели сделать на Седне!
Сквозь иллюминатор в космопорте Тоби разглядел поверхность Малого Возничего: – тёмно-ржавую равнину под звёздным небом. Точь-в-точь как на Седне.
Он еще тогда подумал, что наверняка сходство не ограничится только этим пейзажем. И оказался прав.
Колонисты Седны знали, что под замерзшей поверхностью планеты находится океан. И планировали, пробившись к нему, заняться терраформированием. На Малом Возничем этот план превратили в реальность.
Теперь лифт спускался из-под потолка навстречу темной воде, покрывающей все внизу. Тоби уже видел, что пространство под ногами больше походит не на одну пещеру, а скорее на какую-то беспокойную область, застывшую между льдом и водой, – колеблющееся царство воздушных карманов, вздымающихся над волнами и белесыми островками, бултыхающимися под ними. Все это напоминало замерзший лабиринт, где потолок иногда забирался на непостижимую высоту, а в другой момент буквально окунался в воду. В иссиня-зеленых стенах и покатых поверхностях, нависавших над волнами, сияли яркие лампы. А прямо внизу в их свете раскинулся город.
– Возничий – настоящий водный мир, – пояснила Персея. – Океан тут – не тонкая плёнка под ледяной оболочкой. Он уходит глубоко внутрь планеты.
– Хотя, конечно, там это уже не совсем вода, – добавил Эммонд со смехом. – В самом низу давление расплющит и алмаз. Так что лучше не падать за борт.
Затейливая игра стен и склонов, глубокие пещеры, зелёные гроты – Тоби даже представить себе не мог, что океан в недрах Седны выглядит вот так, и сейчас ему отчаянно захотелось поделиться увиденным с родителями, с Эвейн и Питером.
Он посмотрел на своих благодетелей. Те оживлённо о чем-то говорили, то и дело указывая в сторону приближающегося города. Да, эти двое – уж точно не простые люди, бери выше. Уверенные, быстрые в суждениях. Эммонд говорил, что владеет орбитальными буксирами и строительными ботами. К тому же они явно не были мужем и женой, по крайней мере никогда себя так не вели. Даже не касались друг друга.
Оба так добры к нему. Интересно, с какой стати? Тоби вспомнил, как они спорили, а потом внезапно решились на путешествие.
И еще эта странная просьба Персеи сегодня утром… Сперва Тоби даже не поверил своим ушам и рассмеялся, но потом понял, что она не шутит.
– То есть мне теперь представляться чужим именем?
– Да, при разговорах с незнакомцами. Запомни: ты – Гаррен Мортон. Позже объясню, в чём дело.
Она пыталась говорить спокойно – вот, мол, досадный пустяк, не более. Но Тоби видел: она нервничает.
– Это ненадолго. Согласен?
Надо держать ухо востро, здесь явно что-то неладно. А он-то, дурак, за столько времени не собрался сесть и обдумать все, что с ним случилось, понять, в каком положении он оказался.
– Вы оба что, женаты? – выпалил Тоби.
Они уставились на него удивлённо, а затем расхохотались.
– Мы – деловые партнёры, – сказала, наконец, Персея. – Разве мы не говорили тебе?
– Так что мы здесь делаем? Конечно, здесь чудесно, и все такое, но …
– Дела, – ответил Эммонд, вздохнув. – Может, мы обошлись бы перепиской, но ведь ты – хороший повод приехать. Мне всегда нравилась Аурига.
«Я – повод? Что за повод?» – Тоби прикусил губу, глядя на башни из стекла и стали.
Наверное, так ставить вопрос нельзя? А как можно? Надо во всем разобраться. И чем скорее, тем лучше.
Добравшись, наконец, до города, они поселились в фешенебельном отеле. Город оказался похожим на мегаполисы Марса или Земли: широкие, запруженные машинами улицы, толпы прохожих, яркий свет откуда-то сверху. Если присмотреться – правда, для этого приходилось щуриться – можно было разглядеть, что светит вовсе не Солнце, а множество мощных ламп. И за ними не небо, а лёд.
Подойдя к окну номера, Тоби покачал головой и спросил:
– А зачем такому богатому и благополучному миру, как этот, отключаться от жизни на тридцать лет через каждый месяц?
– Если этот мир станет бодрствовать всё время, – Эммонд уже успел переодеться в старомодный деловой костюм и теперь, стоя перед зеркалом, поправлял галстук, – остальные синхромиры перестанут… быть рядом, если можно так сказать. Вместо одной «ночи», путешествие до них займет десять, двадцать, тридцать лет. Как я выгляжу? – спросил он у Персеи.
