— Ты что это?! — схватил Котя девушку за руку. — Хорошая же вещь!
— Так надо, дядя Костя, — ответила Ника, разравнивая ногой пепел. — Сами подумайте, что будет, если какой-нибудь археолог потом отроет эту клетку и выяснит, что она сделана в Китае в две тысячи девятом году, но на самом деле ей больше двух тысяч лет?
— Да ну… — отмахнулся Котя, хотя и понимал, что Ника права.
Подхватил ее рюкзачок.
— Ладно, пошли уже. Но учти, — Чижиков резко остановился, и Ника налетела на его спину. — Учти: я с тобой еще не закончил!
— Хорошо, дядя Костя. Как скажете…
И они, пригибаясь, рысцой устремились в сторону рощицы — подальше от озера, торопясь преодолеть полоску открытого пространства. Расстояние было плевое, Чижиков и Ника преодолели его за пару минут. Озабоченный таким внезапным отступлением, Шпунтик некоторое время смотрел им вслед, потом подошел к остаткам клетки, вдумчиво понюхал, мощно чихнул, потряс поочередно лапами и потрусил вслед хозяину.
Никто их не заметил.
В рощице оказалось недурно: не очень высокие деревца, между которыми оставалось полно места, чтобы компания из двух человек и кота могла беспрепятственно продвигаться вперед, полное отсутствие оврагов, ям, возвышенностей и прочей пересеченной местности — иди да радуйся!
Рощица вплотную примыкала к склону невысокого холма, первого в целой череде подобных. Шелестела листва, перекликались птицы, а воздух, свежий и чистый, просто сам рвался в легкие. У Коти даже голова слегка закружилась.
— Ну ладно, — начал Чижиков, когда они отошли достаточно далеко, чтобы их могли заметить приближающиеся солдаты, — теперь скажи, есть ли у нас план?
— Значит, вы согласны?
Ника встала как вкопанная.
— С чем это? — сделав на всякий случай шаг в сторону, спросил Котя.
— Согласны помочь?
— Ну, ты даешь, девочка из будущего! — воскликнул Чижиков. — Как будто ты оставила мне хоть слабое подобие выбора! Что будет, если я тебе отвечу: нет, дорогая моя, я решительно не согласен? Что тогда?
— Не знаю… — неуклюже наморщила лоб Ника. — Наверное, тогда я буду должна объяснить вам, как попасть обратно. Но ведь миссия — это самое важное, дядя Костя! — схватила она Чижикова за руку, тряхнула. — От нее зависит судьба Земли! Если провалить миссию, не будет ни вас, ни меня! Весь мир станет совсем другим!
— Иными словами, ты и твои приятели из будущего не видели возможности отказа, — кивнул Котя. — Чтобы я демонически расхохотался и сказал с адской улыбкой: плевал я на все! Наоборот, весь в соплях сочувствия я должен воскликнуть: ах, чем бы мне послужить будущему? Ешьте мою печень и клюйте мои глаза, если мать-Земля просит! С пониманием относимся…
Котя выдохнул от души и сказал решительно:
— А потому говори уже, какой у нас план. Если он есть, конечно.
— Хорошо, дядя Костя!
И Ника затараторила:
— Сначала мы идем к холмам и там прячемся. Потом я иду в селение неподалеку и достаю там нужную одежду. Мы не должны выделяться среди местных, должны быть как все, понимаете? Потом мы, уже как здешние жители…
— Тихо! — прервал ее Чижиков. — Не части. Помолчи немножко. Слышишь?
Ника встревоженно огляделась.
— Где? Что?
— Жужжит… — прошептал Котя, подыскивая на всякий случай подходящую палку или камень поувесистей.
И действительно: жужжало, и все более отчетливо! Звук нарастал и был удивительно, а главное неприятно знаком… Ну конечно: примерно так жужжало, когда они вывалились из белого кокона на берегу озера!
Чижиков уронил рюкзачок на землю, машинально заступил Нике путь, закрыв ее собою. Набежавший Шпунтик вырвался было вперед, но почти сразу же присел, прижав уши и зашипев. Хвост у кота сделался толстый как полено и начал ходить ходуном. Чижиков ничего не видел, он весь обратился в слух: жужжание нарастало прямо по курсу, аккурат посреди крохотной полянки, через которую они должны были пройти.
— Что еще за ерунда? — пробормотал Котя.
Ему никто не ответил.
Воздух на полянке загустел, налился белесым туманом, который вскоре заискрился, воссиял ослепительной белизной, и на глазах изумленного Чижикова из ниоткуда выплыло до боли знакомое облако-кокон — высотой метра в два и не меньше полутора метров в ширину. Казалось, оно непрерывно вращается — настолько быстро, что глаз не улавливает движения, и при этом жужжит. Громко, уверенно, басовито.
— Бежим? — спросил было Чижиков.
Внезапно жужжание стало затихать, а белое сияние — таять, рассеиваться. Несколько секунд, и воздух снова стал чист и прозрачен, зато прямо перед Котей, Никой и Шпунтиком на полянке, в самой идиотской позе, предстал Федор Сумкин. Он словно бы сидел на невидимом стуле: в правой руке — пластмассовая вилка с насаженным на нее куском курицы, в левой — такая же одноразовая тарелка. Федор таращил глаза, и в глубине его рта алел некрупный овощ, по виду напоминающий помидор.
Наконец прекратилось и жужжание. Сумкин со всего размаха грохнулся о землю. В небо взвилась упущенная вилка. На траву, блестя стеклами, пали очки.
— Федор Михайлович, — только и смог вымолвить потрясенный Чижиков.
— Здорово… коли не шутишь… — судорожно сглотнув помидор, проскрежетал ненатуральным голосом Сумкин и выронил тарелку.
Поднебесная, уезд Пэйсянь, III век до н. э.
Шпунтик не очень жаловал Сумкина. От того вечно несло табачищем, а еще Федор имел обыкновение то и дело брать Шпунтика на руки, наивно полагая, что коту нравится лежать у него на руке лапами вверх и в такой нелепой позе принимать почесывания брюха. В первый раз, когда его столь бесцеремонно схватили, Шпунтик решительно возмутился, что и довел до сведения умиляющегося Сумкина посредством недовольного превентивного гудения. Последний оказался совершенно глух к мягкому увещеванию словом, и кот был вынужден перейти к суровым действиям: хвостом он сбил с Федора очки, после чего удрал в коридор, а уж там фиг догонишь, и вообще сам виноват.
В тот день Шпунтик затаился в темном углу за шкафом, с недоумением слушая разглагольствования Сумкина на тему, как, де, низко пал уровень воспитания среди котов. В прежние-то времена коты подобных выкрутасов себе не позволяли, а напротив — как один были рады отработать щедрое питание, которым их незаслуженно потчевали домовладельцы.
Потом, когда Федор наконец ушел, а Шпунтик, наоборот, вышел, пришлось выслушать еще нотацию и от хозяина, резко осудившего дерзкое поведение Шпунтика, но одновременно отметившего известную беспардонность сумкинских манер. В этот миг Шпунтик окончательно уверился в том, что справедливость на свете существует, и потому в последующие визиты Федора относился к нему снисходительно, то есть изредка позволял себя хватать, но брюхо чесать не допускал по-прежнему. Сумкин с таким положением вещей быстро смирился, а Шпунтик в ответ смирился с Сумкиным. И хотя тот все так же едко пах табаком, кот стал это терпеть, поскольку видел, что хозяин Федора привечает. К тому же Сумкин оказался гораздо сообразительнее, чем девушка Тамара. И главное — он не собирался оставаться жить в квартире на Моховой.