Он вскочил с кресла с легкостью, которой сам от себя не ожидал. Эта легкость сохраняла ему первые двести лет жизни. Хьюланн не стал обходить стол, а прыгнул прямо через него, сметая на своем пути аппаратуру, которая яростно замигала, словно сопротивляясь.
Баналог пытался закричать.
Но Хьюланн врезался в кресло, где сидел травматолог, и они оба повалились на пол. Хьюланн успел заткнуть врачу рот правой рукой с такой силой, что тот был лишен всякой возможности позвать на помощь. Баналог пытался отбиваться. И, несмотря на то, что он был старше лет на сто, ему почти удалось освободиться.
Тогда Хьюланн с размаху ударил его по голове. Врач рухнул на пол. Веки широко открытых зеленых глаз медленно сомкнулись.
Хьюланн ударил еще раз, для верности, но Баналог был уже без сознания. Какое-то время Хьюланн мог все обдумать и решить, что же ему делать дальше.
Делать дальше...
Он вдруг до конца осознал, в каком положении оказался. Горькая правда реальности ошеломила его. Хьюланн заметил, что слабеет от одной мысли о том, что сделал. Его прямо-таки выворачивало наизнанку. Наоли почувствовал, как второй, более восприимчивый желудок поднимается мощной волной, пытаясь попасть в полость первого. Но ему удалось справиться с этим. Подумать только, еще несколько мгновений назад он был кандидатом на стирание памяти и реструктурирование. Это было ужасно. Однако все происшедшее потом оказалось намного страшнее. Он стал предателем. Избил Баналога, чтобы избежать наказания и спасти человеческого детеныша. Ему этого не простят. Его уничтожат без суда и следствия.
Когда-то он думал: самое страшное, что с ним могут сделать, - это лишить прошлого. И такое наказание представлялось более страшным, чем .стать просто предателем. Сейчас он понял, что ошибался. В конце концов, он мог бы дать детям наследие своих будущих свершений. Но что ожидает детей перебежчика? Только безрадостное существование на протяжении нескольких столетий.
Что же можно сделать? Ничего. Ничто не поможет ему спасти имя своей семьи. Единственным утешением оставалось только то, что ему уже удалось воспитать нескольких детей. Хьюланн поднялся и начал обдумывать следующий шаг. Поначалу единственно достойным выходом казалось самоубийство. Но даже это не сможет вернуть ему доброе имя, и потому смерть не имела смысла. Теперь ему оставалась только собственная жизнь - и ее-то он и должен спасать.
И жизнь Лео. Тоже. Ведь, в сущности, именно из-за этого мальчика он разрушил всю свою жизнь. Позволить теперь, чтобы Лео убили, означало превратить все в фарс. Первое, что нужно было сделать, - это обезвредить Баналога, чтобы он не поднял тревогу до того, как Хьюланн и мальчик окажутся вне досягаемости Второй Дивизии.
Перенеся бессознательного травматолога под колпак, под которым еще недавно сидел он сам, Хьюланн поискал что-нибудь для того, чтобы связать его. Ничего подходящего не оказалось. В конце концов он содрал шторы с обеих сторон окна и разорвал их на полоски. Намочив эти полоски в туалетной комнате, примыкавшей к кабинету, Хьюланн привязал Баналога к стулу. Сначала он связал Баналогу ноги, потом руки, а затем обмотал его плечи, грудь и прочно прикрепил веревки за спинкой стула. Оставалось только привязать колени.
- Этого, пожалуй, будет достаточно, - сказал Баналог.
Хьюланн выпрямился и изумленно посмотрел на врача.
- Придется сильно попотеть, чтобы выбраться отсюда, - заметил Баналог.
Хьюланн хотел что-то сказать, но травматолог оборвал его:
- Не надо. Ты поступаешь так, как считаешь нужным. Ты болен, Хьюланн. Поэтому не знаешь, что для тебя лучше.
Хьюланн развернулся к двери.
- Погоди! Еще две вещи, о которых ты позабыл. Сделай мне инъекцию сладкого наркотика для ослабления связи с Фазисной системой. И кляп в рот.
Не произнося ни слова, Хьюланн подошел к столу травматолога, нашел наркотик в центральном ящике и наполнил иглу большой дозой сильнодействующего препарата, после чего осторожно ввел состав в вену на шее Баналога. Затем засунул ему в рот кляп. Хотя, по мнению Хьюланна, все, что он делал, было бессмысленно. Что заставило Баналога действовать с ним заодно? Хьюланн едва удержался от искушения выдернуть изо рта Баналога плотно смотанный кусок драпировки и спросить об этом. У него не было времени. Бежать! Бежать без промедления!
Глава 3
Улица, где велись раскопки, выглядела пустынной в тусклом свете опускавшихся на город сумерек. Самое тяжелое оборудование, которое убрать с объекта было нелегко, накрыли чехлами из надувного пластика, чтобы уберечь от ветра. Снежный покров толщиной дюйма в четыре несколько сгладил искромсанные очертания развалин. На земле царила могильная тишина, периодически прерываемая завыванием ветра да шелестом снежных хлопьев, которые падали друг на друга подобно частичкам мокрого песка.
Хьюланн шел по укутанной белым саваном улице, стараясь по мере возможности не привлекать к себе внимания, хотя его темное тело хорошо выделялось на фоне снега. Он нашел дом, в котором его поджидал Лео.
Мальчик спал. Лицо его почти полностью закрывала одежда, и Хьюланн мог видеть только глаза и брови ребенка.
- Лео, - тихо позвал он мальчика.
Тот даже не шелохнулся.
"У меня еще есть время уйти, пока я не разбудил его и не сказал, что мы бежим, - подумал Хьюланн. - Сейчас, пока еще не поздно".
Но было уже поздно. Он и сам это прекрасно понимал. С того самого момента, когда он напал на себе подобного, чтобы защитить человека, назад дороги просто не существовало. Он стал предателем.
И снова перед глазами возникли картины, уже не раз виденные им. Лео вытаскивают наружу. Лео испуган. Лео мертв. Кровь на снегу. И еще Хьюланн вспомнил разъяренную крысу, висящую над ним, готовую упасть и разорвать его шею своими страшными когтями и зубами. А потом крик человеческого мальчика.
Хьюланн подошел к Лео, встал на колени и бережно потянул его:
- Лео.
Мальчик пошевелился, затем внезапно вскочил, полностью проснувшись. Его глаза были широко открыты, а рука сжимала нож, который наоли до этого не видел. Лео направил лезвие прямо на Хьюланна, но тут же расслабился, бросил нож на пол и снова засунул окоченевшие пальцы под свое импровизированное одеяло.
- А-а, это ты, Хьюланн.
- Нам нужно уходить, - сказал наоли.
- Уходить?
- Да. Поднимайся.
- Ты сдашь меня?
- Нет, - прошипел Хьюланн. - Меня раскрыли. Они узнали, что я скрываю тебя. Нам нужно уходить.
- Прости меня, - потупился мальчик.
- Ничего. Пошли. Быстрее.
Лео встал, сбрасывая с себя слой за слоем пальто, брюки, шляпы, свитера, которые грудой лежали на нем. Хьюланн поднял несколько вещей, подходивших, на его взгляд, мальчику по размеру, и приказал надеть все это поверх одежды, объяснив, что, возможно, им долгое время придется провести вне убежища.
